Это ему поставила на вид Леа после того, как отослала Мерзера. Она в ярком свете выставила перед мальчиком уродство этого мужчины. Он же снова опустил ресницы, - кто знает, понял ли он ее?
- Тебе нравятся женщины? Ну, например, я? - спросила Леа. Перед робко вскинутым детским взглядом разом засверкала вся прославленная игра ее глаз. - Ты мне очень нравишься, - сказала она, но не своим обычным тоном, а как будто от его имени. Он же решительно сжал губы; она недоумевала, что с ним.
- Оставим глупости, тетя Леа, - потребовал он. - Мне надо что-то сказать тебе. Больше некому. Маму я спрашивать не могу, она сама тут замешана.
- У тебя есть секрет?
Он несколько раз открывал рот, который и открытым был все так же невинен, все так же прекрасен; но едва Леа собралась поцеловать его, как мальчик отвел голову и тихо произнес:
- Мне пишет один господин. - Она выпустила его и хотела отстраниться, но он добавил: - Мой отец.
Долгая пауза. Леа ничего не поняла, но испугалась: что еще он преподнесет? Она поспешно огляделась: Блахфельдер собиралась уходить и тащила с собой несчастного Эрвина Ланна. Белла Мангольф исчезла с Шелленом, у которого был удовлетворенный вид. За чайным столом, друг против друга, самозабвенно отдаваясь скудным мгновениям, сидели Терра и Алиса. Из столовой, где совещались Блахфельдер и доктор Мерзер, были видны обе стороны - влюбленная пара и исповедующийся мальчик.
- Как вы могли это сделать? - шептала Алиса самозабвенно. - Вы смелы до безрассудства. Так играть любовью сына! Чего же нам, бедным женщинам, ждать от вас?
Выражение ее лица, такое самозабвенное в страхе и нежности, не ускользнуло от совещающихся дельцов. Оперируя в беседе крупными цифрами, они в то же время думали: "Там что-то не клеится". Мерзер думал: "Может быть, отношения порваны? Тогда он много потеряет в глазах дядюшки Кнака, и мне нечего остерегаться его". Блахфельдер думал: "Тоже шлюха! - И тут же изысканно: - Нет ничего противоречивее женской души". Но соображения свои они оставили при себе и продолжали беседу, оперируя цифрами.
- Теперь я понимаю его мать, - шепнула Алиса. Она, такая гордая, унижалась до сравнения с княгиней Лили!
Поэтому он возразил:
- Его мать женщина незаурядных душевных качеств, и не только отрицательных, как я полагал. Она без устали пользуется своим природным даром окружать себя фальшивым блеском, вечно меняться, молодеть по желанию, быть возбудительницей все новых иллюзий и первой их жертвой. У меня есть веские основания предполагать у сына те же способности. Клаудиус - сын кокотки!
- Взгляните на него! - сказала Алиса. - У него вид прозелита, еще совсем наивного, совсем юного прозелита. У отрока Иоанна Крестителя в новом музее императора Фридриха точно так же ниспадает локон, точно так же подняты ресницы. Но губы ваш сын сжимает, совсем как вы.
- Тетя Леа, - шептал мальчик, - я знаю, что это правда. Он мой настоящий отец. Никем другим он быть не может. Он пишет о том, чего никто не знает, даже и господин Терра.
- Господин Терра? Но ведь содержит тебя не кто иной, как он.
- Теперь нет. Я хочу, чтобы мама все ему вернула. Мой настоящий отец посылает нам деньги. Посылает секретно, потому что он, наверно, очень знатный и высокопоставленный человек. - Он не слушал ее возражений. - Я это знаю. Я и во сне это видел, да и вообще знаю. Мне это подсказывает моя кровь, - заявил он, широко раскрывая ясные серые материнские глаза и тут же с несокрушимым упрямством сжимая губы.
- Ты с ума сошел! - сказала Леа.
Но он, не слушая:
- После его писем я все вижу в Другом свете. Осенью он послал меня к морю. Раньше я даже летом никуда не хотел ехать без мамы. А теперь я закалился, прямо другой человек, - пощупай, какие мускулы!
- Может статься, - говорил Терра Алисе, - он будет тем, чем не пришлось сделаться мне: настоящим деятельным рыцарем святого духа. А может статься, он до конца дней не проявит себя ничем, кроме убогих сумасбродных порывов. Однако я склонен уверовать в силу его чувства при виде того, с каким жаром он ухватился за мой пошлый обман.
- Бога ради, прекратите это, - умоляла Алиса.
Но Терра с горечью:
- Он не вынес бы разочарования. Я хотел узнать его. Теперь я его знаю.
- О! Но я-то вас знаю еще лучше, - сказала Алиса. - Вам покоя не было, пока вы не выяснили, устоит ли он. Теперь дело сделано. Вы не зря писали ему от имени его высокопоставленного отца. Вас он теперь возненавидит. - И в ответ на испуг Терра: - Вы любите проделывать опыты над теми, кто в вашей власти. Но ваши опыты могут кончиться трагически.
- Трагически? - переспросил он.
- Вам не приходит в голову, что мы можем разлюбить вас? - И она строго, испытующе взглянула на него, во взгляде у нее было такое же недоверие, как недавно у сына. - Это предостережение, - прошептала она и, видя, что он испугался еще больше: - Вы однажды уже предали меня моим друзьям Мангольфам, я этого не забываю.
В другой комнате Леа протестовала, энергично жестикулируя:
- Неужто у тебя нет ни капли здравого смысла? Одумайся, глупый ты мальчик! Я в ужасе! Ведь ты даже не знаешь имени человека, который так зло подшутил над тобой.
- Ты умеешь хранить тайны, тетя Леа? - И, хотя она вместо ответа только пожала плечами, он открылся ей. - Я его знаю, это князь Вальдемар, - да, супруг моей матери. Я его законный сын. Он намекает мне между строк, почему он до сих пор не может взять меня к себе и дать мне воспитание, соответствующее моему рождению. Он в руках какой-то женщины, от которой хочет уберечь меня.
- Это на него не похоже, - сухо сказала Леа. - Я его всегда знала как законченного мерзавца.
- Ты знаешь его? - Глаза мальчика вспыхнули сладостным и суеверным трепетом перед этим откровением. Отец, о котором он только грезил, был живой человек, кто-то знал его: больше он ничего не слышал. Актрисе стало жаль юношеской мечты, она обняла Клаудиуса. Это увидел доктор Мерзер.
- Кажется, наша Леа переходит на мальчиков, - сказал он коммерции советнику фон Блахфельдеру, а тот только спросил:
- Откуда она ваша Леа?
Они закончили совещание; а Мангольфа все нет? Что ж, на очереди искусство и любовь.