Когда операция закончилась, Ксавье снова посмотрел в зеркало, желая убедиться, удалось ли мне справиться со своей задачей, и объявил:

- Вот это подлинный шедевр.

Его иронический тон, эта сдержанная веселость, которой я за ним не знала, озадачили меня. Но тут я вдруг увидела, что он глядит в зеркало на мое отражение, и лицо его сразу стало серьезным.

Ксавье обернулся ко мне. Очевидно, только сейчас он заметил мое платье, мои обнаженные плечи, мою прическу. Я побоялась услышать какой-нибудь банальный комплимент и открыла было рот, чтобы предотвратить его первою попавшейся фразой. Но лицо Ксавье стало вдруг совсем иным, словно неприметно сменилось внутреннее освещение. Глаза цвета морской воды потемнели, стали серыми. И другая улыбка, та, что очаровала и, пожалуй, встревожила меня на перроне вокзала, эта улыбка, шедшая из самых глубин, вновь тронула его губы. Он произнес скорее для себя, чем для меня, просто с удовольствием подумал вслух:

- Ого! Да ты, оказывается, красивее, чем я полагал.

Семейство Мортье прибыло довольно рано. Бабусю уже увели в спальню, и Эмма, старшая ее дочь, в качестве хозяйки дома встречала гостей от своего собственного имени, а помогали ей в этом сестра и невестка. Внезапно лакей пересек гостиную и шепнул что-то на ухо хозяйке. Тетя Эмма с заговорщическим видом покачала головой. Я услышала, как она сказала маме:

- Это Мортье... Я сама ими займусь... А ты, милочка, замени меня здесь.

- Не беспокойся, все будет в порядке, - поспешила смиренно ответить дама в пурпуре.

Тетя Эмма исчезла, но не возвратилась в гостиную. Я заметила, что и Симона тоже нет. Поискала глазами Ксавье, и его нигде не обнаружила; я прошла через большую гостиную, где уже начались танцы, заглянула в библиотеку, возвратилась в галерею: теперь я не сомневалась, что тетя зарезервировала в особняке какое-нибудь особое помещение для приватной встречи Ксавье с дочкой нотариуса.

- Вы знаете господ Мортье? - спросила я в вестибюле лакея, доложившего тете Эмме об их прибытии.

- Да, мадемуазель.

- Где они?

- На втором этаже.

Но я не нашла их в трех комнатах, отведенных для игроков в бридж и курильщиков. "Не может быть! - подумала я. - Неужели их повели к бабусе?" Я подошла к ее спальне, приоткрыла дверь и просунула голову. Так и есть. Вся группа столпилась вокруг кресла бабушки, и тетя Эмма громко представляла ей новоприбывших. Я вошла вовремя. Праматерь всех Буссарделей, не говоря ни слова, пошевелила своей непослушной рукой, которую поспешила пожать сначала госпожа Мортье, затем ее супруг.

- А вот это, - проговорила тетя Эмма, нагибаясь к бабушке, - вот это наша очаровательная Анна-Мари Мортье. Да ты ее должна помнить, мама.

Я оказалась свидетельницей чуда. Наша вечнодремлющая, сделав над собой усилие, покачала головой и улыбнулась; протянула руки к молодой девушке, привлекла ее к себе, поцеловала в лоб и приоткрыла губы. Неужели она заговорит?.. Все навострили уши. И в неясном бормотании мы не без труда различили слова:

- Милая крошка.

Тетя Эмма торжествующе выпрямилась, глаза ее блестели. Симон улыбнулся, родители Мортье рассыпались в почтительно-восхищенных фразах. Дочка ничего не нашлась сказать, и Ксавье стоял с отсутствующим видом.

С этой минуты дальнейшая беседа стала уже ненужной, а бабушка никому не интересной.

- Идем! - скомандовала тетя Эмма, собрав вокруг себя всю свою команду и подталкивая ее к двери.- Теперь пускай отдохнет.

Я отлично знала, что бабуся никогда не засыпает так рано. Несколько раз в течение ночи она посылает в буфетную Франсизу с приказанием принести то сэндвичей, то печенья, то мороженого, то оранжада.

Мы перешли в курительную. Едва только дверь бабушкиной спальни захлопнулась за нами, как тетя Эмма жестом остановила супругов Мортье. Многозначительно поглядев сначала на жену, потом на мужа, она выдержала паузу и сообщила:

- А вы знаете, это редчайшее событие!

Это сообщение было столь важным, что потребовало новой паузы.

- Что за редчайшее событие, крестная? - осведомился Ксавье, о котором забыли.

- То, что она заговорила, дорогой. Ты что, с луны свалился, что ли? Она заговорила!

- О! О! - заохали Мортье.

- Спроси Агнессу, - продолжала тетя Эмма, которая все еще не простила мне моего вторжения, - спроси Агнессу, говорила ли с ней бабуся, когда она вернулась из Америки?

- Нет, - сказала я. - Могу это подтвердить... Она меня поцеловала, но молча.

- Ага! - подхватила тетя.

- Ну что же, Анна-Мари, - сказала госпожа Мортье, - будем надеяться...

Тетя Эмма самодовольно выпрямила стан, будто укротительница львов, награжденная рукоплесканиями публики. Труднейший номер, который надо полагать, потребовал не одной репетиции и множества неведомых миру хлопот, произвел желанный эффект.

Тем временем я обратилась к чете Мортье со словами приветствия: за всеми этими событиями мы не успели даже поздороваться. Мы направились к лестнице.

- Анна-Мари, - произнесла я неестественно громким голосом, - у вас очаровательное платье!

- Правда? - отозвалась она, не усомнившись в искренности моей похвалы. - Оно от Эрмины Легран! Особая модель.

Не будь здесь Ксавье, она сразу назвала бы мне цену, между молодыми девушками... Мы спускались по лестнице. Рядом со мной она казалась низенькой, короткой и уже тумбообразной. Платье - какое-то пошлейшее сооружение из тюля - не делало ее тоньше. Анна-Мари продолжала:

- Я всегда твержу: только у дорогих портных можно одеться к лицу. А у кого вы шьете, Агнесса? Мне ваше платье, представьте, тоже нравится,

- Но оно совсем в ином духе, чем ваше. Мне - увы! - не восемнадцать, как вам.

Она самодовольно улыбнулась.

- Но Эрмина Легран вас тоже прекрасно оденет. Особенно если я сама вас к ней приведу, - добавила она.

- Вот как?

- Положитесь на меня.

- Но... я буду просто в восторге. Давайте пойдем выпьем бокал шампанского?.. - Я увела ее в буфет, Ксавье за нами не последовал. Признаюсь, что после длительного отсутствия я никак не могу освоиться в Париже. Мне нужно сделать множество покупок, и провожатый будет мне очень полезен.

Я протянула ей бокал. Коротышка Мортье пригубила шампанское с неизменным своим апломбом. И проговорила: