С вокзального телеграфа эту резолюцию отправили Всероссийскому съезду Советов. А на следующий день представители 37 судовых комитетов вместе с членами Центробалта собрались на "Республике" для обсуждения вопроса о посылке в шхеры 2-й бригады крейсеров. По поручению Центробалта я рассказал собранию о наших переговорах с командующим, о тех объяснениях, которые дал нам Вердеревский. По его словам, цель похода сводилась к тому, чтобы командиры крейсеров поучились вождению кораблей в шхерах. Выступавшие товарищи высмеяли это объяснение Вердеревского, рассчитанное на простаков.

- Нужно ли для такой цели уводить крейсеры на все лето! - говорили они. - К тому же каждому матросу известно, какой сейчас на флоте недостаток топлива и продовольствия. Проводить учения в больших масштабах по меньшей мере смешно в такой обстановке. Учения - это, конечно, ширма. Дело все в политику упирается...

Собрание единогласно постановило - признать объяснения командующего неосновательными и выразить ему недоверие. Представители судовых комитетов требовали, чтобы быстрее был принят закон о выборном начале на флоте. Товарищам из 2-й бригады крейсеров предложили остаться на месте.

Узнав о таком решении, генеральный комиссар Временного правительства при командующем Балтийским флотом Ф. М. Онипко незамедлительно телеграфировал в морской генеральный штаб. Конфликт вышел за пределы нашей военно-морской базы.

Мы договорились держаться твердо и своих позиций ни под каким нажимом не сдавать. К сожалению, дело осложнили команды "Петропавловска" и "Славы". На линкоре "Петропавловск" участники митинга, поддавшись агитации группы анархистов, вынесли резолюцию с ультиматумом Временному правительству: в 24 часа убрать из его состава десять министров-капиталистов. В противном случае матросы грозили подойти к Петрограду и обстрелять столицу. Весь флот они призывали последовать их примеру. На "Славе" произошел инцидент другого рода. Команда отказалась вести корабль в Рижский залив, куда его направлял штаб.

Вердеревский пригласил на "Кречет" представителей ЦКБФ. Из большевиков среди них оказался только один Силин. Командующий нарисовал мрачную картину развала флота и предложил центробалтовцам повлиять на команду линкора "Петропавловск".

Но нам и без его просьбы было ясно, что петропавловцы наломали дров. Пришлось серьезно поговорить с ними, предупредить, чтобы впредь воздерживались от преждевременных ультиматумов. "Славе" Центробалт порекомендовал выполнить оперативный приказ штаба. Корабль последовал этому совету.

К концу июня 1917 года авторитет Центробалта вырос настолько, что мы уже без колебаний приостанавливали действие некоторых приказов по флоту, даже если под ними стояла подпись военно-морского министра. Так мы сорвали формирование морских ударных батальонов, предназначавшихся для отправки на сухопутный фронт. Правительство, разумеется, было в ярости, но поделать ничего не могло.

Вскоре мы начали готовиться к приему новых товарищей, избранных в Центробалт второго созыва. Состав его расширился, да и секции все больше обрастали активом. На маленькой "Виоле" становилось тесновато. Не помню, кому пришла в голову мысль использовать под помещение яхту "Полярная звезда". Изящное судно прежде было личной собственностью матери Николая II. О роскоши его внутренней отделки среди матросов ходили легенды.

Командование согласилось предоставить нам "Полярную звезду". Когда она прибыла в Гельсингфорс и швартовалась у стенки, на набережной собралась толпа любопытных. Трудно было не залюбоваться этим длинным, низко сидящим в воде, с откинутыми назад трубами красавцем кораблем.

Мы сразу же и перебрались на яхту. В бывшей царской каюте, стены которой были отделаны светлым шелком, поставили столы и стулья для канцелярии Центробалта. В огромном салоне оборудовали зал заседаний. Наиболее вместительные помещения отвели для работы секций ЦКБФ, а в остальных разместились члены Центробалта.

Сосед мне попался хороший. Иван Сапожников был избран в Центробалт от 1-го Отдельного батальона Приморского фронта. Это - стойкий, убежденный большевик, пользовавшийся у товарищей большим уважением. Его любили за принципиальность и скромность. Ему много пришлось пережить в жизни. В 1912 году вместе с группой подготовлявших восстание в Балтийском флоте Сапожников был схвачен охранкой, судим и приговорен к смертной казни. Приговор потом заменили каторжными работами. Отбывал он их на острове Нарген. В Центробалте Сапожников неуклонно проводил большевистскую линию.

Июльские дни

Удивительно теплые и безоблачные дни стояли в Гельсингфорсе в первых числах июля 1917 года. Нагретые солнцем серые громады кораблей словно дремали на безмятежной глади залива. В свободное от вахты время матросы купались, невзирая на то, что вода в гавани была кое-где покрыта пленкой нефти и вообще не отличалась чистотой. Увольнявшиеся на берег уходили подальше за город - в лес, на пляжи.

Жаркая погода разморила людей, даже митинги стали проводиться реже. Однако мир и покой были только кажущимися. Вскоре события завертелись с головокружительной быстротой, внеся сумятицу в умы гельсингфорсских матросов.

Как-то ранним утром мы с Сапожниковым вышли из каюты, поднялись на палубу подышать свежим воздухом. На рейде маленький буксир разворачивал серую громаду корабля. Иван, защитив ладонью глаза от солнца, несколько секунд вглядывался в его силуэт, стараясь прочитать название на борту.

- Какой-то крейсер к нам пожаловал, похоже, "Адмирал Макаров".

- Точно, - подтвердил я, - он самый.

- Значит, верноподданные к нам прибыли, лучшие друзья Временного...

Действительно, команда "Адмирала Макарова" в то время почти целиком состояла из соглашателей и была известна тем, что безоговорочно поддерживала правительство. В последних числах июня крейсер находился в районе Моонзундских островов, где поддерживал дозорные корабли.

Появление "Адмирала Макарова" в Гельсингфорсе никого особенно не удивило. Все знали, что командование по мере надобности проводит различные переброски судов. На другой день в гавань вошли три подводные лодки, прибывшие из района Ганге, и три эсминца из Лапвика. На всех этих кораблях команды были настроены соглашательски. Это уже показалось нам подозрительным.

После очередного заседания Центробалта, задержав нескольких членов президиума, Дыбенко высказал свои соображения:

- Не нравится мне эта передислокация. Пока, конечно, возражать против нее нет прямых оснований, но надо быть начеку...

В ночь на четвертое июля флотские радиостанции приняли экстренное сообщение из Петрограда. Бюро ВЦИК открытым текстом просило всех слушать только призывы Всероссийского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Приняла эту радиограмму и станция "Полярной звезды". Примерно в это же время в штаб командующего флотом по прямому проводу поступила юзограмма от помощника морского министра. Она сообщала, что солдаты пулеметного полка устроили на улицах столицы беспорядки, в городе слышна стрельба.

Так, в Гельсингфорсе впервые узнали о событиях в Петрограде. Утром из столицы не было никаких сведений, но после полудня в Центробалте стало известно, что штаб флота по аппаратам связи принял воззвание бюро ВЦИК к солдатам: не выходить на улицы с оружием в руках. Эта весть еще больше встревожила нас. Находясь в неведении об июльской демонстрации, мы чувствовали, что в столице происходит нечто серьезное.

В этот же день на "Полярную звезду" явились двое матросов, приехавших из Петрограда.

Они подтвердили, что там, где-то в центре, действительно раздавались винтовочные выстрелы.

На кораблях, стоявших в гавани, нарастало возбуждение. Поползли самые невероятные слухи о положении в Петрограде. Наиболее горячие головы уже с уверенностью утверждали, что началось вооруженное восстание. Моряки кучками собирались на палубах, в кубриках. Жадно слушали тех, кто хоть что-то знал.

Во второй половине дня в Центробалт явился взволнованный офицер из штаба командующего.