Я увидел, что его люди заинтересовались, о чем это мы говорим, снова наклонился к нему, показал на картину и попросил его рассмеяться. Он оторопело посмотрел на меня, потом до него дошло, и он сделал все как надо. Вот и все, чтобы сбить любопытствующих со следа.

"Я готов поверить вашему рассказу, но что тут можно сделать? Я могу приказать людям Гувера все проверить, но тогда об этом узнает он, а мне этого не хочется. Я ему совершенно не доверяю".

Тут этим чинушам стало совсем невтерпеж узнать, почему президент проявил такой интерес к Вермееру, и один из них попытался буквально втиснуться в разговор. Я сказал: "Ну что ж, у меня есть человек, который мог бы с вашего любезного позволения приехать сюда и помочь мне в этом. В конечном счете, сэр, я в вашем подчинении, а он - в моем. Никаких проблем не возникнет".

"Дайте мне подумать", - сказал Трумэн, потому что наш разговор уже совершенно нагло прервали. Поскольку вокруг нас уже собирались люди, я добавил дружеским тоном: "Вам надо бы прийти ко мне на ужин как-нибудь. У меня первоклассный повар, и будет специально для вас прекрасная фортепьянная музыка. И поговорим на эту тему".

Он говорит: "Да. Пожалуй, это может быть интересно. После Дня благодарения я поеду в отпуск на Ки-Уэст. Вероятно, мы можем встретиться там. А позже я нанесу вам ответный визит. И спасибо вам за комментарии по поводу картины". И он со значением потряс мне руку.

И ушел, сопровождаемый охраной и другими людьми, некоторые из них оглядывались на меня. Думаю, я сделал правильный ход.

19 ноября

В Нью-Йорке снова идет судебный допрос Гисса. Я думаю, что на сей раз Гисса осудят, но при американской системе правосудия никогда нельзя быть полностью уверенным. Медина [судья на процессе] выпустил всех осужденных под залог. Эти кретины не ведают, что творят.

[...]

Должен сказать, что все публичные протесты против преследования явных советских агентов только прибавили нам объектов для работы, выявили цели, так сказать. Нужно побольше судебных процессов, и мне определенно понадобится больший штат сотрудников. Но американцев я не возьму - они совершенно не представляют себе, что такое коммунисты и как они умеют проникать во все дыры.

Мне нужно в ближайшее время условиться с Гувером о встрече по поводу британцев [британских агентов].

Завтра поутру пойду на мессу, а потом снова в Национальную галерею, смотреть картины из венской коллекции. Я уже все видел, но я приглашен, поэтому надо идти.

Ирмгард не глядит больше на садовника - по той простой причине, что я попросил обслуживающую фирму заменить этого садовника на другого. Она была несколько дней в странном состоянии, часто подглядывала за ним, когда он, по пояс голый, обстригал кусты. Наверняка она воображала себе его потное тело на себе в каком-нибудь чуланчике. Этакая фантазерка!

Нет, сейчас она снова ласкова с Хайни. Это намного безопаснее, чем если бы она вела постельные разговоры с этим тупым садовником-португальцем.

21 ноября

В следующее воскресенье президент уезжает в Ки-Уэст, Флорида, на каникулы, а мне надо прибыть туда на следующий день, проведя ночь в Майами, а потом проехать на юг по эстакаде хайвея. У меня неделя на приготовления, и я уже составил отчет по деятельности господ Даллеса и Визнера.

Трумэн пробудет там три дня, и я надеюсь провести с ним значительную часть одного из этих дней.

[...]

23 ноября

Завтра День благодарения, американский праздник урожая. В моем доме нет американцев, кроме Хайни, но ради соблюдения национальных обычаев ему будет подан традиционный американский ужин. Я уже переговорил с поваром, и у нас будет индейка, клюквенная подливка, ямс (так тут называют сладкий картофель), суп и пироги с мускатным орехом и все такое прочее. Надеюсь, мои информаторы по поводу соответствия данного ужина традиционным нормам не обманули меня.

24 ноября

Сегодня День благодарения, у нас был праздничный ужин, очень удачный. Две индейки, одна для работников, другая для меня и ближайшего круга, куда вошли Ирмгард, Хайни и двое "первых убийц". После ужина я надел свой плащ, взял зонт и повел Максла погулять по улицам.

[...]

Завтра нужно начать готовиться к поездке во Флориду, а сегодня ночью я могу развлечься мыслями о будущем.

Интересное происшествие, связанное с тем, что здесь называют "отшельниками".

Во время сегодняшней прогулки мы с Макслом проходили мимо одного старого, но явно очень богатого особняка. Окно на первом этаже было открыто, и оттуда слышалась фортепьянная музыка. Пьеса Баха в очень умелом исполнении. Через пару минут из парадной двери вышла пожилая, хорошо одетая женщина и с зонтиком в руке направилась к воротам.

Поскольку мы с Макслом стояли рядом, я приподнял шляпу в знак приветствия. Сказал, что, надеюсь, не побеспокоил их, околачиваясь у их ограды. Дескать, я услышал прекрасную игру на фортепиано, и, будучи, музыкантом-любителем, не мог не восхититься. Она с улыбкой ответила, что ничего не имеет против моего прослушивания и что играет её племянница, которая репетирует перед концертом.

Мы обменялись любезностями, и я вручил ей визитную карточку со своим чудным новым именем. Тут из-за дома выехал её автомобиль, причем не только с шофером, но и с лакеем, причем оба были в ливреях! На прощанье она сказала мне, что они с племянницей будут дома в среду и рады будут моему визиту. У неё были все признаки жены какого-нибудь посла, но когда я намекнул на это, она заметила, что принадлежит к "отшельникам" и не имеет ничего общего с "проходящими".

На этом она села в машину и уехала.

У Максла нет вкуса к хорошей музыке, а я простоял тут ещё минут десять, наслаждаясь. Вернулся домой несколько более мокрый, чем хотелось, и велел кому-нибудь из прислуги вытереть Макслу лапы, прежде чем пустить его в дом.

Я побеседовал с одним из американских друзей о даме-"отшельнице". Он немедленно просветил меня, что это терминология старого элитного вашингтонского общества, которое берет начало ещё в восемнадцатом веке. Они весьма неприязненно смотрят на дипломатов и политиков.