Домик стоял на хребте наиболее заброшенного из римских холмов, в глубине запущенного сада. Перед ним, на обнесенной изъеденными стенами немощеной площадке, на самом солнце стояла navicella, поросший мхом, потрескавшийся бассейн в форме корабля. Он грезил о днях, когда рыцари ордена тринитариев со звоном вступали на порог своего дома. Над запертой дверью еще возвышалась эмблема ордена, белый и черный рабы, которые, стоя по правую и левую руку от благословляющего Христа, свидетельствовали о своем освобождении. Фасад высоко поднимался над осевшими стенами. Изредка раздавался шум шагов. Со стороны монастыря святых Иоанна и Павла иногда под аркой императора Долабеллы шаркали сандалии какого-нибудь монаха.
Сбоку под выступающей крышей белой виллы герцогини шла галерея с колоннами. Оттуда были видны, в раме двух кипарисов, склонявшихся друг к другу у решетки ее сада, Колизей и развалины форума.
Внутри каблуки стучали по красным плитам. Некоторые комнаты были оклеены темными обоями, некоторые выбелены. Мебель своими формами и размещением располагала к размышлению и молитве. Что-то тихое и немного затхлое носилось по всем комнатам, точно невидимая паутина; это было похоже на воспоминание о старых, книгах о черных, осторожно скользящих одеждах и застарелом запахе ладана. Герцогиня подумала о monsieur Анри, своем насмешливом учителе.
- Я напишу ему, куда попала.
Она дала знать Павицу. Он тотчас же явился и привел с собой Сан-Бакко. Борец за свободу торжественно подошел к ней; его сюртук был застегнут снизу и открыт сверху. Он сказал, сверкая глазами:
- Приветствую вас в изгнании, герцогиня!
- Благодарю вас, маркиз! - ответила она, слегка пародируя его трагический тон.
Павиц выступил вперед.
- Ваша светлость сделали важный шаг, когда, не спрашивая совета друзей, покинули свой приют.
Она пожала плечами.
- Милый доктор, неужели вы воображали, что я окончу свою жизнь в монастыре?
- Мы надеялись, что у вас хватит терпения еще на некоторое время. Для вас работали.
- Мы работали для вас, - повторил Сан-Бакко.
Герцогиня сказала:
- Хорошо. Так будем работать вместе! И будем при этом развлекаться. Рим производит на меня почти безумно веселое впечатление.
Она указала в окно на унылую площадку. Павиц ломал руки.
- Я заклинаю вас, герцогиня, не выходите из дому! При первом же появлении вас арестуют!
- Арестуют? Ах, господа, вы еще не знаете, каким могущественным покровительством я пользуюсь.
- Вы... покровительством? - с заметным разочарованием спросил Павиц.
- Покровительством нашей святой матери, церкви.
Она улыбнулась и перекрестилась. Павиц поспешно сделал тоже, мысленно молясь, чтобы ей был прощен грех ее насмешки.
- Что ж вы молчите?
Сан-Бакко взволнованно шагал по комнате. Он воскликнул фальцетом:
- Я чту церковь, как христианин, как демократ и как дворянин. Но там, где начинается ее деятельность, кончается деятельность солдата. В моем представлении, герцогиня, священник появляется только у смертного одра героя!
- Маркиз, вы совершенно правы, за исключением одной мелочи: я - не герой.
Она подошла к нему и посмотрела ему в глаза.
- Вы цените меня слишком высоко, мой милый, - я слаба. Скука сделала меня слабой. Мне встретился сильный, ловкий священник, викарий кардинала графа Бурнсгеймба, и я последовала за ним сюда. Что вы хотите, маркиз - мне всего двадцать пять лет! Не следует требовать от меня слишком многого. У меня есть друзья в Риме, которые утешат меня в моем несчастьи. Монсиньор Тамбурини говорит, что принцесса Летиция здесь. Я знаю ее со времен Парижа и думаю навестить ее. По-вашему, октябрьские охоты на лисиц должны состояться без меня?
Сан-Бакко покачал головой.
- Вы хотите показаться фривольной, герцогиня! Среди легкомысленных празднеств в Заре в вас было историческое величие... да, да, историческое величие! А теперь, под тяжестью возвышенной судьбы, вы кокетничаете поверхностностью. Вы любите причудливость, герцогиня, - и это идет вам.
- Но вам тонкие рассуждения совсем не идут. Пожалуйста!
Она подала ему руку.
- Я должна сделать массу покупок. Вы видите, как здесь неуютно. Поедемте со мной. Не правда ли, вы подарите мне несколько часов?
Он пробормотал:
- Несколько часов? Я весь принадлежу вам.
Он нагнулся к ее руке. Его рыжая бородка тряслась.
За ними стоял Павиц, смущенный, с горьким вкусом во рту. Герцогиня обернулась.
- А вы, доктор, примирились?
Павиц пролепетал:
- Разве я не слуга ваш? Герцогиня, я ваш слуга, что бы ни случилось. Я представлял себе это иначе. Вы в опасности, вы боялись, я хотел прикрыть вас своей грудью...
Она сделала гримасу, и он окончательно смутился.
- Я тоже боялся, это правда... Но довольно об этом, теперь вас защищают более сильные руки. Я с моей простой славянской душой всегда был верующим сыном церкви.
- Тогда, значит, все в порядке. Я слышу карету кардинала. Пойдемте.
Она надела шляпу.
- Камеристка, которую мне прислали, смыслит немного. Это камеристка изгнания.
Сан-Бакко искал по всем комнатам ее зонтик. Затем они сели в экипаж. Перед дверьми одного из магазинов, где они ждали свою даму, гарибальдиец сказал трибуну:
- Я восхищаюсь этой женщиной, потому что она разочаровала меня. Я пришел и думал, что мне придется проповедывать благоразумие. Она могла быть ожесточена, не правда ли, или детски растеряна, или возмущена. Нет, ничего подобного, она шутит. Она обладает могучей легкостью тех, кто верит в свое дело! Это великая женщина!
Павиц проворчал.
- Великая, гм, великая, - я не отрицаю. Существует пассивное величие. Некоторые умирают весело. Какого-нибудь аристократа, который дал себя гильотинировать, потому что любовная история удержала его от своевременного перехода через границу, я считаю смешной фигурой уже потому, что он никому не нужен.
- Милостивый государь! Вы забываете, кому вы это говорите!
Сан-Бакко гордо выпрямился. Но Павиц спокойно возразил:
- Вас, маркиз, я глубоко уважаю, вы борец за свободу.
И человек с двумя душами, которого звали Сан-Бакко, не знал, что ответить. Павиц продолжал: