Первое чувство, возникшее во мне, когда я узнал его, было чувство жалости и сострадания. Не знаю, куда подевались гнев и злость. Передо мною стоял жалкий, раздавленный человек. Мы долго молча смотрели в глаза друг другу.
- Вот так,- наконец сказал он и отвел глаза. А мне, странно говорить, стыдно было в этот миг, что я оказался прав. Лучше бы уж я был не прав.
- Ты плохо выглядишь,-нелепо как-то сказал я. Именно нелепо. Ибо сотни, тысячи людей облучались сейчас фактически стараниями этого человека. И тем не менее я не мог говорить с ним иначе. - Сколько ты получил рентген?
- Сто-сто пятьдесят,-глухим, хрипловатым, таким знакомым голосом ответил стоящий в полутьме у стены человек.
- Где твоя семья?
- Не знаю. Кажется, в Полесском... Не знаю... Я никому не нужен... Болтаюсь, как дерьмо в проруби. Никому здесь не нужен...
- А где Фомин?
- Он свихнулся... Отпустили отдохнуть... В Полтаву...
- Как оцениваешь нынешнюю ситуацию здесь?
- Нет хозяина... Кто в лес, кто по дрова.
- Мне говорили, что ты просил у Щербины разрешения на эвакуацию Припяти двадцать шестого апреля утром. Это так?
- Да... Но мне сказали: не поднимать панику... Это была самая тяжкая и страшная ночь для меня...
- Для всех,- сказал я.- Что мы стоим здесь? Давай пройдем в какую-нибудь пустую комнату.
Опять глаза в глаза. Говорить было не о чем. Все и так ясно. Почему-то вспомнилось, по телевизору видел, на съезде камера несколько раз отыскивала в зале его лицо. Лицо человека, достигшего вершины признания. И еще... еще... Властное было лицо...
- Ты докладывал в Киев двадцать шестого апреля, что радиационная обстановка в пределах нормы?
- Да... Так показывали приборы... Кроме того, было шоковое состояние.
Я взял блокнот, чтобы записывать, но он остановил меня.
- Все здесь очень грязное. На столе миллионы распадов. Не пачкай руки и блокнот...
Заглянул Майорец, и Брюханов, видимо уже по привычке, с готовностью вскочил, забыв обо мне, и пошел к нему. Мне представился незнакомый, тоже пудрено-бледный человек (при воздействии доз радиации до 100 рентген происходит спазм наружных капилляров кожи. и создается впечатление, что лицо припудрили). Оказался начальником отдела атомной станции. Горько улыбаясь, сказал:
- Если бы не эксперимент с выбегом генератора, все было бы по-прежнему...
- Сколько вы схватили?
- Рентген сто. От щитовидки первые дни светило сто пятьдесят рентген. Сейчас уже распалось... Йод-131. Зря не дали людям взять нужные вещи. Многие сейчас очень мучаются. Можно было в полиэтиленовые мешки...-И вдруг сказал:-Я помню вас, вы работали у нас заместителем главного инженера на первом блоке.
- А я что-то запамятовал... Где сейчас сидят ваши, эксплуатация?
- На втором этаже, в конференц-зале и в соседней комнате, Пошел на второй этаж. Снаружи в воздухе хорошо светит, думал я, почему они не экранируют окна свинцом?.. В коридоре-в основном двери в кабинеты министров, академиков. А вот дверь без надписи. Открыл, заглянул. Продолговатая комната, окна полузашторены. За столом сидел седой человек. Узнал зампреда Совмина СССР Силаева. В прошлом - министр авиационной промышленности. Сменил здесь Щербину 4 мая. Зампред молча смотрит на меня. Глаза властно поблескивают. Молчит, ждет, что скажу.
- Окна надо экранировать листовым свинцом,-не называя себя, сказал я.
Он продолжал молчать, но лицо его мало-помалу стало приобретать жесткое выражение. Я закрыл дверь и прошел в конференц-зал...
Замечу, что экранировали окна свинцом значительно позже, 2 июня, при сменившем Силаева зампреде Совмина СССР Воронине, когда реактор выплюнул из-под наваленных на него мешков с песком и карбидом бора очередную порцию ядерной грязи.
На сцене конференц-зала за столом президиума сидели эксплуатационники и по нескольким телефонам поддерживали оперативную связь с бункером и блочными щитами управления первых трех блоков АЭС. У всех сидящих в "президиуме" лица виноватые, нет былой выправки и уверенности атомных операторов, характерных для времен успеха и славы.
В зале на стульях небольшими группками сидят люди. У окна вижу старого приятеля, начальника химцеха Ю. Ф. Семенова, он что-то обсуждает с незнакомым мне человеком в спецовке. Семенова я в 1972 году принимал на работу, он тогда очень рвался на Чернобыльскую АЭС. Специалист он толковый, много лет проработал на спецочистке радиоактивных вод.
- Здорово, старина!-оторвал я его от беседы.
- О-о! Рад видеть тебя. Вот видишь, в какие времена приехал...
- Приехал вот...
Семенов, тоже пудрено-бледный, за последние несколько лет сильно сдал. Смолисто-черные бакенбарды стали совсем белыми. Года два назад он оформил пенсию по первому списку, собирался оставить цех.
- Ты же хотел уйти на чистую работу?
- Да-а... Хотел вот, но замешкался. А теперь куда уж... Теперь я здесь нужен.
- Жена, дочь где?
- Они в Мелекессе у бабушки. Вещи вот вывезти не удалось. Все, что нажито, все пропало. И дача и машина. Я только новую купил... В квартире у меня, вчера ездил туда, на всех вещах один рентген в час. Куда с этим денешься? Первый микрорайон, ему больше всего досталось от радиоактивного облака.
Возле окна - огромный мешок с футбольными камерами, белесоватыми от талька. Зачем их столько?
- Пробы воздуха берем,-объяснил один из операторов.
- Где?
- Да везде. И в Припяти, и в Чернобыле, и в тридцатикилометровой зоне...
- Это что, вместо камер Туркина? (Камера Туркина-пластмассовая гармошка с клапаном, при растягивании которой внутрь забирается порция воздуха или газа для пробы.)
Оператор засмеялся:
- Где их возьмешь, камеры Туркина? А этого добра навалом.
- Как же вы накачиваете их? Насосом?
- Где насосом, а где и ртом. Велосипедных насосов тоже не напасешься. В нынешних условиях - страшный дефицит.
- Ртом надувать - неточный замер будет,-сказал я.-Вдохнул- и половина радиоактивных веществ в легких осталась. Легкие как фильтр действуют. При каждом вдохе-выдохе в легких идет накопление радиоактивной грязи.
- А что делать?- смеется оператор. - Мы уже на такие пустяки внимания не обращаем.
В бывшем кабинете первого секретаря знакомые и незнакомые люди в хлопчатобумажных комбинезонах, в торце стола безучастно сидит Брюханов. На столе фотографии разрушенного реактора, сделанные с вертолета, генплан промплощадки.