- Она всегда так себя вела, даже в детстве... Стеф, ты сегодня чудесно выглядишь, просто великолепно, - ласково продолжал Билл. - Никогда не подумаешь, что два юных оболтуса, которых мы повстречали на пути в сад, это твои отпрыски.

- Попридержи язык, Билл! - шикнула на него Рина. - Тебе за оболтусов спасибо не скажут!

- Да, - сухо согласился Дэн. - Деннис - прекрасный молодой человек, идущий в ногу со временем. Мы обычно понятия не имеем, в котором часу ночи он заявится домой, и, похоже, он задает работенку парням из Нью-Йорка, Лондона и Рима: те едва успевают поставлять ему одежду.

- А Сара? Как дела у нее? - поинтересовалась Рина.

Стефани расплылась в улыбке.

- Сэсс не изменилась. По-прежнему принимает все близко к сердцу и пытается найти свой путь в жизни.

- И она обязательно его найдет! - убежденно воскликнул Билл. - И сколько ей сейчас? Двадцать два - двадцать три? Может, она пойдет по стопам своей матушки? Вдруг у нее тоже позднее развитие и она потом вам всем покажет?!

На лужайке появился официант с подносом, бокалы с пенящимся напитком слегка запотели на жаре. Дэн подозвал официанта и церемонно подал каждому высокий узкий бокал с холодным шампанским. Потом взял Стефани за руку и произнес тост.

- За поздно распускающиеся цветы, - сказал он, устремив ласковый взор на жену, и в его голосе зазвучала неподдельная нежность. - И если это можно назвать нашим бабьим летом, то я хочу, чтобы зима не наступала никогда!

- За Дэна и Стефани! Будьте счастливы! - раздались в знойной тишине приглушенные голоса Билла и Рины.

"Неужели мне наконец повезло? - изумленно подумала Стефани. - Могу ли я сказать, что теперь, спустя семь лет, проведенных с этим человеком, я полностью ему доверяю и спокойна за свое будущее?"

И неожиданно Стефани охватил жгучий страх. Перед глазами все поплыло. Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

Стефани судорожно вцепилась в Дэна. Он подхватил ее на руки.

- Нет-нет, я прекрасно себя чувствую, - справившись с головокружением, сказала она в ответ на его взволнованные расспросы. - Это от жары.

Вскоре Стефани совсем оправилась, подхватила Рину под руку и, весело щебеча, повела ее по аллее на лужайку, где вот-вот должен был начаться торжественный обед.

Мужчины шли сзади. Билл первым нарушил молчание:

- Ты не забыл, что произойдет в понедельник?

- Нет, - вздохнул Дэн.

- Перед тем как выйти из дому, я получил еще одно неприятное известие, из-за чего я, честно говоря, и задержался. Но Стефани пусть узнает дурные вести в понедельник, когда придет в контору. А вот что касается остального... Как ты думаешь, она догадывается, что может произойти? Она помнит, какое это число?

Наступила пауза.

- Я не знаю, - Дэн резко остановился под цветущим деревом.

На лице Билла отразилось недоверие:

- Как не знаешь?!

- А ты пораскинь мозгами, Билл! - резко ответил Дэн. - Я не хотел... не хотел бередить ее раны, понимаешь? Я ждал, когда Стефани сама об этом заговорит. Но она не заговорила. Вот так.

- Может, она забыла? - с надеждой в голосе спросил Билл.

Дэн покачал головой.

- Как можно? - только и сказал он.

Вопрос повис в воздухе, напоенном густым ароматом жасмина.

- Ладно, - решительно продолжал Билл. - Стефани, по идее, это ничем не грозит. По идее...

Билл умолк. Они с Дэном немного постояли в тишине, чувствуя, что их связывают общие узы растущей тревоги и страха.

- Дэн! Билл! Где вы? - донесся с дальнего конца лужайки радостный голос Стефани. - Идите сюда, вы пропустите столько интересного!

***

- Забавные все-таки существа, эти заключенные, - задумчиво пробормотала надзирательница Хьюджес.

За двадцать лет службы она так и не научилась разбираться в их психологии. Почему примерная заключенная номер тысяча тринадцать, казавшаяся Хьюджес вполне разумной женщиной, вдруг по уши влюбилась в такую стерву, как четыреста девяносто восемь? Тем более что номеру четыреста девяносто восемь с минуты на минуту предстояло освободиться! Эта любовь была совершенно обречена. Она не имела будущего. Однако номер тысяча тринадцать вела себя примерно, а такие в тюрьме попадаются нечасто. Да и вообще надо быть настоящей гадюкой, чтобы не дать влюбленным проститься... хотя если кто и гадюка, то это номер четыреста девяносто восемь. До чего ж она злобная! Просто олицетворение зла!

День тянулся очень долго. Надзирательница устало плелась по широкому коридору, а за ней с ужином на подносе шла заключенная, славившаяся своим примерным поведением. В конце коридора, приоткрыв дверь камеры, их поджидала другая надзирательница. Когда микропроцессия приблизилась, вторая надзирательница с похабной усмешкой подмигнула номеру четыреста девяносто восемь и захлопнула за ней дверь камеры, оставив ее наедине с подругой.

- Милая! - глаза заключенной наполнились слезами.

Подруга взяла поднос, поставила его на стол и бесстрастно произнесла:

- Ради бога, не распускай нюни. Или тебе хочется устроить цирк для этих двух клуш в коридоре?

Заключенная рухнула на узкую койку и разрыдалась.

- О, Джилли! - всхлипывала она. - Я буду так скучать по тебе!

- Я тоже, - ответила Джилли, - но не стану притворяться, делая вид, что мне неохота оказаться на свободе... Даже ради тебя, Олив, я не стану притворяться. Ты же знаешь, меня там ждут всякие дела... и люди, с которыми надо повидаться. А главное, мне не терпится повидаться с одной особой, тут глаза Джилли странно блеснули. - Я так мечтала увидеть ее все эти годы!.. Уверяю тебя, она вряд ли обрадуется нашей встрече. А уж я-то с ней разберусь!

Джилли - старалась говорить тихо, но надзирательницы в коридоре все равно слышали ее свистящий самоуверенный шепот.

"Она даже шипит как змея, - с отвращением подумала Хьюджес. - И как могла Оливия в нее влюбиться?"

Оливия отчаянно пыталась взять себя в руки.

- Я не хочу тебя терять, Джилли, - с трудом вымолвила она. - Куда ты уедешь? Чем займешься?

- О, понятия не имею! - беспечно воскликнула Джилли. - Австралия большая... пойду на все четыре стороны!

- Вот этого-то я и боюсь! - Горе Оливии всколыхнулось с новой силой, и она, сотрясаясь от рыданий, упала ничком на койку.