- Это ваш ребенок?
- Да.
Она, помолчав, сказала:
- Вы счастливы. Мать и дитя должны делать вас счастливым.
Он продолжал оправдываться.
- Мне, знаете ли, надоели умные женщины. А уж о любящих и говорить нечего! Вечно быть окруженным бурей страстей!.. Пасква восхитительно глупа. Любить меня она тоже и не думает. Она видит только, что я здоровый, крепкий пятидесятилетний мужчина. К тому же, у меня есть качества, которые нравятся ей: я не пью, не ношу с собой ножа. Она делает то, к чему призвана, и ждет, что я вспомню о ней в своем завещании; она не разочаруется. Из мальчика мы, конечно, сделаем дельного крестьянина.
- Конечно. Он кажется очень здоровым. Если тогда в один прекрасный день вам придется оставить его одного, вы сделаете это с сознанием, что все в порядке. Он будет тоже иметь детей...
- Мне нужно было много времени, чтобы понять свое сердце: бесчувственная женщина, красивое, сильное животное - вот, что мне нужно. Ах, она не требует от меня творения. О рисовании нет и речи!
- В этом теперь, кажется, ваша гордость - не рисовать?
- Я испытал достаточно тяжелое разочарование - в свое время, - пояснил он с добродушным упреком. - Нужно время, чтобы оправиться.
- Ну, я не тревожусь за вас, вы оправитесь.
- Но теперь я попрошу вас, герцогиня, разделить со мной мой деревенский обед. У нас сегодня карпы, Пасква?.. Карп - король наших рыб. Он встречается только в Гардском озере. Он появлялся на столе римского императора, всегда увенчанный лавром.
- С удовольствием, - если только я смогу есть. Я немного устала.
Он испугался, ему показалось, что она шатается. Он подхватил ее у самой двери дома.
- В эту комнату, герцогиня, - всего несколько шагов. Но что с вами? Путешествие, вероятно, утомило вас? Пожалуйста, сюда, эта кушетка очень удобна.
Он уложил ее. Она смотрела на него и вспоминала доктора Барбассона. "Все одно и то же движение возле меня: подкладывание подушек". Устало и нетерпеливо она сказала:
- Оставьте. Я хотела бы отдохнуть часок, этого достаточно. Я еду после обеда дальше в Риву, к доктору фон Меннинген.
- А!
Он впервые посмотрел на нее вполне внимательно, не думая о том, каким он сам кажется ей. Он тихо выскользнул из комнаты.
Когда она снова показалась, он обдумал все.
- Вы послали своих людей вперед?
- Да.
- Но вы не можете ехать одна. Если прикажете, я провожу вас.
- Благодарю вас.
- Я очень хорошо знаком с доктором фон Меннинген. Лучшего выбора вы не могли сделать. Он истинный врач, следовательно, принадлежит к очень редкой разновидности. Это выдающаяся личность, помогающая, ободряющая, подкрепляющая всех; он сам счастлив своим влиянием. Он на венский манер будет духовно насиловать вас ошеломляющей любезностью, чтобы у вас не осталось возможности думать о своей болезни. Вы обратите свое честолюбие на греблю, на правильное вдыхание, на карабканье по горам в двести метров вышиной! Это здорово, это успокаивает! Вы помните, герцогиня, каким измученным, беспокойным, безнадежным, конченным был я - тогда? Ну, так вот, доктору Меннингену я обязан тем, что мне вернулось доверие к самому себе и что у меня есть цели и твердое жизненное мерило.
"Какие цели? - подумала герцогиня. - И уж чересчур умеренная жизнь!"
Она заметила:
- Я говорила о Риве немного необдуманно, я еще подумаю об этом.
- Оставайтесь при своем решении! Я даю вам хороший совет.
Он продолжал убеждать; она спрашивала себя:
"Стоит ли заставлять свои члены ежедневно производить столько-то и столько-то полезных движений - только для того, чтобы не расставаться с этим миром? Ведь я пьеса за пьесой проиграла всю программу, которая была выработана для меня, прежде чем я родилась. Три богини, одна за другой, делали складки на моей одежде и определяли мои жесты, каждая согласно своему духу. Моя жизнь была художественным произведением. Должна ли я произвольно добавлять что-нибудь к своей оконченной судьбе?.. Нет!"
- Я решила, я еду домой, в Неаполь.
- Обдумайте хорошенько, герцогиня, я умоляю вас! Вы беспокоите меня больше, чем я могу сказать вам!
- Без основания, милый друг; все идет так, как я того желаю. Проводите меня обратно, в Десенцано!
- Вы позволяете? Но сегодня больше нет пароходов. Переночуйте у меня!
- Нет, нет. Мы не можем поехать на парусной лодке?
- Можем, конечно, можем! Ведь ветер попутный!
Он побежал к двери.
- Паоло, есть попутный ветер в Десенцано?.. Да, герцогиня, мы едем! Едем на парусной лодке с вами, герцогиня!
Он был счастлив; он сразу забыл свои увещания и опасения. Он, бессознательно для нее самой, напоминал ей Нино. "Какой ребенок!" - подумала она почти с нежностью.
- Но тогда мы должны сейчас ехать! - воскликнул он. - В нашем распоряжении три часа. Поезд в Милан идет в пять часов двадцать пять минут.
- Телеграфируйте прежде врачу в Риву, что я не приеду, а также Просперу, моему егерю. Он уже там. Пусть он тотчас же вернется и едет за мной в Милан.
Они сели в лодку.
- Вы не берете с собой лодочника?
- К чему? Я сам управляю парусом так, как будто никогда не делал ничего другого.
- А Линда, - вдруг спросила она. - Маленькая Линда?
- Да, страшно жаль, что вы не видели ее. Она была здесь еще неделю тому назад. Теперь становится холодно, в городе ей будет лучше.
- В Венеции?
- У Клелии... Боже мой, должен же я был дать бедной женщине хоть какое-нибудь удовлетворение. Я оставил ей Линду. Что у нее есть еще? Мортейль тупеет все больше; я думаю, он пьет.
- Маленькая Линда в своем тяжелом, блестящем, точно перламутровом платье...
- О, она его больше не носит. Что вы думаете, ведь ей уже тринадцать лет. Большая девочка.
- И, конечно, хорошенькая.
- Еще бы!
Он поднес пальцы к губам.
- И веселая?
- Тихая, очень тихая.
Он замолчал.
- Но наружность! - быстро сказал он. - Я всегда только смотрю на нее и благодарю ее за то, что она существует. Рисовать мне ее не надо: потому-то я и нахожу ее такой красивой. Какое наслаждение смотреть на прекрасное, не думая о ремесле! Посмотрите на это туманное озеро, полное неясных отражений. Как это волновало бы меня раньше! Теперь это меня нисколько не трогает нисколько.