Лакус угнездился в животе, замедляя ток крови и путая мысли. Джек боролся с ним вопреки совету Тихони.

— Я тоже колдун, как и ты.

Джек уже понял, что травник может говорить по-разному: напевно, на сельский лад, и резким, твердым голосом, когда речь заходит о серьезном. Теперь он говорил резко.

— Я скромный чародей. Иногда я вкладываю немного чар в мои травы, но не часто. Иногда общаюсь с живущими в дальних краях мудрецами, а иногда вынужден ворожить ради защиты. Я не такой могущественный маг, как ты.

Джека охватило раздражение.

— Никакой я не могущественный и никакой не маг. — Он стиснул в руках чашу, стремясь нарушить ее безупречную гладкость.

— Не надо лгать, Джек. Ты ведь знаешь, что я сказал правду. — В голосе Тихони зазвучал гнев. — Чем дольше ты будешь отрицать, что ты маг, тем больше вреда натворишь. Вспомни, что случилось с фортом. Ты утратил власть над собой. Ты не имеешь ни малейшего понятия, как останавливать то, что начал. Лишь отчаяние помогло тебе положить конец разрушению — ничего более. — Травник дрожал, говоря это. — Ты опасен, и тебе надо научиться владеть собой.

Чаша треснула в руках у Джека.

— Откуда ты все это взял?

— Я это чувствую. Чувствую слепую, бесцельную ярость. Она накатывает волна за волной. Не льсти себе, Джек. Да, ты могуч, но совершенно не обучен. То, что ты натворил в форте, непростительно. Ты дал волю своим чувствам — это самая большая глупость, которую может совершить чародей. Ты, словно избалованное дитя, заставил других расплатиться за свою боль. Твоя сила может сравниться только с твоим невежеством. Потому-то я и привез тебя сюда. Не потому, что в мои привычки входит подбирать усталых путников, а потому, что ты опасен для окружающих и пора кому-то заняться тобой.

Джек знал, что Тихоня смотрит на него, но не мог себя заставить посмотреть травнику в глаза и глядел на треснувшую чашу. Гнев прошел, и его сменил стыд. Все, что сказал Тихоня, было правдой.

— Я не хотел никому делать зла.

Тихоня тут же оказался рядом и положил руку ему на плечо.

— Я знаю, парень, знаю. — Его голос снова приобрел напевность. — Извини меня за резкость...

— Нет, не извиняйся. Я это заслужил. Ты прав — я человек опасный. — Джек уронил расколотую чашу на пол. Пришла пора довериться кому-то. Он набрал в грудь воздуха. — Мне нужна помощь. Я не знаю, что со мной происходит, откуда взялась у меня эта сила. Я чувствую, будто должен сделать что-то, — но что, не знаю.

Тихоня ласково кивнул.

— Что ты видел, когда был в трансе?

— Хелч — так же ясно, как тебя. Кровь, тучи мух и трупы. — Джек содрогнулся, вспомнив об этом. — Это было точно предостережение.

— А раньше с тобой случалось такое?

— Да. В последние месяцы случалось. — Джек беспомощно провел рукой. — Стоит кому-то упомянуть о войне, как мой желудок скручивает узлом и меня так и тянет бежать туда, где воюют.

— В Хелч?

— Нет — в Брен. — Джек посмотрел Тихоне в глаза. — Мне кажется, я знал с самого начала, что Кайлок выиграет войну с Халькусом.

— Он еще не выиграл ее. Столица пала, но восточный Халькус пока свободен. Кайлоку потребуются недели, если не месяцы, чтобы завоевать всю страну.

— И что же будет тогда? — Джеку казалось, что он уже знает ответ, но он хотел услышать Тихоню, жителя Анниса.

— Весь Север обратится в поле брани. Никто не станет смотреть спокойно, как Кайлок сколачивает себе империю. Быстрота, с которой он дошел до Хелча, ошеломила всех. Это просто чудо какое-то — и Аннис с Высоким Градом испытывают ужас от того, что и они могут пасть жертвами подобного чуда. — Тихоня снова принялся толочь кору. — Скоро Кайлок будет владеть и Бреном по ту сторону гор, и Халькусом по эту. Еще немного — и он обратит свой взор на державы, лежащие между ними.

— Как скоро это случится?

— Не могу сказать. Это зависит от Кайлока. Аннис и Высокий Град ждут, что он станет делать дальше.

Джек очень устал. Лакус одолевал его. Он подавил зевок — скоро он уснет.

— Но при чем тут я? Я ведь из Королевств, и мне следовало бы радоваться тому, что Кайлок создает империю.

— Я думаю, ты уже знаешь ответ, Джек, — мягко сказал Тихоня. — Тебе суждено сыграть какую-то роль в грядущих событиях.

— Но почему?

— Не важно почему — важно как. Происшествие в форте доказывает, что ты и война как-то связаны. Ты помог Кайлоку, сам того не ведая. Теперь тебе нужно научиться владеть своей силой, чтобы подобное не случилось снова. В следующий раз, когда ты прибегнешь к чарам, ты должен точно знать, что ты делаешь и каковы будут последствия. Я не могу сказать тебе, в чем заключается твоя роль — это ты должен будешь узнать сам, — но могу оградить тебя от дальнейших ошибок. Тебя надо научить управлять тем, что у тебя внутри, — и это в моих силах.

Джек заглянул в голубые глаза Тихони.

— Зачем тебе это нужно?

— Быть может, и у меня есть своя роль. Быть может, она в том и состоит, чтобы научить тебя уму-разуму.

— Нет, Боджер. Коли хочешь разогреть девушку, не корми ее устрицами.

— Почему, Грифт?

— Устрицы — дело ненадежное, Боджер. То ли она от них разогреется, то ли обсыплет ее в одном месте.

— Да что ты, Грифт?

— Точно, Боджер. А ими ведь еще и подавиться можно.

— А чем же ее тогда кормить, Грифт?

— Хлебным пудингом, Боджер.

— Хлебным пудингом, Грифт?

— Да, Боджер. Самое сильное возбуждающее, какое есть на свете. Нет такой бабы, которая не хлопнулась бы на спину после двух порций хорошего, сытного хлебного пудинга. Он лишает женщину всякой воли к борьбе.

— Но ведь она, стало быть, не разогревается, Грифт, — просто наедается до отвала.

— Верно, Боджер, и это лучшее, на что может надеяться мужчина. — Грифт отхлебнул эля. — Следи только, чтобы она его соусом не поливала.

— Почему, Грифт?

— От соуса они спесивыми делаются и требуют от тебя незнамо чего.

— Я вижу, любезные, вы разговорчивы, как всегда.

Боджер и Грифт обернулись на звук бархатного насмешливого голоса. Баралис стоял на пороге часовни — он открыл дверь и вошел, а они и не слышали.

— Вы одни? — спросил он, прикрыв дверь за собой.

— Да, ваша милость, — кивнул Грифт, тихонько заталкивая ногой под скамью пустой кувшин из-под эля. Незачем Баралису знать, сколько они выпили.

— Хорошо — тогда перейдем сразу к делу. Вы еще не забыли, что кое-чем обязаны мне? Я мог бы выдрать вас за ваш длинный язык. — На его губах заиграла улыбка. — Да и сейчас еще могу.

— Мы очень сожалеем о том, что говорили на пути в Брен, — сказал Боджер. — Мы никого не хотели обидеть.

Грифт предостерегающе тронул его за плечо — я, мол, сам разберусь с лордом.

— Чем мы могли бы отслужить вам, лорд Баралис? — Этот человек не за извинениями сюда пришел — он хочет заключить сделку.

Баралис подошел к ним и понюхал воздух.

— Элем сплетни запиваете, так?

— Всего-то полкувшинчика...

Грифт оборвал Боджера, лягнув его по ноге.

— Вы имеете что-то против? — спросил он, глядя Баралису в глаза.

— Ничего. — Баралис стоял так близко, что Грифт с трудом удерживался, чтобы не шарахнуться от него. Боджер уже вжался в спинку скамьи. — Наоборот — я надеюсь, что вы и завтра вечером не откажете себе в выпивке. Я даже сам пришлю вам пару кувшинов — самого лучшего сорта, разумеется.

— А почему нам необходимо выпить завтра? — Грифту стало очень не по себе.

— Потому что если вы будете пить по ту сторону двери, то не заметите человека, который войдет в часовню.

— Что за человек?

— Не надо вопросов, друг мой, — вскинул руку Баралис. — Делай, как я говорю, вот и все. — Густой голос обволакивал, соблазняя. — Пропустите этого человека, и будем в расчете.

Грифт знал, что выбора им не остается. Этот человек может сделать так, что их выгонят, может подвести под кнут и пытки, может их отравить — и это еще не самое страшное. Грифт проклял день, в который королевский советник подслушал их разговор. Задолжать Баралису все одно что дьяволу — оба так и норовят захапать твою душу.