Два года напряженного труда было отдано подготовке к университету, занятиям с лучшими ваймарскими преподавателями -- образование, наконец, приобрело систематичность и завершенность. В двадцать один год Шопенгауэр поступил в славившийся тогда Геттингенский университет, где вначале записался на медицинский факультет, а затем перешел на философский. Здесь, в Геттингене, Шопенгауэр прожил с 1809 по 1811 год, сторонясь шумного студенческого общества и усердно штудируя Платона и Канта. Он был нелюдим по натуре, и круг его знакомых составляли всего несколько человек, лишь один из которых добился впоследствии известности: американец Астор, ставший мультимиллионером. Зато в доме матери Артур познакомился с Гете, который весьма благосклонно отнесся к юноше. Тот ответил на это страстным обожанием и благоговением, называя Гете величайшим человеком германского народа --вопреки своей традиционной иронии и скепсису.

В 1811 году, в двадцать три года Шопенгауэр переселился из Ваймара в Берлин. Его привлекла слава Фихте, гремевшая в то время. Но у молодого философа к этому моменту уже сложился вполне самостоятельный замысел капитального труда о Воле. Вблизи Фихте отнюдь не показался Шопенгауэру гением. Он прилежно ходил на лекции, хотя находил в них склонность к софистике, спорил с мэтром на коллоквиумах и все больше разочаровывался в нем. В конце концов, Фихте был ядовито высмеян им, и подвергнут презрению. Шопенгауэр замыслил масштабное философское полотно: его онтология должна была представить весь мир. Потому, наряду с философией, он штудировал естественные науки -- физику, химию, астрономию, геологию, физиологию, анатомию, зоологию. Кроме того, он изучал классические языки, слушал лекции Шляйермахера по истории средневековой философии, читал скандинавскую поэзию и, наконец, наслаждался произведениями Монтеня и Рабле, созвучными его ироническому складу ума.

В 24 года университет г. Йена, куда Шопенгауэр прислал свою диссертацию, заочно провозгласил его доктором философии. Зимой Артур приехал к матери, и здесь несходство их характеров привело к значительному охлаждению меж ними, а затем -- к разрыву. Мать по-прежнему держала сына на дистанции: "Я полагаю, что ты найдешь для нас обоих полезным, если взаимные отношения наши установятся так, чтобы обоюдная наша независимость не подверглась ущербу и чтобы я в частности сохранила непринужденное, мирное и независимое спокойствие, которое вносит в мою жизнь отраду. Итак, Артур, устраивай свое существование так, как будто бы меня здесь вовсе не было, за исключением того, что между часом и тремя ты ежедневно будешь приходить ко мне обедать. Вечера каждый из нас будет проводить как вздумается, кроме двух часов в неделю, когда у меня собирается общество: в эти вечера, само собой разумеется, ты будешь приходить, проводить время с гостями, и, если захочешь, оставайся хоть целый вечер и ужинай; в остальные дни недели ужинать и чай пить ты будешь у себя дома. Так оно будет лучше, милый Артур, для нас обоих: этим способом мы сохраним теперешние наши взаимные отношения... Ты окажешься единственным совсем молодым человеком в нашем обществе; но интерес находиться в одной среде с Гете вознаградит тебя, нужно полагать, за веселие, которого ты, быть может, у меня не найдешь... ".

Угрюмый юноша, в свою очередь, очень скептически смотрел на материнский салон, не без основания усматривая в нем способ выбрасывания на ветер унаследованных от отца денег, а еще более скептически -- на литературные опыты матери. Биографы Шопенгауэра описывают стычку матери и сына по этому поводу. В 1813 году Шопенгауэр издал за свой счет первый философский труд "О четверояком корне закона достаточного основания". Его восторженно оценили некоторые профессора, но продать не удалось -- в той военно-политической ситуации, которая сложилась тогда в Германии, тема книги показалась публике не самой актуальной. Шопенгауэр понес значительные убытки, но тем трепетнее относился к своему первому детищу. Когда он преподнес один экземпляр книги своей матери, та, прочитав заглавие, имела неосторожность пошутить: "О, да тут что-то про корешки! Видать, фармацевтическая книга! " Выведенный из себя насмешкой Артур заявил, что его сочинения будут изучать и тогда, когда о беллетристических опытах Анны Шопенгауэр мир давно позабудет.

Эта оценка соответствовала общему представлению Шопенгауэра о женщинах. С тех пор, как он неудачно ухаживал за известной актрисой Ягеман, на которой был готов жениться, отношения со слабым полом у него принципиально не складывались. Как всякий философ, он легко нашел этому теоретическое обоснование. Женщина, по его мнению, обладает умственной близорукостью. Она способна различать только близкие предметы и цели, но заглянуть в будущее и в прошлое неспособна. Видимость вещей она принимает за суть дела. Зато близорукость позволяет ей больше мужчины наслаждаться радостями сегодняшнего дня, быть жизнерадостной и расточительной.

О женщине Шопенгауэр пишет так: "Она инстинктивно лукава, но вместе с тем, по неразумению и малой сообразительности, вздорна, капризна, тщеславна, падка на блеск, пышность и мишуру; в отношениях друг к другу она проявляет большую принужденность, скрытность и враждебность, чем мужчины в отношениях между собою. Женщинам чуждо истинное призвание к музыке, поэзии и вообще к искусству; даже наиболее блестящие представительницы женского пола никогда не создавали чего-либо действительно великого и самобытного в художественной области; еще менее способны они удивить мир ученым творением с непреходящими достоинствами. Объясняется это тем, что женщина всегда и во всем обречена только на опосредственное господство через того мужчину, которым одним она владеет непосредственно... Женщины во всех отношениях -- второй, ниже мужчин стоящий слабый пол... По самой природе своей женщины несомненно обречены на повиновение; видно это уже из того,, что любая из них -- стоит ей попасть в независимое положение -- добровольно отдается под опеку любовника или духовника, лишь бы только какой-нибудь мужчина властвовал над нею".