- О чем же он говорил? - спросил Линьков.
- Да так, ни о чем... - мучительно морщась, сказал Ленечка. - Но все равно, я очень удивился... То есть я потом удивился, а сначала просто ушел... Ну, увидел, что разговора с Левицким не получилось, и ушел к себе...
понимаете...
- Понимаю, - дружелюбно сказал Линьков. - Но все же не можете ли вы повторить, что они говорили?
Ленечку повело куда-то вбок, он изогнулся так, что я уж хотел его поддержать: испугался, как бы не свалился с табурета. Но он ухватил себя за ногу где-то в области щиколотки, чуть ли не в узел завязался - и ничего, удержал равновесие.
- Они говорили... - медленно забормотал он, не выпуская из руки щиколотку и глядя на нас снизу вверх, - Левицкий говорил... Он сказал: "Ну, привет! Ты вроде не передумал?" А другой ответил: "Нет. И ты, по-моему, тоже".
- Что - тоже? - не понял Линьков.
- Тоже не передумал, - добросовестно объяснил Ленечка.
- А насчет чего? - поддавшись, видимо, на его уверенную интонацию, спросил Линьков.
- Не знаю... они не сказали... - так же добросовестно ответил Ленечка.
Тут он отпустил щиколотку на волю, выпрямился и вздохнул с облегчением.
- Ну, а дальше? - поощрил его Линьков.
- Дальше... ничего дальше... - забормотал Ленечка. - Левицкий захлопнул дверь, а я пошел к себе в лабораторию... и все:
Это было не все. Я чувствовал, что Чернышев еще чего-то не рассказал. И Линьков тоже явно это чувствовал, но пока не настаивал на продолжении, а пытался выяснить, чей же был второй голос.
- Не знаю, - сказал Ленечка, и я видел, что он не врет.
- Ну, какой он, опишите, постарайтесь! Низкий, высокий, звонкий, глухой?
Может, какие-то особые приметы? Например, говорил с акцентом, шепелявил, хрипел?
- Нет... - Ленечка уныло покачал головой. - Нет... акцента не было, и вообще ничего такого...
- Чернышев, ну ты иначе скажи, - вмешался я. - На чей голос это было похоже:
например, на голос товарища Линькова похоже?
- Нет... - забормотал Ленечка и начал багроветь, медленно и неудержимо. - Не похоже... Другой совсем.
- А на мой голос? - спросил я.
Ленечка посмотрел на меня с ужасом: он сделался весь малиновый, до самых корней светлых волос.
- Нет, нет! - отчаянно запротестовал он. - Не твой голос! Он совсем на голос Левицкого был похож, а не на твой!
- На Левицкого? - с интересом переспросил Линьков, - Так, может, это Левицкий сам с собой и разговаривал?
Ленечка открыл рот, потом закрыл рот, а заодно и глаза. Он сидел так, изо всех сил жмурясь и хмурясь, минуты две, а потом открыл глаза и заявил, что нет, Левицкий не сам с собой разговаривал, там кто-то был.
- А вы подумайте еще немножко, - ласково посоветовал Линьков. - Кто же мог сидеть в запертой лаборатории и говорить голосом Левицкого? Ведь бывает, что люди разговаривают сами с собой.
Ленечка согласился, что это бывает, но упорно утверждал, что Левицкий говорил не с собой, а с кем-то другим.
Я просто не знал, что думать. Рассказ Чернышева выглядел ужасно нелепо, это правда, но я знал, что Ленечка ничего не будет выдумывать. Промолчать - это он может сколько угодно, а сочинять не будет. А если он не сочинил этот обмен фразами, то с самим собой действттельно так не разгоаривают: "Ну, привет! Ты вроде не передумал?- Нет. И ты, по-моему, тоже". Но с кем вообще и о чем мог Аркадий так говорить? И почему этот "кто-то" сидел в запертой лаборатории? А кроме того... ведь Аркадий сказал: "Ну, привет!" То есть вроде как поздоровался. Значит, он раньше не видел этого человека - значит, тот появился, пока Аркадий куда-то ходил... за эти 15-20 минут проник в запертую лабораторию, опять заперся там и сидел, дожидаясь Аркадия. И Аркадий не удивился... Во всяком случае, не очень удивился его появлению в запертой лаборатории... Констатировал только, что тот, дескать, не передумал... Значит, был у них уговор! Поэтому Аркадий и торопился меня выставить... Но куда же он ходил? Где тут логика? Почему он не стал дожидаться своего гостя, если знал, что тот явится сразу после пяти? Мог ведь кто-нибудь увидеть, что дверь нашей лаборатории после конца рабочего дня открывает ключом кто-то посторонний... Ну, пусть даже сотрудник института, но не Аркадий и не я - Подошли бы, конечно, поинтересовались, что да как... Эх, жаль, никто не увидел!
Не знаю, что думал Линьков обо всем этом, но он вдруг сказал Чернышеву, ласково улыбаясь:
- Все это очень интересно. Только почему вы не договариваете?
Ленечка дернулся и всхлипнул, но ничего не сказал, а только с ужасом посмотрел сначала на Линькова, потом на меня.
- Ну, говорите, чего же вы! - убеждал его Линьков. - Вы снова вышли из своей лаборатории и свернули в этот коридорчик...
- Нет-нет! - с облегчением возразил Ленечка, - Никуда я больше не выходил...
- До которого же часа вы работали в этот вечер?
- До одиннадцати... до без пяти одиннадцать.
- Понятно! - сказал Линьков. - Значит, без пяти одиннадцать вы вышли из лаборатории и, проходя мимо коридорчика, увидели...
На второй раз Линьков угадал: Ленечка с величайшей неохотой признался, что видел, как из нашей лаборатории вышел человек и направился к боковой лестнице. Линьков спросил, узнал ли он этого человека. Ленечка почти крикнул, что нет, не узнал он, не разглядел даже толком.
- А, может, это был Левицкий? - спросил Линьков.
- Нет, нет, точно не Левицкий! - опять выкрикнул Ленечка.
Вот тут он не врал. Не только потому, что Аркадий и не мог уже ходить в это время... он был без сознания, при смерти... но просто я чувствовал, когда Леня правду говорит.
- У вас близорукость, может быть? - поинтересовался Линьков.
- Н-нет... я... у меня нормальное зрение...
- Как же вы могли тогда не узнать человека на расстоянии пяти-шести метров?
- спросил Линьков. - Ведь коридорчик-то совсем маленький, а дверь лаборатории почти посредине...
Леня долго мялся и вздыхал, а потом заявил, что он видел только спину этого человека. Я ему опять не поверил: да он ведь и сам сказал сначала, что видел, как человек этот выходил из лаборатории. Значит, он обязательно видел его лицо, ну по крайней мере в профиль.
Линьков, конечно, тоже не поверил ему, но почему-то не стал больше спрашивать. Посоветовал только Ленечке хорошенько все припомнить, а потом глянул на часы и сказал, что ему пора.