- Я хотела его убить, Патрик. Хотела!

Кейт зарыдала.

Донован притянул ее к себе.

- Хорошая моя, это было совершенно естественно при сложившихся обстоятельствах. Не вини себя.

Он не понимал. Она и сама себя не понимала до настоящего момента, а сейчас убийство кузена с жестокой ясностью развеяло весь ее самообман. В той последней схватке она не хотела ранить Ника или лишить его способности драться - она хотела именно отомстить за то, что он сделал с ее отцом и что пытался сделать с ней и Патриком. Самооборона уступила место жажде крови.

- Все только и делали, что оправдывали меня, когда я ударила тебя ножом. Как отчаянно я цеплялась за веру в то, что мой тогдашний поступок чистая случайность. Но это не была случайность. Я могла бы убить тебя. А сегодня я убила Ника.

Несколько секунд Донован молчал.

- Самое ужасное, с чем мне пришлось столкнуться, - что я мог и позволил себе причинить боль человеку, которого любил больше всех на свете. Заглянув в самый дальний тайник души, мы обнаруживаем там.., ад.

- Ты смог противостоять темным сторонам своей натуры. А я - убийца, Патрик. Не понимаю, как ты можешь находиться рядом со мной.

- Я должен горевать из-за того, что у тебя хватило силы спасти мне жизнь? Я всегда знал, что ты сильная, кара. Если честно, то я считаю, что желание убить Ника было абсолютно справедливым.

- Ты воспринимаешь мои криминальные наклонности гораздо спокойнее, чем я.

- Потому что я люблю тебя, Кейт. И всегда любил. И всегда буду.

Она снова и снова проигрывала в голове сцену с Ником. Да, отбиваться было необходимо, чтобы спасти себя и Патрика, но свирепый восторг, который она испытала, нанося удар, вовсе не был необходимостью. При воспоминании об этом Кейт становилось плохо. И все же теперь, признавшись самой себе в том, что темная сторона ее личности существует, она испытала странное чувство освобождения. Понимание того, что она сделала, не радовало, но для защиты любимого человека она пошла бы на это снова. Теперь стало ясно, что ее парализовала не только способность Патрика совершать дикие поступки, но и потаенный страх перед собственными скрытыми эмоциями.

- Я люблю тебя, Патрик.

Он замер.

- Я наконец поняла, что была искалечена страхом перед самой собой, а не только перед тобой.

- Я тебя понимаю, Кейт. Много раз я пугался собственного гнева. Может, это заложено в человеческой натуре - быть самым страшным своим врагом. Давай вернемся к тому моменту, когда ты сказала, что любишь меня. Я бы хотел снова услышать это.

- Я люблю тебя, Патрик. Господи, как хорошо в конце концов признаться в этом!

Она прижалась к нему, такого ощущения целостности она не испытывала с первых лет их брака. Нет, сейчас было лучше. Еще одна мысль посетила ее.

- Знаешь, я только что поняла, почему так сильно люблю взрывное дело. Я имею в виду, кроме чисто подросткового удовольствия.

- Почему же?

- Меня воспитывали милой маленькой леди, которая никогда не должна была показывать, если злилась на кого-то, - объясняла Кейт. - Устроить взрыв - наилучший способ продемонстрировать те дикие импульсы, которые я нигде больше не могла показать. Неудивительно, что я так мечтала работать в "Фениксе".

- Интересно. Это, должно быть, привлекало и меня.

Теперь наконец они могли обрести мир и покой в объятиях друг друга.

- Я люблю тебя, Кейт. - Патрик снова прижал ее к себе. - И я самый счастливый человек в мире.

Она медленно вздохнула, расслабляясь.

Эпилог

Джулия с удовольствием вдохнула благоухающий майский воздух. Стоял чудесный весенний день, и ее это так радовало, словно она лично отвечала за погоду. В конце концов она почти сама организовала прием в доме Донована и Кейт, а сейчас встречала запоздавших гостей. Она выглянула из кабинета в переполненную гостиную. Донован и Кейт стояли у камина вместе с Фрэнком и Конни Руссо и смеялись.

На Кейт было длинное голубое платье с вышивкой, в котором она казалась прекрасной дамой эпохи Возрождения. Как мать, Джулия ничуть не сомневалась в том, что ее дочь выглядит потрясающе. Донован был одет более традиционно - в синий блейзер и светло-коричневые брюки, - но тоже смотрелся неплохо. Из кухни вышел Том.

- Я и забыл, как мило в Мэриленде весной. Даже Калифорния не сравнится с Ракстоном в мае. Джулия взяла сына под руку.

- Тебе придется приезжать почаще.

- Если честно, я подумываю о том, чтобы уйти в монастырь в Нью-Мексико. Я часто посещаю одну обитель и каждый раз хочу остаться.

Ее сын - и монах? Как только им с Сэмом удалось произвести на свет такого, не от мира сего, ребенка?

- Я думала, церковь очень сильно настроена против геев.

- Именно в этой общине полагают, что, пока соблюдается обет целомудрия, не важно, чем занимался человек в прежней жизни.

Разумный подход.

- Посетителей туда допускают?

- Да, конечно. Монастырь Пресвятой Девы - это не тюрьма. Тебе бы там понравилось. Воздух и свет в Нью-Мексико обладают такой чистотой, которая возвышает душу. Там есть.., покой.

- Могу себе представить. Чем ты будешь там заниматься? Кроме молитв, я имею в виду.

- Братья всегда заняты. Работают в саду, пекут хлеб, делают вино. - Он улыбнулся. - Занимаются веб-дизайном...

- Серьезно?

- Святая правда. Полагаю, что мое владение компьютером - одна из причин, по которой они согласны рассмотреть мою кандидатуру. Монастырям тоже приходится платить по счетам.

Не успел он продолжить, как подошли сестра Сэма Мария и ее муж Шон. Действуя со слаженностью давно женатой пары, они утащили Тома, чтобы показать ему самого младшего из своих внуков. Джулия смотрела, как родные удаляются, чувствуя на собственном лице улыбку обожания. Чарлз вышел из кухни и присоединился к ней.

- Ты скоро сможешь оставить свой пост. Роковой час почти настал.

- Подожду еще несколько минут. В конце концов люди думают, что это обычный прием, и гости еще продолжают прибывать. - Она улыбнулась, почувствовав, как Дина трется о ее щиколотки. - Кроме того, моя кошачья внучка составит мне компанию.

Весна выдалась трудной, мягко говоря. Но было огромным облегчением узнать, что Сэм не покончил с собой.