Услышав позади новый непонятный звук, я в страхе оглядываюсь и вижу Дэвиджа и Киту: они спускаются ко мне по тропе. Дэвидж встает рядом со мной на одно колено и заглядывает мне в лицо. Разглядеть меня ему помогает зарево. У него самого исцарапана в кровь левая щека. Кита тоже замирает. Она, судя по всему, не пострадала, просто напугана. Поняв, что за мое состояние не стоит опасаться, Дэвидж тяжело опускается на камень.

- Кажется, кто-то додумался наконец, как использовать попавший в пещеру термекс.

Я гляжу на море, все еще не веря, что уцелел. Сколько еще времени мне суждено выживать вопреки обстоятельствам?

22

Вместо того чтобы напугать нас и вынудить опустить руки, ракетный залп ускоряет события. Санда поручает заниматься Тиманом Ките, а сам берется за поиск летательного аппарата, выпустившего по нам ракету. Остальные участники экспедиции той же ночью, опережая график, заторопились в космопорт Первой Колонии.

Мы еще только устраиваемся в подвесных люльках, а уже начинается чтение первого предания Талмана. Мои спутники, в таких же, как я, обтягивающих дымчато-голубых комбинезонах, прилежно занимают свои места. Я ненадолго задерживаю взгляд на Эстоне Фалне, потом проявляю интерес к показаниям приборов. Капитан Эли Мосс взирает на все недоверчиво и презрительно, что, на мой вкус, делает не очень-то достойным доверия его самого. Впрочем, Тай, действуя на правах агента Дэвиджа, уже выплатил Моссу аванс - половину обговоренной суммы, так что капитан вынужден выполнять свои обязанности. Не пойму, почему эта ситуация устраивает моих спутников: разве можно ожидать истинной преданности от наемника?

Выслушав мои сомнения, Дэвидж советует не тревожиться, а проверить, запрограммирована ли моя люлька на трансляцию Талмана. Корабельный стюард по кличке Жнец, вводя программу, отпускает шуточки насчет святош, спасения и иллюзорности всего сущего.

Люльки с пассажирами погружаются в охлаждающие ванны. Мне в ногу впивается игла, через которую в организм поступает жидкость, защищающая от холода, но мне все равно зябко. Бросив прощальный взгляд на Фалну, я закрываю глаза.

Программа уже запущена, но я отвлекаюсь на устройство люльки и охлаждение, поэтому не сразу ухватываю нить повествования. Приходится мысленно приказать программе начать все с начала.

"Мир был Синдие. И мир, как сказано, был создан Ааквой, Богом Дневного Света..."

Расслабленный, сосредоточенный, я жадно внимаю интеллектуальной, философской, политической, духовной саге своей расы.

Рада и Законы Ааквы.

Даулта, преподанный Ааквой урок жизни без законов, раздел Синдие.

Ухе, его новый Закон Войны и объединение народа синдие.

Шизумаат и открытие Вселенной и талмы.

Три книги Мистаана, изобретшего письменность и записывавшего жизнь и речения Шизумаата и Вехьи, а также свои собственные.

Иоа и основание первого Талман-коваха.

Кулубансу, разрушивший Талман-ковах, и Луррванна, прятавший Талман в памяти своих учеников.

Айдан, воин Вековой войны, превративший войну в науку и добившийся мира.

Тохалла и возрождение Талман-коваха.

Кохнерет, сделавший ради любви то же, что сделал для мира Айдан.

Малтак Ди, объединивший науки по разрешению проблем в талму - науку выведения правил, выступающих за пределы правил. Фалдаам, Зинеру и его истины, "Кода Сиавида" и Ро, овьетах, применивший талму к преступности и законности. Теперь я понимаю, что имел в виду Дэвидж, когда дал Заммису камень и спросил, не акула ли это.

"Инструментом действующего становится сам действующий. Убивший не более ответственен за убийство, нежели тот, кто отдал ему приказ, тот, кто снабдил убийцу орудием убийства и оплатил его. Если я брошу камень и он тебя убьет, то отвечать мне, хотя убил не сам я, а камень.

Перед законом камень и я равны. Перед законом равны убийца и его хозяин..."

Авату, покинувший Синдие с Кораблями Поколений, Пома и основание Драко, Эам и заселение новых планет, Намваак и Тысячелетняя война, Дитаар, конец войны и образование Палаты драков... Программа повторяется вновь и вновь, и всякий раз я узнаю больше, чем в предыдущий. Но всякий раз, лишь только дело доходит до предания о Дитааре, я думаю о недостающей книге, "Кода Нусинда" - "Глазами Джоанн Никол".

Лицо горит, все тело окутано теплом; я слышу звуки, различаю слова. В закрытые глаза бьет желтый свет. Я подношу руку к глазам, с трудом шевеля пальцами. Веки склеились и не размыкаются.

- Подожди, Язи Ро, - слышу я голос Жнеца, - дай-ка мне. Мне на веки брызжет теплая влага, по правой щеке стекают капли.

- Теперь можешь открыть глаза, - командует стюард.

Я слышу, как он отходит, и трогаю глаза. Липкого вещества между веками больше нет. Я открываю глаза и вижу какие-то контуры и яркие цвета. Все вместе сливается в физиономию Жнеца.

- Подъем! - командует он. - Время уборки. Вылезай-ка из люльки, чтобы я мог сменить фильтры.

Я кошусь на Эстоне Фалну, неподвижно возлежащего в своей закупоренной капсуле. Я вдоволь нагляделся на смерть, поэтому пугаюсь: Фална выглядит безжизненным. Покашляв, я спрашиваю, почему Фална не шевелится. В следующую секунду выясняется, что открыта единственная капсула - моя. Глядя на человека, названного в честь олицетворения погибели, я шепчу:

- Неужели все?..

- Можешь выбирать, - откликается Жнец с улыбочкой. - Либо это бойня, либо отказ оборудования, либо уборка по очереди. Сейчас твой черед. - Он сжимает кулак и делает жест большим пальцем. - Живо наружу! Помоешься, поешь, разомнешься, примешь пилюли, чтобы слаще было дрыхнуть дальше в этом стручке.

Сесть - и то больно. Жнец проверяет датчики состояния моего организма, потом указывает на душевую кабинку. Я тащусь туда и моюсь теплой водой. Потом Жнец снабжает меня полотенцем, свежим комбинезоном и шлепанцами.

- Прежде чем снова залечь, пару часиков погуляй. Зарядка, еда, безделье - что может быть слаще?

- Можно задать тебе один вопрос, Жнец?

Стюард пожимает богатырскими плечами.

- Валяй.

Надо полагать, он не возражает. В его глазах вместо ожидаемой склонности к насилию я обнаруживаю ум и отвожу взгляд.