Она говорила теперь удивительно спокойно, с грустным юмором. Я совсем сбился с толку. Если Нину не очень-то волнует, что Чернышев ее видел... "И меня, что ли, видел?" и ее... а кого же еще?
- Нина, а кто с тобой был? - осторожно спросил я.
- Со мной? Да никого не было... к счастью! - с удивлением отозвалась Нина. - Только еще и не хватало, чтобы вся компания видела... Я уж хоть тому радовалась, что случайно одна пошла...
Нет, сплошные какие-то шарады и ребусы! Если Нине зачем-то и понадобилось в такую неурочную пору видеть Аркадия, то уж наверняка не для решения производственных или профсоюзных вопросов... и не для трепа в компании... К чему же эти разговоры, что она только случайно пошла туда одна?
- Ниночка, я, наверное, чего-то не понимаю. - Я старался говорить спокойно и ласково. - Прежде всего: о чем ты хотела говорить с Аркадием? Ты извини, может быть, это неделикатный вопрос, но, понимаешь, такие обстоятельства...
Нина нетерпеливо пожала плечами.
- Я тоже, наверное, чего-то не понимаю, - сухо сказала она. - Ты думаешь, я что-то скрыла от тебя? Нет, я совершенно точно передала мой с ним разговор...
- Я не про тот разговор... - уныло пробормотал я, чувствуя, что все больше запутываюсь.
- А про какой же еще? - удивилась Нина. - Слушай, Борис, вот тебя я действительно не понимаю. Я пришла с тобой серьезно поговорить, ты знаешь, о чем. А ты вместо этого крутишь, какие-то нелепые намеки делаешь... Ведь никуда же не денешься, говорить нам надо. Можешь быть уверен, что мне об этом говорить очень трудно... наверное, не легче, чем тебе...
Я в отчаянии покачал головой. Сплошной туман и мрак!
- Мы о чем говорим-то, Нина? О том вечере двадцатого мая, верно?
- О чем же еще? - с презрительным удивлением отозвалась Нина.
- Ну вот... Ты прямо из кино пошла к институту, верно? И по дороге позвонила в лабораторию? Примерно в половине одиннадцатого?
- Да... - неохотно подтвердила Нина, не глядя на меня.
- А кто тебе ответил?
- Никто. Но я звонила из автомата на углу Гоголевской, так что все равно пошла к институту.
- Как все равно? - удивился я. - Зачем же тебе было идти, раз никто не ответил?
Нина помолчала, глядя на меня как-то странно.
- Я понимаю, - сказала она наконец, - тебя больше устроило бы, если б я пошла по другой улице... Но уж так получилось, что поделаешь... не повезло тебе...
Она вдруг резко отвернулась и достала из сумки носовой платок. Я с изумлением и страхом увидел, что она осторожно прикладывает уголок платка то к одному, то к другому глазу, а плечи ее слегка вздрагивают. Я вообще ужасно боюсь слез! А что Нина может плакать, я бы и не поверил никогда.
- Нин, родной, да не плачь ты! - жалобно заговорил я. - А то я и сам разревусь! Ну, Нин, Лин-Лин, очень тебя прошу!
Я обнял Нину за плечи и осторожно повернул лицом к себе.
- Все же ты - чудо природы! - с восхищением сказал я. - Первый раз в жизни вижу девушку, которой даже слезы к лицу!
И тут Нина расплакалась по-настоящему! Она уткнулась лицом мне в грудь, и вся затряслась от рыданий.
- Боря, Боря! - прерывисто говорила она, глотая слезы, - Я совершенно ничего не понимаю! Я не могу поверить, что это ты так ведешь себя... это так на тебя непохоже!
Я совсем обалдел, слова не мог выговорить.
- Я никогда не поверила бы, никогда, никому, ни за что! - говорила Нина сквозь слезы. - Если б ты сам не сказал.
- Да что же я такое сказал? - с трудом выговорил я.
- Ты же знаешь! - Нина выпрямилась и начала старательно вытирать слезы; теперь она не выглядела красивой: лицо осунулось, глаза набрякли и покраснели... - С самого начала - и теперь... молчание, ложь, какие-то нелепые выкрутасы... Боря, ну скажи мне, что случилось? Что с тобой случилось?! - Она схватила меня за руки и глядела мне прямо в глаза, напряженно, ожидающе.
Я безнадежно пожал плечами.
- Ниночка, ну поверь мне: я даже догадаться не могу, о чем ты говоришь и в чем меня упрекаешь. Я только знаю, что перед тобой ни в чем не виноват...
- Ты, должно быть, с ума сошел! - тихо, с ужасом сказала Нина. - Ведь ты же видишь, что я знаю... хоть теперь-то перестань ломать комедию... это же нелепо, недостойно, зачем ты так? Да что бы ты ни сделал, я...
Всей этой бредятины было для меня слишком много, и я от обалдения вдруг перешел к полнейшему спокойствию.
- Нина, хватит намеков и недомолвок, - сказал я трезво. - Так мы только измучаем друг друга и ни к чему не придем. Ответь мне только на один вопрос:
в лаборатории был кто-нибудь... ну, кроме Аркадия, конечно?
Нина. тоже перестала плакать и ответила мне совершенно спокойно, с оттенком презрения:
- Конечно, был! Уж ты-то знаешь, что был!
- Подожди, Нина, не торопись, - попросил я. - Допусти все же, что я не знаю.
Можешь ты мне совершенно серьезно и спокойно ответить: кто это был? Кого ты видела?
- Могу. Если ты хочешь, могу, -печально и безнадежно сказала Нина. Пожалуйста!
- Так кто же? - настаивал я.
- Ты! Ты сам, - четко ответила Нина. - Ты хочешь сказать, что не знал этого?
У меня все поплыло перед глазами, но я держался.
- Ниночка, подожди. Спокойно. Я там не был. Я был весь вечер в библиотеке, я же тебе говорил.
- Да, ты мне говорил...
- Ну вот. Зачем же ты говоришь, что я был в лаборатории? Кто тебе это сказал? Кого ты там видела? - монотонно спрашивал я.
- Борис, ну зачем все это... Никто мне ничего не говорил о тебе, и никого я больше там не видела. Только тебя.
- Ниночка, успокойся. Ну, пойми, что это невозможно. Где именно ты меня видела?
- У окна, конечно...
- Почему же - конечно? И ты со мной говорила? Я тебе отвечал? Ты слышала именно мой голос?
Вопросы я задавал нелепые, но и вся ситуация была трагически нелепой. А у меня вдруг мелькнула идиотская мысль, что если тот человек по голосу похож на Аркадия, то по внешности, может быть, на меня...
- Перестань, Борис, - уже без гнева, совсем устало проговорила Нина. Ну, как я могла с тобой говорить, что за нелепые вопросы! Я даже окликнуть тебя не решилась, неудобно было...
- Почему неудобно? - тупо спросил я. Это бытовое, будничное словечко, совершенно не применимое и ситуации, ошеломило меня.
- Потому что ночью орать через всю улицу действительно неудобно... без выражения произнесла Нина.