– Я не знаю, – ответил Дэйвис.

Однако Энгус уже знал. Перед его внутренним взором открылось окно интерфейса – окно такого мощного облегчения, что он застонал бы вслух, если бы ему позволили это зонные импланты. Прежде чем программное ядро отправило Энгуса в забвенье сна, хронометр интерфейса информировал, что он находился в стазисе более четырех с половиной часов.

Дэйвис

Затаив дыхание, Дэйвис смотрел на кровавую брешь в спине Энгуса, куда он вставил чип программного ядра. В его голове не осталось никаких идей. Если они сейчас потерпят неудачу, Термопайла можно считать мертвецом. Лазарет будет поддерживать его физиологические функции, но он уже никогда не выйдет из стазиса. И экипаж «Трубы» лишится капитана.

У них ничего не получилось. Дэйвис не находил себе места. Энгус лежал на столе под ремнями и стяжками, как труп. Только звуки дыхания указывали на то, что искры жизни еще теплились в его неподвижном теле.

Еще одна неудача. Последняя и фатальная. В ней Дэйвис винил только самого себя. Он оказался недостаточно хорош, чтобы спасти корабль. Если бы Морн не отважилась на риск гравитационной болезни и не помогла ему, они бы все погибли. Поддавшись усталости, он бросил Энгуса и Морн на произвол судьбы. Его несостоятельность продлила их страдания на долгие минуты. А затем он позвал в рубку Мику, несмотря на ее раны и состояние больного брата. Дэйвис оторвал ее от Сиро, потому что не мог уследить за приборами, одновременно управляя кораблем.

Он не знал, как починить двигатели. Ему не удалось отключить позывные «Трубы». Но было нечто худшее. Дэйвис не мог понять самого себя. Черт, он даже не пытался! Он боялся взглянуть на то, что скрывалось за его приступом ярости на «Потрошителе». Позволив Нику совершить то эксцентричное самоубийство, Дэйвис погубил и Сиба Маккерна. С таким же успехом он сам мог нажать на спусковой крючок. А затем он выплеснул злость на мать, замаскировав ужас гневом, словно Морн чем-то провинилась перед ним; словно она была недостойна.

«Я воплощаю в себе дочь Брайони Хайленд, ту женщину, которой ты была до того, как продала душу за зонный имплант».

Теперь ему не удалось вывести Энгуса из стазиса. Двигатели «Трубы» молчали. Корабль потерял управление. Он не мог совершить прыжок сквозь провал подпространства или выполнить торможение, утратив все полетные качества. Он, как гроб, брошенный в океан вселенной, был обречен на дрейф до той поры, пока его не выловят неводы смерти или крейсеры полиции.

В эти минуты Дэйвис имел три желания: чтобы его сердце разорвалось на части; чтобы в нем заглох пульс жизни; и чтобы все это случилось быстрее. Иначе ему придется столкнуться с последствиями своей несостоятельности.

Он почти не обратил внимания на слова Вектора, когда тот произнес:

– Хм, ты знал, что делал. Эй, может, посмотришь на экран?

Непривычная эмоциональность в тоне генетика заставила его повернуть голову. Мика, затаив дыхание, уже смотрела в том направлении, куда указывал Вектор. Дэйвис недоуменно заморгал. Его попросили взглянуть на один из дисплеев лазарета. Но на который? И какой в этом толк?

– Дэйвис Хайленд, – весело произнес Шейхид, – мой юный друг, ты гений. Или, как скоро нам скажет Энгус, ты мозговитый чертов умник.

– Электрокардиограмма, – подсказала Мика. – Посмотри на кривые.

Она была на грани слез. Дэйвис не верил своим глазам. Только несколько секунд назад этот экран был заполнен слабыми нечеткими сигналами, исходящими от зонных имплантов Энгуса. Датчики не могли проникнуть через «белый» шум и зафиксировать активность нервной системы. Но теперь на всех шкалах и по всей длине спектральной электрокардиограммы пульсировали нормальные волны с обычными пиками амплитуд.

– Энгус спит, – пояснил Вектор, прежде чем Дэйвис успел разобраться в показаниях приборов. – Он не в коме. И не в стазисе. Просто спит.

Сверившись с кривыми сигналов, он указал на несколько синусоид.

– Данные не совсем естественные. Эти линии слишком равномерные, что объясняется работой зонных имплантов. Ему нужно время для исцеления. Однако он не в коме. Его системы находятся в рабочем режиме. Скорее всего, Энгус проснется, когда его диагностическая аппаратура подскажет ему, что он готов к активной деятельности.

Генетик мягко усмехнулся.

– Похоже, мы можем на что-то надеяться.

Волна облегчения была такой мощной, что Дэйвис согнулся, словно от удара в пах. Мика окликнула его, но он не мог ответить. Непонятная боль свела судорогой мышцы груди и живота, скручивая тело в эмбриональный узел. Он слишком долго находился под большим напряжением; жил на чистом адреналине. Плоть имела ограничения, и даже его улучшенный метаболизм не мог выходить за их пределы. А он давно переступил через них. Внезапное изменение в стимулах нервной системы привело к бесконтрольной разрядке. Нервы посылали импульсы во всех направлениях, сжимая Дэйвиса в шар. Отдавшись на волю невесомости, он отлетел к стене, ударился о переборку и начал дрейфовать к столу.

– Дэйвис!

Мика поймала его за руку и остановила бесцельное движение.

– Что происходит? Что с тобой?

Если бы ему удалось открыть рот, он стал бы звать на помощь Морн. Но Дейвис не мог говорить и дышать…

Вектор не колебался.

– Я дам ему каталепсор.

Он повернулся к пульту и начал набирать команды для амбулаторной секции лазарета.

«Нет, – молча запротестовал Дэйвис Хай-ленд. – Никаких лекарств и каталепсоров! Мне они не нужны. Не бойтесь за меня. Это Морн нуждается в каталепсорах – чтобы контролировать гравитационную болезнь, чтобы не дать себе убить всех нас, – погружаясь в боль, словно возвращаясь в лоно матери, он постепенно менял перспективу. – Я не она».

И тому были доказательства. Когда вселенная говорила с Морн и ускорение корабля выталкивало ее ум за грань разума, она желала самоуничтожения. Чтобы избавиться от этой тяги, Морн причиняла себе вред. Однако Дэйвис реагировал иначе. Хотя он тоже стремился к уничтожению. Страшась амнионов и их желания использовать его против человечества, он отправлял на смерть других людей. Дэйвис тосковал по насилию, а не самоубийству, и подавляя эту тоску, он погружался в бездну боли – беспомощный, как эпилептик в апогее конвульсий.

Нет! Это он придумал, как вывести Энгуса из стазиса! И он не был Морн.

Осознание этого факта достигло глубин, которые прежде никогда им не затрагивались. Боль в мышцах груди и живота принадлежала ему, а не другому человеку. И отождествление с Морн тоже было его переживанием. Он спас Энгуса. Ему не требовался их чертов каталепсор.

Когда Вектор направился к нему со шприцем в руке, мышцы Дэйвиса начали расслабляться.

– Он шевелится, – сообщила Мика.

Дэйвис судорожно вздохнул. Он раскрепощал себя часть за частью. Повернув голову, юноша с усилием кивнул Вектору и Мике.

– Я в порядке.

Голос был слабым, но он мог говорить.

– Мне не нужен каталепсор. Я только…

Слова не выражали того, что он хотел сказать. Главное – Дэйвис больше не отождествлял себя с Морн.

– Мне просто нужно немного поспать.

Вектор перевел взгляд на шприц, затем вопросительно посмотрел на Мику.

– Не спрашивай меня, – устало ответила она, прижимая рукой повязку на ране.

Возможно, это уменьшало ее боль.

– Нам всем нужно выспаться. Если он говорит, что обойдется без каталепсора, то пусть идет в постель.

Вектор со вздохом кивнул.

– Я и сама собираюсь вздремнуть, – продолжила Мика. – Сразу после того, как уверюсь, что Сиро находится под наркозом. Нам нужен отдых. Мы все равно ничего не сможем сделать, пока Энгус не проснется.

В голосе Мики звучали нотки оправдания. Двигатели испортил ее брат, и она чувствовала себя ответственной за это.

– Похоже, ты права, – подбадривая ее, ответил Вектор. – Иди. Я еще поработаю.

Он жестом указал на консоль телеметрических приборов.