- Но их продавали по благословению церкви ..

- А я - сам себе церковь! - Гаркавый ласково обнял девушку за плечи. Успокойся.

- Как знаешь, - Лена крепко сжала его ладонь. - Я ведь беспокоюсь за тебя, - призналась она.

Они украдкой поцеловались.

Глава четвертая

Ладис в своем кабинете просматривал некрологи, помещенные в столичных газетах за последние три дня. Красным маркером он помечал тексты, в которых попадались слова: "потомок", "князь", "художник", "писатель". Некоторые из умерших были его клиентами, и в этом случае он ставил в углу рамки некролога жирный крест, в других - восклицательный знак.

Это был старый и испытанный способ поиска антикварных вещей во всем мире.

В сочетании с похоронным бизнесом он был эффективен вдвойне. Зачастую смерть заставала близких усопшего врасплох, и, чтобы как-то соблюсти приличия в организации похорон, те порою поспешно расставались с интересующими Ладиса вещами. Торговаться "до последнего" в таких случаях считалось кощунственным, и предметы старины, как правило, продавались за бесценок. Если семья умершего была вполне обеспеченной, то и в этом случае не мешало бы провести переговоры, так как оставшиеся от покойника вещи, кроме его самого, порой никого из домочадцев не интересовали. И хотя растущие как грибы антикварные фирмы уже частенько опережали его, директор занятия своего не оставлял, движимый скорее инерцией, чем желанием еще заработать таким образом.

Просмотрев все газеты, Ладис звонком вызвал секретаршу.

- Оленька, - он пододвинул впорхнувшей девушке разложенную по стопочкам прессу, - занеси некрологи в компьютер и по каждому отыщи телефон и адрес.

Эта работа ей была хорошо знакома - на фирме она проработала уже два года.

Зажав газеты под мышкой, Ольга игриво стрельнула в Ладиса глазами и, виляя бедрами, вышла.

"Хрен ты куда от меня денешься!" - с ухмылкой подумал директор. Достав изпод стола бутылку "Кралинера", он сделал несколько глотков прямо из горлышка.

Тонкий аромат вина напомнил ему о далекой изысканной Франции. Глаза мечтательно закатились. "Чего можно желать, когда у тебя есть все? - он обвел рассеянным взглядом кабинет. - Любой скажет: трахать едва созревших, но уже ценящих вкус жизни девочек, отчаянных шлюх, комплексующих скромняг, сопротивляющихся и охотно раздвигающих ноги... - Ладис сделал еще глоток. Разве в жизни есть что либо влекущее больше? Нет! Поиски смысла жизни - это фетиш для мастурбирующих неудачников. Счастливцы живут инстинктами, сильными, как у животных. Плоть требует плоти..." - он судорожно проглотил слюну.

Телефонный звонок вывел директора из состояния саморастления.

- Да, - Ладис поправил съехавший набок галстук, - Иван Григорьевич? лицо его приобрело растерянный вид. - Да, знаю... закрутился... он уже у меня... я хотел... Хорошо, буду! - директор осторожно положил трубку и встал из-за стола.

"Вот пиявка!" - подумал он о звонившем и раздраженно пнул ногой кресло. То жалобно скрипнуло.

Приоткрыв дверь в приемную, Ладис негромко распорядился:

- Оля, сварите кофе и проследите, чтобы мне приготовили ванну.

Через полчаса значительно посвежевший Ладис открыл тяжелую дверцу сейфа и осторожно достал орден. "Красавец! - удовлетворенно подумал он, глядя на усыпанный бриллиантами знак доблести. - Один фрагмент праздничной цепи тысяч на десять тянет..." Аккуратно завернув раритет в кусочек бархата, директор положил сверток в карман и посмотрел на часы.

Стрелки показывали полдень.

Иван Григорьевич Сажин был человеком двуличным и амбициозным. В прошлом - старший научный сотрудник Центрального государственного архива, он жил теперь в роскошном особняке под Москвой, оберегаемый от излишнего любопытства к своей персоне немногочисленной, но хорошо обученной охраной.

Отличный психолог и шахматист, он восемь предыдущих лет двигал фигурами своих умозаключений решительно и талантливо, в результате чего сторублевый доперестроечный оклад теперь для него мог быть сравним ну разве что со стоимостью салфеток, дважды в день поглощаемых сверхкомфортным унитазом. Сажин не только питал слабость к дорогим вещам, но и был их знатоком. Часы "Пьяже", украшавшие его запястье, изящные и неброские, были приобретены им за триста пятьдесят тысяч долларов во время последней поездки в Женеву. Немногим дешевле обошлась ему и заколка для галстука, сработанная тамошними ювелирами по его индивидуальному заказу. Для посторонних это оставалось практически незамеченным, так как только единицы в его окружении догадывались об истинной стоимости таких обычных с виду вещей. И это льстило самолюбию бывшего ученого - только он порою мог заметить, как расширяются глаза искушенных в таких вещах иностранцев во время дорогих приемов при виде его костюма и галстука.

О многом из жизни Хозяина знал или догадывался его телохранитель и "правая рука" Глеб Старовойтов, но тот был в своем деле профессионалом и язык за зубами держать умел. Бывший командир разведроты, уволенный из армии за "аморальное" поведение, был искренне предан Сажину. Три года они были практически неразлучны, и это время Глеб не считал прожитым зря кругленькая сумма в одном из швейцарских банков придавала недавнему любимцу генеральских жен лоск и рвение. Обида на ревнивых рогоносцев в погонах, выживших его из "рядов", давно сменилась страхом, что этого могло не произойти...

- Глеб, - Сажин сидел у большого мраморного камина и смотрел на тлеющие в стеклянной колбе угли. На дворе стояла летняя жара, но привычка наблюдать за игрой огня у него была настолько велика, что, несмотря на некоторые неудобства, он не отказывал себе в этом круглый год, - запроси данные о счетах Ладиса: московских и зарубежных - я хочу знать, сколько он уже стоит. Только сделай это без лишнего шума, - он задумчиво потеребил усы (у Сажина была "заячья" губа, и с усами он никогда не расставался). Свежие каталоги аукционов "Сотбис" и "Отель Друо" доставили?

- Да, Иван Григорьевич, - Глеб достал из кожаной папки красочные глянцевые издания. Красивое, с правильными чертами лицо его стало еще сосредоточеннее.