- Откуда такой скептицизм? - Видно было, что Блахфельдер внутренне насторожился. - Господин помощник статс-секретаря, вам бы следовало проявить предусмотрительность. Вы должны заранее знать, принесет ли танжерская поездка хорошие результаты.

- Принесет, я это знаю. - Мангольф оживился. - И даже уже принесла. Танжерская поездка побудила, наконец, Францию всерьез подумать о союзе с Англией, который давно был ей предложен. После чего мы послали запрос нашим друзьям в Рим. Вслед за тем началась неимоверная сумятица в Париже. Неужели они допустят, чтобы их бешеный министр иностранных дел начал войну?

- Мы хотим мира, - заверил Блахфельдер. - Мы на все готовы ради него.

- Мы подвергаем его всяческим испытаниям. Настоящий мир должен быть прочен. - Вместо ответа Блахфельдер пытливо взглянул на него, но Мангольф был непроницаем. Вдруг он заявил, что ему пора ехать; именно сейчас в министерстве ждут решения из Парижа: либо отставка французского министра, либо девять шансов против одного за войну... - Если он падет, Ланна получит титул князя, - бросил Мангольф напоследок.

Блахфельдер только теперь вышел из равновесия.

- Как? Князя? Значит, это правда? Скажите, это безусловно верно? Можно уже поздравить его? Подождите, Мангольф! - Но тот не внял ему, и Блахфельдер остался один. - Мы переживаем исторический момент, - произнес он торжественно и подошел к открытому окну, высоко над суетящейся в ясном июльском солнце площадью, где никто не был в курсе таких новостей. Но, едва бросив взгляд на площадь, он ринулся в прихожую вслед за помощником статс-секретаря и втащил его назад за плечи: - При этом вам не мешает присутствовать.

Мангольф увидел свою собственную жену вместе с Алисой Ланна. Они как раз входили в подъезд. С ними вернулся только что ушедший Эрвин Ланна.

Их появление вызвало минутное взволнованное затишье. Крики у телефона смолкли, Шеллен усердно целовал руки. Мерзер впал в подлое раболепство, каким бывал одержим и его дядюшка Кнак перед сильными мира. Мангольф сделал вид, будто сговорился с женой встретиться здесь, и усадил ее подле Леи, когда Леа пригласила к чайному столу. Сама Белла пустила в ход все чары, чтобы усадить рядом с собой господина Шеллена. А немного погодя привлекла к себе также Блахфельдера, Мерзера и даже графа Эрвина, в то время как Леа с Алисой скрылись в маленьком будуаре. Мангольфу пришлось наблюдать, как его жена в гостиной его возлюбленной флиртует с четырьмя мужчинами. Те совсем потеряли головы, настолько вызывающе держала себя Белла; несомненно, Шеллен не преминул бы стать нахальным. Мангольф предпочел поскорее ретироваться.

Леа и Алиса разглядывали друг друга, сидя в пестром будуарчике с лакированной мебелью, фарфоровой люстрой и ярко разрисованными шелковыми обоями.

Леа, обводя взглядом комнату:

- Вы - здесь у меня?! Я не выхожу, - знаете, у меня мигрень... Нет, я знала, что придете вы!

- От вашего брата? Неужто я вижу вас? Вас, его сестру! Знаете, вы совсем другая, чем на сцене.

- Потому что там я играю все, только не восхищение, только не... смирение. - И Леа хотела коснуться губами руки гостьи. Но Алиса привлекла Лею к себе на грудь.

За дверью резвилась Белла:

- Руки прочь, Шеллен! Мы с вами в гостях у актрисы, которая славится своими брильянтами. Вот как нынче живут! Все, кто на виду, селятся в новом западном районе. Только я одна кисну в своем Меллендорфском дворце. А здесь все сплошь дворцы! - Прыжок на подоконник, еле удалось ее удержать.

Блахфельдер рассказал, что в Генуе есть улица, состоящая из десяти старинных дворцов. Но куда лучше - сто шестьдесят новых. Шеллен воспользовался этой темой для самых неприкрытых намеков на первое свадебное путешествие Беллы, когда жених один доехал до Италии, а невесте пришлось повернуть назад. Она от смеха чуть не вывалилась из окна; Эрвин Ланна, давно с тревогой следивший за ней, втащил ее в комнату. Словно обессилев, она минутку полежала у него на плече. "Боже! до чего я несчастна!" - как будто послышалось ему. Но она уже снова резвилась, сама не замечая с кем. Однако молодой Шеллен успел прикинуть, какие перед ним открываются возможности.

Алиса и Леа спаслись от шума в спальню. Спальня белая с серебром; кровать такая низкая, что пушистые белые меха, разбросанные по полу, чуть не касаются подушек.

- Кровать односпальная, - заметила Алиса.

- Что тем не менее ничего не доказывает, - заметила Леа.

- Ну, все же, - возразила Алиса. И робко добавила: - Вы в жизни гораздо больше играете, чем чувствуете.

Лицо актрисы приняло злое и печальное выражение.

- Если хотите, это так: моя воля, мой темперамент, все мои способности к жизни и любви поглощены игрой на подмостках - актерским ремеслом. Мои безумства - это маска, страх, бесплодная алчная тоска об упущенном. Дорого мне обошлось ненавистное, неблагодарное, тираническое актерское ремесло. И сейчас, когда пришло время наверстывать, я заставляю молодых людей ждать меня за кулисами. Тех молодых людей, чьи чувства целый день волновали мое воображение: и вот они передо мной, я же, усталая, исчерпанная игрой, отсылаю их прочь! Мерзость! - твержу я себе, опускаясь без сил на кровать. Сказав это, она опустилась на край кровати и сжала голову руками. - Ведь я говорю с целомудренной женщиной, - пробормотала она. - Иначе б я молчала.

- Скажите, как это возможно всю жизнь любить одного мужчину, которому никогда не будешь принадлежать? - шепнула Алиса ей на ухо.

- Именно потому его и любишь, - промолвила актриса.

Она принялась рассказывать гостье, которая так плохо знала жизнь, что значит обмануть и потерять того, кто в сущности был единственным. Потом снова прежние отношения, новая измена, его, ее, в сочетании с ненавистью, сопротивлением, верностью. Удовлетворение? Счастье? Почти нет - из-за неустанной борьбы. Но верность нерушимая, наперекор всем житейским законам, ценой унижений и потери своего "я". - Нахмурив лоб и отчеканивая слова: - Не будь я опустошена игрой, я, пожалуй, могла бы любить других. А так он стал моей жизнью.

Но Алиса Ланна, думая о себе.

- Только поэтому? - Она погрузилась в размышления: "Неужели и у меня это так, оттого что и я предпочитаю властвовать, а не любить?" Честолюбие высшая ступень жалкого снобизма, всеобщего и всеобъемлющего увлечения. Но даже Белла способна любить! Даже урожденная Кнак на своих прочно укрепленных жизненных высотах позволяла себе любить и идти запретными путями. Алиса Ланна прижалась к актрисе.