– Я сейчас разведу. – Капитан направился к глиняной печи. – Обязанности гражданина заставляют его большую часть дня проводить не здесь, а это непрактично – поддерживать огонь…
– Катрин! – на пороге комнаты стоял Франсуа.
«Он кажется более жестким, похудевшим и усталым, чем в Вазаро, – подумала Катрин, – но все равно выглядит прекрасно». Она вскочила.
– Этот господин считает, что мне здесь не место, Франсуа. Пожалуйста, скажи ему, что я твоя жена.
– Моя… жена, – медленно повторил Франсуа. И обернулся к капитану. – Да, конечно, Ардлен, это моя жена… Боже всемогущий, Катрин, что ты здесь делаешь?
Катрин подошла к нему.
– Как могу я жить в достатке в Вазаро, если ты, служа республике, существуешь в этой камере? Я решила, что должна быть рядом с тобой. – Она с улыбкой обернулась к Ардлену. – Благодарю вас за вашу доброту, капитан. А теперь вы не могли бы приказать принести мои вещи со двора?
Капитан кивнул:
– Тебе повезло, гражданин, с женой. Но не забудь достать ей нужные документы.
– Не забуду. – Франсуа не сводил глаз с Катрин. – Если она останется. Моя жена сильнее духом, чем сложением. Я не уверен, что эта комната будет для нее самым лучшим местом.
Катрин улыбнулась ему.
– Я сама знаю, что для меня лучше всего. И всем известно, что место женщины – рядом с ее мужем.
Как только тяжелая дубовая дверь затворилась за капитаном, Франсуа потребовал объяснений:
– В чем дело, Катрин? Зачем вы здесь?
Катрин глубоко вздохнула.
– Мне было нелегко решиться.
– У вас есть сообщение от Жан-Марка?
– Нет, я приехала лишь сегодня утром. И его еще не видела. – Катрин сокрушенно призналась:
– Жюльетта знала, что он не одобрит моего приезда, так что быстренько выставила меня, прежде чем я даже успела…
– Почему?
– Потому что вы мой муж, – просто ответила девушка. Франсуа был ошарашен.
– Вздор. Вы же всегда считали эту церемонию простой необходимостью.
– Это правда, я хотела бы еще обвенчаться в церкви. Пожалуйста, Франсуа.
Его покинула всегдашняя выдержка, голос дрогнул:
– О чем вы говорите?
– О том, что… я люблю вас. – Катрин поспешно продолжала:
– И я знаю, может быть, вы разлюбили меня, но я должна была попытаться…
– Матерь Божия! – Франсуа схватил ее в объятия и зарылся лицом в ее волосы. – Конечно, я люблю тебя, – глухо произнес он. – И всегда любил. Но аббатство…
Катрин почувствовала облегчение, она обвила его руками и крепко прижала к себе.
– Ты упорно ведешь себя так, словно сам участвовал в насилии. Тебе следовало самому все мне объяснить, а то об Уильяме Дарреле я узнала от Жюльетты. Ты думал, я настолько мелочна, что поставлю свою боль выше жизней, которые ты спас с тех пор?
– Ты прощаешь меня?
Катрин отступила и внимательно посмотрела на Франсуа. Лицо ее было серьезно.
– Прощаешь ли ты меня? Я боялась разделить с тобой твою жизнь, любя тебя. Я даже не понимаю, как ты можешь все еще любить меня.
– Не понимаешь? – Его губы прижались к ее виску. – Наверное, потому что в тебе есть сила и нежность… и правда.
– Только не правда. Похоже, в прошлом я часто лгала себе. – Катрин трепетно улыбнулась. – Но с сегодняшнего дня постараюсь быть с тобой правдивой.
Франсуа сжал ее лицо в ладонях и заглянул в глаза.
– Катрин, я… – И поцеловал ее мягко, ласково, с исключительной нежностью. Выражение его лица было также прекрасно, как рассвет, встающий над полями Вазаро. – Любовь моя.
Радость Катрин была столь сильна, что она едва могла ее вынести с открытыми глазами. Когда она открыла их, Франсуа смотрел на нее с тем же выражением, и Катрин почувствовала, что сейчас разрыдается от счастья. Надо было что-то сделать, сказать, дабы не утопить радость в слезах. Она неуверенно рассмеялась.
– Стало быть, решено. – И оглядела квартиру. – Мне надо что-то предпринять, чтобы привести это место в божеский вид. Не понимаю, как ты можешь жить здесь, где стены дышат могильным холодом. Если мы останемся тут на какое-то время, то нам понадобятся одеяла, ковры, занавески на окно. И, наверное, удобное кресло у печки, чтобы…
– Нам? – Франсуа покачал головой. – Ты не можешь здесь оставаться.
– Еще как могу. Я буду жить с тобой в Тампле столько же, сколько и ты, Франсуа. Имей в виду, в Вазаро я вернусь только с тобой.
– Катрин, я не могу поехать с тобой. Мне очень многое надо сделать здесь.
– Я знаю, Жюльетта мне говорила. – Катрин протянула руку и дотронулась до щеки Франсуа. «Он принадлежит мне, – с удивлением подумала она. – Я имею право протянуть руку и погладить его, когда захочу». – Значит, я помогу тебе. Мы очень хорошо работали вместе в Вазаро. Я уверена, мы сможем так же хорошо справиться со всем и здесь.
– Нет. – Франсуа упрямо сжал рот. – Ты не можешь оставаться в Тампле. Ради бога, Катрин, это же тюрьма!
– Тем более наше жилище должно быть теплым, уютным домом. – Катрин легонько поцеловала его в щеку и направилась к двери. – Сюда несут мои вещи. Посмотрим, сможет ли этот симпатичный капитан отыскать для меня шкаф в этом огромном пространстве? Я должна вернуться в дом Жан-Марка и выпросить белье и одеяла.
– Вот там и оставайся.
– И мы должны постоянно поддерживать огонь в печи. Эти каменные стены ужасно мокрые.
– Катрин, у меня нет ни малейшего намерения делать тебе пропуск. Охранники откажутся впустить тебя назад.
– Нет, не откажутся. – Катрин помедлила у двери, оглянувшись на мужа с бесконечно любящей улыбкой. – Потому что тогда я просто сяду у ворот и стану плакать и причитать, пока мне не позволят войти к тебе. А это привлечет любопытных, не так ли?
– Да, но ты все же…
– И все внимание в настоящий момент будет сосредоточено на тебе. Кроме того, ты ведь женился на мне, чтобы защитить от глаз республики? Ты хочешь, чтобы слухи о бедной покинутой жене дошли до ушей коммуны?
Лицо Франсуа осветилось нежной улыбкой.
– Ты ведь так и поступишь, да?
Катрин безмятежно улыбнулась в ответ.
– Конечно. По-моему, я ясно изложила свою позицию. Если ты хочешь отсюда уехать, ты должен побыстрее выполнить свою задачу, чтобы мы могли уехать оба.
Франсуа сокрушенно покачал головой и церемонно поклонился.
– Сделаю все, что в моих силах, чтобы услужить вам, мадам.
– А я сделаю все, чтобы услужить вам, – негромко сказала Катрин, на мгновение задержав на нем взгляд, прежде чем отвернуться и отпереть дверь. – Не забудь про шкаф.
Теперь холодный пол покрывал савоннский ковер с рисунком цвета беж и слоновой кости, а на окне висели тяжелые розовые бархатные шторы. Полотняное одеяло сменило ярко-красное бархатное покрывало, а рядом с печью стояло огромное кресло с подушками кремового цвета и скамеечкой для ног того же цвета.
– Не так уж плохо. – Катрин критически оглядела комнату. – Желтые занавески в моей комнате в Вазаро мне нравятся больше, но эти тяжелее и лучше уберегут от холода.
– Ты оставила Жан-Марку хоть какую-нибудь мебель? – спросил Франсуа, откидываясь и кладя голову на подушки кресла. – Насколько я помню, он любил это кресло. Когда мы встречались в золотом салоне, он всегда в нем сидел.
– Тебе оно нужнее, чем ему, – улыбнулась Катрин. – Не волнуйся, он не возражал, когда я его забрала. У Жан-Марка много кресел, а он пожертвовал нам только одно. – Она поежилась. – Здесь все еще прохладно. Похоже, мы так и не избавимся от этого холода. А у малыша в квартире так же промозгло?
Франсуа кивнул.
– Но нельзя сказать, что у него нет удобств. Симоны по-своему очень хорошо с ним обращаются. Недавно они позволили ему жить нормальной жизнью. – Губы Франсуа скривились. – Хотя, видит бог, сначала они по приказу старались превратить его в то, что хочет республика.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Симон получил распоряжение воспитать его как самого обычного человека.
Катрин озадаченно нахмурилась.