В эти дни в нашем комитете произошли некоторые изменения. Была избрана исполнительная комиссия, в которую вошли Владимир Залежский, Павел Дыбенко, Борис Жемчужин, Михаил Рошаль и другие. Возглавил комитет Владимир Александрович Антонов-Овсеенко, присланный к нам Центральным Комитетом партии.

С приездом Антонова-Овсеенко вся наша работа заметно оживилась. Он был прирожденным организатором, прошел большую и суровую школу революционной борьбы. Внешне он был неказист - среднего роста, чуть сутуловатый, ходил в стареньком и довольно потертом черном костюме. Но крахмальный воротничок его сорочки, всегда сверкал белизной. У Антонова-Овсеенко были длинные густые волосы с заметной проседью, спадавшие на лицо, когда он наклонял голову. Сквозь простенькие овальные очки внимательно глядели добрые близорукие глаза. Владимир Александрович походил скорее на бухгалтера или учителя, нежели революционера. Но очень скоро мы узнали, что человек этот редкой смелости, огромной выдержки и большой силы воли. Происходил он из военной семьи и сам стал офицером. В 1906 году, как один из организаторов военного восстания в Севастополе, был приговорен к смертной казни, замененной впоследствии двадцатью годами каторги. Из заключения бежал и снова занялся нелегальной работой.

Приехав в Гельсингфорс, Владимир Александрович быстро вник в обстановку и сразу же с головой окунулся в работу. Он оказался опытным организатором и великолепным оратором. После его выступлений на Сенатской площади эсеры приуныли: Антонов-Овсеенко легко разбивал их по всем линиям.

За длинные волосы и несколько певучую речь социал-революционеры прозвали Владимира Александровича "попом с "Республики" (он был очень дружен с командой нашего корабля и часто бывал на нем). Но Антонов-Овсеенко лишь посмеивался над этим прозвищем и продолжал громить эсеров на митингах.

В этот период от нас уехал Александр Федорович Ильин-Женевский, для работы в организованной в Петрограде большевистской газете "Солдатская правда". Его заменил Леонид Николаевич Старк - человек энергичный и способный. Наш комитет, располагавшийся сначала на Высокогорной улице, затем переехал на Мариинскую в одну из пустующих квартир. Там же помещалась и редакция "Волны". Матросы, солдаты и рабочие Гельсингфорса хорошо знали дорогу в этот дом. Они приходили сюда за советами, помощью, с жалобами, приносили письма и заметки. В помещении всегда было людно, стоял гул голосов, плавали кольца табачного дыма. Трудно было работать в такой обстановке, в особенности товарищам из редакции. Но они наверстывали упущенное ночами.

Комитетчикам активно помогали большевики с "Республики", особенно Марусев, Дмитриев и Лебедев. Я в эти дни заседал в различных комиссиях Совета. А вскоре вошел в состав нового выборного органа моряков Балтийского флота, сыгравшего впоследствии видную роль в подготовке Октябрьского вооруженного восстания.

Центробалт

В начале лета 1917 года на Балтике появился новый морской флаг - на красном фоне скрещенные якоря, а по углам четыре буквы - ЦКБФ. Они означали: Центральный комитет Балтийского флота. Новый флаг нигде не был зарегистрирован, его упорно не признавали ни морское ведомство, ни правительство. А он, невзирая на это, продолжал реять в серо-голубом небе, и под ним все теснее сплачивались революционные матросы...

Центральный комитет Балтийского флота был детищем большевиков. Идея создания выборного демократического органа, способного объединить моряков всей Балтики, возникла в Гельсингфорсском комитете РСДРП(б). Такой руководящий центр был очень нужен. Развитие революции на флоте происходило неравномерно. Быстрее всего она развивалась в Кронштадте, где уже с мая фактически перестали признавать власть Временного правительства. Медленнее - в Гельсингфорсе, где давало себя знать сильное влияние эсеров. Очень крепки были соглашательские и оборонческие настроения среди команд кораблей, базировавшихся в Ревеле.

Первое время после Февральской революции соединить воедино всех балтийцев пытался Гельсингфорсский Совет. Но его влияние было довольно слабым, команды многих кораблей не всегда считались с ним. Чувствовалась потребность в чисто морском органе, состоящем из представителей различных баз, портов, судов.

Еще в начале апреля команда линкора "Гражданин" (бывший "Цесаревич") выступила с призывом создать исполнительный комитет флота. Пока деятели других партий думали над этим предложением, раскачивались, за дело взялись гельсингфорсские большевики, понявшие, что с помощью общефлотского комитета можно быстрее объединить моряков под общими лозунгами.

Через матросскую секцию Гельсингфорсского Совета предложение об образовании Центрального комитета Балтийского флота поступило в исполком. Представители командования не стали возражать. Им показалось, что речь идет о чем-то вроде хозяйственной организации.

Но у членов Гельсингфорсского исполкома планы были иные: поскольку новый орган образует матросская секция Совета, то исполком сможет претендовать на руководящую роль во всем флоте.

Однако этим замыслам не суждено было сбыться. Влиять на дела и решения Центробалта стал Гельсингфорсский комитет РСДРП (б). Произошло это, конечно, не случайно. Он выделил для работы в Центробалте проверенных людей, помог разработать устав ЦКБФ (его составляли П. Е. Дыбенко, А. С. Штарев, Г. И. Силин и я). Мы с удовольствием записали бы в нем, что не признаем власти Временного правительства и будем всеми силами держать курс на социалистическую революцию. Но надо было быть осмотрительными - в состав Центробалта предусматривалось ввести не только большевиков, а и представителей других партий. Поэтому кое в чем пришлось поступиться, кое-что замаскировать. Однако мы сформулировали и такие пункты, которые перечеркнули расчеты командования Балтийского флота, желавшего видеть в Центробалте лишь хозяйственный орган совещательного характера. В проекте устава было зафиксировано, что ЦКБФ занимается вопросами политическими, общественными и делами внутреннего порядка, но в чисто оперативные действия флота вмешиваться не будет. Такая оговорка была необходимой. Иначе командование флота отказалось бы признать Центробалт. Вместе с тем ЦКБФ получал право рассматривать все приказы, постановления и распоряжения, касающиеся политической, общественной и внутренней жизни флота, откуда бы они ни исходили. Это позволяло нам контролировать действия не только командования, но даже правительства. А один из пунктов гласил:

"ЦКБФ признается высшей инстанцией, без одобрения которой ни один приказ, касающийся жизни Балтийского флота, не может иметь силы".

Написали такое требование и усомнились: пропустят ли власти, не возмутятся ли? Особенно беспокоился осторожный Штарев. Но Дыбенко лишь посмеивался:

- Авось не разберется начальство. А там поднаберем сил, на матросские массы опираться будем. У них ныне авторитет большой, трудно не считаться...

Проект устава был принят без особых трений. В тот же день на корабли Балтийского флота полетела депеша с просьбой присылать своих представителей для работы в Центробалте. Встал вопрос - где размещаться? Гельсингфорсский Совет излишними помещениями не располагал, матросская секция - тем более. Получалось, что людей пригласили, а жить и работать им негде.

Помог случай. Шли мы из Совета, и кто-то обратил внимание на маленький пароход "Виола", ошвартованный у пристани. Вспомнили, что он уже долгое время стоит у стенки без движения.

- Ей-ей, лучшего не сыскать! - оказал Дыбенко. - И до чего удобно: Совет рядом на площади, штаб командующего тоже недалеко, телефон протянуть с берега ничего не стоит. Ребята-связисты вмиг сделают...

Не откладывая дела в долгий ящик, вернулись в Совет и с его помощью уговорили портовое начальство выделить судно в распоряжение Центробалта.

28 апреля на "Виоле" собралось предварительное заседание ЦКБФ. К этому времени не со всех еще баз приехала представители, и мы пока решили обменяться мнениями о порядке предстоящей работы. Гельсингфорсский исполком прислал на заседание своего человека - некоего Мазика, намереваясь с первого дня взять под контроль деятельность нового органа.