В ожидании праздника, который затеяли в честь Ксавье, тетя Эмма открыла двери этого спящего царства. Оно сразу же заполнилось ее торопливыми шагами, ее трубным голосом, ее властными распоряжениями, ее криками на прислугу и полотеров. А поскольку предполагались танцы, сняли все ковры, унесли мебель, и в этом пустынном пространстве звонкое, как в лесу, эхо отдаленным гулом отвечало на тетины вопли.

Но в самом дальнем конце анфилады, комнат продолжал мирно дремать один весьма своеобразный уголок, который избежал общей побудки, ибо уже давно впал в немилость и находился в запустения. Я имею в виду наш зимний сад.

Стеклянные его стены вздымались между северным крылом особняка и соседним домом, который фактически представлял собой тоже особняк, но в отличие от нашего был скопирован с виллы Боргезе. Никто из нас не заглядывал в эту душную теплицу, за исключением садовника. А он гордился своим претенциозным творением - ботаническим садом в миниатюре. Тут были две лужайки, разделенные тропинкой, приводившей к гроту. Среди газона, где не водилось насекомых и который был похож поэтому на декорацию, неподвижно возвышались папоротники, араукарии и латании.

Зимний сад жил среди одиночества, тишины, тепла и влажных испарений компоста. Здесь пахло осенью и затхлостью. Но входивший испытывал и еще одно ощущение: чьего-то незримого присутствия. Через несколько секунд это неясное подозрение превращалось в уверенность, и человек невольно искал того иди ту, что спряталась здесь, кого он не видит, но кто видит его.

Девочкой я не раз пробиралась сюда только ради того, чтобы испытать это приятное и одновременно жуткое чувство, и тут же со всех ног бросалась наутек.

3

Для предстоящего раута мама изобрела себе один из тех сногсшибательных туалетов, на которые она была такая мастерица.

Все женщины в нашей семье, перешагнувшие за пятый десяток, как правило, одевались плохо. Отстав от моды, они могли бы остановить свой выбор пусть не на современных туалетах, но хотя бы на не противоречивших здравому смыслу. Но нет, дамы Буссардель обращались к лучшим портным, ибо, занимая определенное положение в обществе, необходимо много тратить на свои туалеты; выбрав себе шикарное платье, они требовали, чтобы к облюбованной им модели добавили какую-нибудь фантастическую деталь, противоречившую существующей моде, однако же воображали, что делают это как раз во имя моды.

- Так будет гораздо элегантнее! - заявляли они старшим мастерицам, которые, зная нравы этих своих заказчиц и уже устав от бесполезной борьбы, не пытались им противоречить.

Таким образом, каждая из моих родственниц сообразно своим вкусам хранила неизменную верность какой-нибудь нелепой детали. Тетя Эмма, которая, сверх всего, ходила в девицах, требовала, чтобы каждое ее траурное платье было непременно с шемизеткой. Тетя Жюльена питала слабость к широким рукавам, которые образовывали острый угол от плеча к запястью, и к отделке из венецианских кружев, ибо в ее шкафах хранился их неистощимый запас. Исключения не составляла даже тетя Луиза, которая при первой же возможности требовала от своей дешевой портнихи, чтобы та пришивала к платью бесконечный ряд обтянутых материей пуговиц.

Маму же мучил лишь демон пестроты. Для нашего бала она выбрала довольно миленький, но сложный фасон. Однако, любуясь им на манекене, мама решила, что ткань, а главное - цвет недостаточно броски. Она велела показать себе другие материи и не устояла перед каким-то необыкновенным расшитым бархатом лиловато-пурпурного оттенка. Когда первоначальный замысел платья был нарушен, оно стало пригодно лишь для городских танцулек. Одно полотнище, собранное на плече крупными складками, ниспадало вдоль спины и образовывало шлейф. В этом снаряжении мама достаточно ярко представляла тот помпезный стиль, какой был узаконен большинством моих родственников для убранства квартир и сообразно которому в гостиной, достойной этого наименования, все должно быть задрапировано тканями: и пианино, и ширмы, и цветочные горшки.

В довершение всего она надела изумруды, действительно прелестные, но слишком крупные и в немодной оправе. Бабуся подарила маме изумруды к свадьбе, сапфиры достались другой невестке: жене дяди Теодора, которая, умирая, завещала их своей дочери. У тети Эммы был жемчуг, но она его не носила по причине траура. У бабуси имелись бриллианты, никогда не вынимавшиеся из шкафа. И все мои кузины, невестки и я сама получили причудливые драгоценности вместе с категорическим запретом их переделывать, и поэтому почти любое модное платье вступало в спор с этими камеями, бриллиантовыми крестиками, рубиновыми пчелками. Таким образом было распределено среди нас содержимое знаменитого ларца Буссардель-Клапье.

Совершенно неожиданным для меня результатом смешения стольких цветов было то, что маме удалось смягчить свой резкий румянец и выгодно подчеркнуть плечи. Корсаж тоже противоречил общему стилю туалета, но вырез благоприятствовал показу того, что мама с притворной скромностью именовала "своим декольте". Бюст, обычно туго затянутый различными лифами и кокетками, на сей раз был освобожден; и мамина крупная голова с обильной шевелюрой приобрела более естественную посадку. Словом, мама казалась не такой некрасивой.

Я спустилась вниз задолго до назначенного часа, сразу же после обеда, чтобы помочь тете встречать первых гостей. Когда я вошла в уже освещенную анфиладу комнат первого этажа и столкнулась с мамой, я была поражена не так ее малиновой мантией, как видом ее обнаженных плеч. На мгновение я застыла, глядя на нее, удивленная тем, что эта женщина, которую я так хорошо знала, вдруг приобрела в моих глазах какую-то совсем новую для меня реальность.

В течение долгих лет - не говоря уже о том, что я два года находилась в отъезде,- я ни разу не видела, чтобы мама с такой щедростью показывала плечи, очевидно, это объяснялось пышностью даваемого бала. За это время мама постарела; я тоже; я стала женщиной; наша взаимная неприязнь лишь возросла; короче, я сочла бы вполне нормальным увидеть увядшее тело и старческую кожу.