Итальянский же издатель, ответчик вместе со мной, был оправдан по мотивам, что он лично не читал книги, которую опубликовала его фирма. Весь этот процесс и приговор вызвали в Италии большую сенсацию, главным образом из-за тайны, окружавшей странную смерть Джулиано, и эта новость появилась на первых полосах большинства ежедневных газет. В 1959 году была объявлена амнистия для "политических заключенных", и я мог вернуться в Италию. Я так и сделал, но ненадолго, и с бородой, так как к этому времени мне стало известно о врагах более опасных, чем правоохранительные органы. Борода, однако, не очень-то помогла мне. С её помощью и под прикрытием темных очков я направился в один трактир, куда обычно захаживал раньше, и заказал себе какое-то блюдо. Хозяин не подал и вида, что узнал меня, но тут же исчез на довольно-таки продолжительное время. Он практически так и не вернулся до тех пор, пока два карабинера не вошли в зал и подошли к моему столику. Один из них спросил:

- Английский капитан Максвелл?

Я был готов к такой игре и ответил:

- Меня зовут Максвелл, но несколько дней я был полковником, а вообще-то в действительности я майор.

- Закатайте, пожалуйста, рукава.

У меня в паспорте в графе "Особые приметы" записано: "Родимые пятна на правом предплечье". У меня там пять больших родимых пятен похожих на земляничные ягоды, и чтобы свести их потребовалась бы значительная хирургическая операция. Я закатал оба рукава и положил руки на стол, но оказался совсем не готов к тому, что последовало дальше. На меня надели наручники так быстро, что я не успел даже выругаться на любом из известных мне языков. Положение моё было довольно неприглядным, где бы я ни находился, а в то время в трактир вошли какие-то туристы. Я опустил руки под стол и сделал вид, что изучаю меню. Затем сказал:

- Вы просто морочите мне голову, я амнистирован, и против меня нет никаких обвинений. Сходите в участок и проверьте, если не хотите скандала.

Один из карабинеров вёл себя очень важно и агрессивно, другой был новичком и чувствовал себя неуверенно. Первый сказал второму:

- Оставайся здесь и следи за арестованным. Я сейчас вернусь.

Я попросил своего тюремщика положить мне на стол газету, чтобы я делал вид, что читаю, и он любезно согласился. Минут через двадцать старший вернулся, снял наручники и сказал:

- Англичане совсем не понимают шуток.

Я ответил:

- Не люблю сицилианских полицейских шуток.

А он сказал, заказав выпивку на троих:

- Не надо обижаться на нас, это всё они. Они вас не любят и им не нравится, что вы теперь здесь. Извините, виноват, но я бы на вашем месте убрался отсюда и поживей.

Я струсил и так и сделал.

Казалось, что на этом всё и кончилось, но всё вышло не так. В феврале 1965 года, девять лет после первой публикации книги и восемь лет спустя после процесса, некто князь Жанфранко Аллиата Монтреальский возбудил против меня дело в Королевском суде в Лондоне, поручив его одному из знаменитых адвокатов. Он объяснил задержку тем, что не читал книги по-итальянски и не видел публикации в газете. Он впервые узнал об этом, когда ему показали английское издание в США.

Это обстоятельство важно потому, что оно дало ему возможность возбудить против меня дело в Англии, а не в США.

Он предъявил мне и моим британским издателям иск по ущербу в клевете. Никто, насколько мне известно, вначале и не сомневался, что мы выиграем это дело. Те абзацы, на которые жаловались, были вовсе не моими мыслями, а свидетельскими показаниями (впоследствии дискредитированными), полученными на процессе Витербо при суде над людьми Джулиано, и поэтому считавшимися неоспоримыми. Процесс затянулся, обошёлся ужасно дорого, и мы проиграли его. Судья вынес решение, что точное и четкое сообщение о процессе в британском суде неоспоримо, но этот принцип не обязательно распространяется на процессы в других странах, а также это не относится к моему изложению "материала".

Весь этот процесс я пережил как кошмар, мне трудно было поверить в то, что происходит. И всё же у меня теперь есть статья из "Таймз" об этом процессе, которая свидетельствует о том, что я не ошибся.

Он (князь Аллиата) не возбудил дела против... издателей итальянской книги "Да хранит меня Господь от друзей моих" потому, что другое лицо, упомянутое в оговоренных абзацах, синьор Мартинелла, министр, уже возбудил иск и выиграл. Об этом деле писали в итальянских газетах, и он (свидетель) считал, что с его стороны было бы излишним заявлять иск.

И затем, после четырёх вопросов и ответов относительно размеров ущерба репутации князя: "Свидетель (князь Аллиата) признал, что с 1956 по 1960 год никто не обращал его внимания на эту книгу".

Здесь могут быть кое-какие лингвистические недоразумения, так как князь Аллиата давал показания через переводчика. А процесс Мартинеллы имел место в 1958 году.

Я стал испытывать жгучее чувство нереальности происходящего, даже засомневался было в своей способности сложить число лет на пальцах одной руки, и это не усилило моей рассудочности на скамье свидетелей. Работа, которую я проделал, была выполнена так давно, что наиболее точным ответом, который я мог дать на большинство из заданных мне вопросов, был: "Не помню".

Он (то есть я) утверждает, что в книге вовсе не подчёркиваются определённые, исключительно сенсационные сведения о процессе Витербо. Он сократил описание (ужасного отравления)до трёх-четырёх строк; тот человек визжал минут двадцать, и его было слышно даже за стенами тюрьмы.

Затем всплыл вопрос о вероятном свидетеле на процессе Витербо, который заплатил большие деньги за то, чтобы не давать свидетельские показания в суде.

Адвокат:

- Вы так считаете?

Я, очевидно, так и считал в то время.

- Вы верите этому?

- Нет.

Свидетель (то есть я) заявил, что не имел в виду что-либо скрывать. Если бы у него (свидетеля) было 50 миллионов лир, то он, конечно, заплатил их, чтобы не появляться в суде.

(Я бы, разумеется, сделал это, так как возможные свидетели в этом и подобных ему процессах жили недолго и умирали в муках).