Мы висели футах в двадцати над ревущим водоворотом. Холмс крепко держался за скобу лестницы, поднимающейся вверх. В зубах у него был потайной фонарь. Я тоже ухватился за скобу и отпустил его ногу. Несколько минут мы, тяжело дыша, осматривались по сторонам.

Холмс задумался, еще раз огляделся по сторонам и уверенно сказал:

- От жажды мы не умрем, а без пищи здоровый человек может продержаться до трех недель. - Он скептически оглядел меня и добавил: - Или до двух. Итак, на чем мы остановились?

- На лестнице, - пробормотал я, стараясь не смотреть вниз.

- Я не об этом, Уотсон. Леди Гудгейт! Я навестил ее после второго завтрака. Эта выжившая из ума фурия не дала мне даже раскрыть рта. Она вбила себе в голову, что я стал на стезю порока, и мою душу необходимо спасти. "И тогда Господь призвал к себе сынов израилевых..." Тьфу, дьявол! До сих пор перед глазами стоит ее душераздирающая улыбка. Она прочла мне половину Библии, а когда я убегал, всучила целую кипу книжонок о кознях дьявола и святых угодниках. Но самое главное, заметьте, Уотсон, общая стоимость брошюр составила пятьдесят шесть фунтов стерлингов - я все точно подсчитал потом. Пятьдесят шесть и не пенсом меньше! Теперь вы понимаете? У Блэквуда пропала та же сумма. Остается только поставить ее перед лицом фактов и - закон есть закон!

- Потрясающе! - воскликнул я. - Вы превзошли самого себя! Но скажите, кто были те джентльмены, которые гнались за вами?

Холмс замялся.

- Понимаете, - доверительно начал он, - я попытался избавиться от этих брошюр и предложил одному пожилому господину приобрести некоторые из них. Прочитав название первой: - это была книжка "Развратная старость - дорога в ад" - он страшно оскорбился и стал звать на помощь, ну а потом... Вы сами видели, что было потом... - Холмс замолчал, задумчиво уставясь на водоворот.

Несколько минут мы молчали. Потом Холмс забормотал что-то про себя, отбивая ритм каблуком по скобам. Мою душу наполнили нехорошие предчувствия, и я с опасением взглянул на великого сыщика.

- Вы знаете, Уотсон, - проговорил он. - Мне сейчас в голову пришел великолепный верлибр. Вы только послушайте!..

На душе у меня сразу стало безнадежно тоскливо. Я даже подумал, что в воде было не так уж плохо, поскольку там в голову Холмса не приходило ничего великолепного.

- Верлибр номер двести шесть! - торжественно провозгласил он, обращаясь, по-видимому, к обитателям лондонской канализации. - Итак...

Большая грязная лужа.

Не нужен носильщику быстрый страус.

Эхом труба вонзилась

И наклонилась.

Мимо проносят восемь

Сосен, пылающих ярко,

Под триумфальную арку.

Дождь можно резать.

Но гадом будет тот,

Кто "не надо мерить ни разу"

Скажет и засмеется

Лишь коршуну удается

Чистить зубы камнем,

Напоминающим сонеты Шекспира

Или что-то подобное,

Но это не важно. Важно

Лишь то, что на свете есть

Честь и быстрые лошади.

Не надо под сенью акации

Думать о канализации!

"Не надо", - подумал я, а Холмс, тем временем, продолжал с завыванием:

Хотя, пыхтя и кряхтя,

Я ухожу вдаль.

Боль.

Уотсон без головы - Уотсон.

Лиса без хвоста - лиса,

Небеса - вот они, рядом!

Не надо, Гудгейт, не надо

Их заменять сатином.

Скотина. Хотя, вполне вероятно,

Что арфа, все же, духовой инструмент...

"Мент, мент, мент..." - разнеслось в темноте эхо. Я подумал, что канализация - самое подходящее место для верлибров. Холмс перевел дыхание и осведомился:

- Ну, как, Уотсон? Как мои новые стихи? Вот, например, верлибр номер...

Неожиданно сверху на пас упал луч света и гаечный ключ. Мы подняли головы. Над нами зияло открытое отверстие канализационного люка.

- Джереми, - услышали мы грубый голос, - подай инструмент.

Сверху показались чьи-то ноги в грязных ботинках.

- Эй, осторожнее, это моя голова, - торопливо предупредил Холмс, но было уже поздно.

Через несколько минут, выудив сорвавшегося вниз великого сыщика, мы с рабочими вылезли наверх. В розовых лучах заходящегося солнца взорам нашим предстал наш дом. Мимо пробежал мальчишка-газетчик.

- Последние новости! Сенсация! Лорд Хьюго Блэквуд скончался! Кому достанется миллионное состояние?! Сенсация! Сенсация! - кричал он, размахивая свежим номером "Дейли телеграф"

Холмс сел на мостовую и задумался.

Глава 5

На следующее утро Холмс поднял меня раньше обычного.

- Собирайтесь быстрее, Уотсон, мы едем к Блэквудам. Сегодня похороны старого лорда. Предчувствие подсказывает мне, что наше присутствие там необходимо.

Моя служба в колониальных войсках приучила меня не задавать лишних вопросов. Я вскочил и принялся одеваться.

К Блэквудам мы прибыли когда все уже были в сборе. Около узорных чугунных ворот с гербом (до сих пор не могу понять, что на нем было изображено) теснились многочисленные экипажи, кругом сновали слуги и репортеры. С трудом протиснувшись через толпу зевак, мы с Холмсом прошли в ворота и зашагали по дорожке к замку.

Теперь, при свете дня, я, наконец, смог разглядеть его. К четырехэтажному зданию с массивными старинными башнями по бокам примыкали два крыла более поздней постройки. Над центральным строением возвышалась башня с узким готическим шпилем. Большие часы на ней были лишены минутной стрелки и доброй половины цифр. Фасад здания, похоже, не раз подвергался многочисленным переделкам. Увитые плющом лепные карнизы, амуры, атланты, нависающие над краем крыши химеры ("У-у, какие гнусные морды", - пробормотал Холмс, завидев их) - все это разнообразие складывалось в неповторимый бредовый ансамбль. Навес над парадным подъездом поддерживали две мужеподобные кариатиды. Рядом с восстановленными дверями стоял дворецкий Квентин в черном костюме и мрачно смотрел на царившую кругом суматоху.

- Добрый день, джентльмены, - сказал он, заметив нас. - Если вы к старому лорду, то он умер.

- Вы слышите? - обратился ко мне Холмс. - Он и вправду умер. Это хорошо. Значит, народу будет много.

В этот момент дверь распахнулась, и рванувшийся внутрь Холмс сшиб с ног священника в черной сутане, который выходил из замка под руку с высоким человеком в темно-синем плаще. Последний помог святому отцу подняться, затем сурово посмотрел на Холмса и, погрозив ему пальцем, произнес: