День накануне был жарким, и из ущелья Симли-Мипари к гребню, клубясь, поднимались облака. Кое-где из них вздымались ввысь облачные столбы. Они, как щупальца огромного спрута, тянулись к гребню, обволакивая ближайшие склоны. Мы тоже оказались в их влажных объятиях. И когда, поднявшись выше, вырвались из туманной пелены, то глубокое ущелье, заполненное облаками, и отвесы скал, освещенные бледным светом луны, показались нам какими-то зловещими. Людям, впервые увидевшим эту картину, стало не по себе. И я понимал их состояние. Понимал и то, как усугубляет его тревожная обстановка нашей первой ночи под черным клыком вершины 1360.

Недалеко от гребня я негромко свистнул. Слева тихо ответили. Пошли туда и скоро обнаружили бойца, притаившегося между двумя скальными выступами. Теперь надо было разыскать второго бойца, находившегося здесь с вечера. Он оставался на правом фланге обороны этого участка гребня.

Нашли и его, но откликнулся он не сразу. Парень слышал дневную перестрелку и разрывы мин. Но известий от нас не было. Он, естественно, волновался. Неизвестность, полное одиночество в незнакомых горах, да к тому же ползущие из бездны облачные чудовища - все это способно было вывести из равновесия даже человека неробкого десятка. Кстати, боец, о котором идет речь, принадлежал именно к этой категории: успел повоевать, участвовал в штурме перевала Клыч, хорошо проявил себя там. А вот тогда я нашел его в состоянии, близком к умопомешательству... Мы подоспели вовремя. Увидев нас, выслушав наш рассказ о событиях на перевале, глотнув водки из висевшей у меня на поясе фляги, боец успокоился, пришел в себя. А когда я подозвал его соседа и приказал, чтобы до рассвета они находились вместе, он и вовсе повеселел.

Пора было возвращаться в лагерь, и я в одиночестве направился в обратный путь. Удаляясь, некоторое время слышал тихие свистки на гребне: ребята не дремали.

В лагере меня уже ждал Хатенов. Договорились, что первую половину ночи буду дежурить я. Забираясь в мой спальный мешок, Хатенов похвалил меня за предусмотрительность.

- Это не предусмотрительность, а опыт, - ответил я.

Облака спустились вниз и плотным слоем, точно ватой, заполнили ущелье под нами. Луна медленно перемещалась по небосводу, освещая уснувшие горы. Все затихло, все успокоилось вокруг. Бодрствовали только люди, настороженно ожидавшие рассвета.

С перевала мы не уйдем

Первая мина, разорвавшаяся рядом с нами рано утром, даже не разбудила меня. Мне просто приснилось, что кто-то ударил тяжелым молотом по наковальне. Проснулся потому, что меня тормошил Хатенов, и тут же услышал посвист второй мины и оглушительный разрыв где-то совсем рядом. А дальше разрывы следовали один за другим. Фашисты били точно. Пришлось отправиться на гребень и перенести туда часть боеприпасов. Нам уже было известно, что лучшее средство уберечься в горах от минометного обстрела - это выбраться на самый гребень. Чем круче склоны гребня, тем спокойнее можно чувствовать себя там. Мины имеют крутую траекторию полета, а потому их точное попадание в гребень маловероятно. При небольшом перелете мина не принесет вреда, так как разорвется далеко внизу, на крутом склоне. Безопасна и мина, ударившая даже очень близко в склон перед тобой: осколки полетят в противоположную сторону. И, наконец, если мина попадет даже точно в гребень, она причинит минимальные потери: бойцы, лежащие среди выступов скал, находятся как бы в индивидуальных окопах, стены которых непробиваемы для осколков. Зная все это, мы и пошли к гребню.

Выпустив по перевалу около сотни мин, гитлеровцы начали наступать. Двинулись они по пути вчерашнего подъема отряда, но действовали уже не столь открыто.

Прячась в трещинах ледника и за камни на самом леднике, поддерживаемые интенсивным огнем с морены, к перевалу перебежками приближалось около двух взводов егерей.

Действия противника скорее напоминали разведку боем, чем серьезную попытку наступления на перевал. Так оно и оказалось.

Когда перестрелка затихла, мы с Хатеновым начали изучать обстановку в ущелье реки Клыч. Внизу хорошо была видна дорога, ведущая к перевалу Клухор. Непосредственно под нами она шла по широкой части ущелья. На дне его, у дороги, лежал огромный обломок скалы. Вокруг него ходили немецкие часовые. Глыба была обложена аккуратной стенкой для укрытия от обстрела. Видимо, там находился штаб части, оборонявшей теснину. Выше к перевалу шел серпантин. Вверху, на повороте дороги непосредственно к перевалу, постоянно дежурила группа солдат. По всей вероятности, там находилась пулеметная точка. Этот рубеж, занятый врагом, был очень выгоден для обороны ближайших подступов к перевалу Клухор. Там наверняка расположены не только пулеметы, но и минометы. Наступать здесь очень рискованно.

С гребня, где мы находились, седловина перевала Клухор не видна. Не видна и теснина, и склоны, ведущие к перевалу Нахар, - их закрывает массив высоты 1360. Эти два участка мы рассмотрели позже с гребня правее вершины. Видна была оттуда и белая глыба у дороги. От этой глыбы дорога шла к теснине. Сама теснина просматривалась не полностью. Сверху трудно было разглядеть всю систему вражеской обороны, но она угадывалась по вспышкам выстрелов. Над тесниной были видны перевал Нахар и его южные склоны, занятые советскими частями и частями противника, а также склоны, идущие от Нахара в сторону Клухорского перевала. На них, значительно выше дороги, под высотой с отметкой 1550 за камнями расположилась не то артиллерийская, не то минометная батарея. Ей не грозила никакая опасность, и немцы не посчитали нужным замаскировать батарею. Оттуда и еще откуда-то снизу егеря обстреливали наш перевал. С этой очень удобной позиции они держали под огнем и советские части у входа в теснину и ущелье ниже нее. Егерям все было отлично видно со склона.

Место, где расположился командный пункт 121-го полка и его штаб, от нас скрыто. Но склоны над штабом и КП, ведущие к нашим частям на перевале Нахар, просматривались довольно четко. Командир полка собирался выдвинуть туда наблюдательный пункт для визуальной связи с нами. Сегодня надо попытаться сообщить условными ракетами о месте нашего пребывания.

Протяженность участка по ущелью реки Клыч, видимого от нас, равна примерно четырем километрам. Мы находимся над его серединой. В ущелье, занятом гитлеровцами, идет спокойная жизнь. Там привыкли, что оборона теснины надежна, а опасность сверху до сих пор этим местам не угрожала. С перевала движутся небольшие караваны лошадей и мулов, идут группы егерей. От большой каменной глыбы к реке бежит солдат с котелком, у глыбы ходит часовой с автоматом, два офицера разговаривают у входа в укрытие.

Ну, подождите! Только б нам удержаться! Накопим силы, погоним вас отсюда взашей!..

Мы с Хатеновым невольно размечтались о будущем, изучая обстановку в ущелье реки Клыч. Но действительность быстро напомнила о себе: начался новый минометный обстрел, открыли стрельбу автоматчики, о скалы зацокали пули.

Помня о вчерашнем бое, мы пока уделяли внимание главным образом центральному участку гребня. Но с каждой минутой становилось ясней, что наиболее слабым местом нашей обороны станет правый фланг, где пока было тихо.

Хатенов с группой бойцов направился туда.

Подъем с севера на центральную часть гребня был крут и сложен. Через перевальный проем в скалах, узкий и крутой, проникнуть к нам нелегко. Пробраться на высоту 1360 по гребню, идущему с ледника, за которым я приказал вести непрерывное наблюдение, гитлеровцы могут попытаться лишь в крайнем случае. Поэтому я был более или менее спокоен за оборону названного участка. И все же здесь необходимо было держать какое-то минимальное количество стрелков. Переход же противника через Главный Кавказский хребет со стороны вершины Хакель был вообще маловероятен, однако разведку туда следовало направить при первой возможности. Но еще более срочно требовалось подняться на высоту 1360 и оставить там для прикрытия хотя бы двух-трех бойцов.