***

... Дождь внезапно прекратился - был слышен только рев мотора да свист ветра за стеклом. "Лучше бы ты не кончался! "- простонал Иван, снова заметив впереди, на гранитной набережной, обрывок одной из его жизней два циклопа стояли взявшись за руки и рычали на него. Их безобразные демонические тела росли и росли, и вот уже их головы и плечи начали скрываться в нависающем свинцовом небе...

Очень давно. Среда.

Они познакомились еще весной - три месяца назад. Поздно ночью Иван шел по набережной Шмидта, было холодно и сыро, от Невы отдавало канализацией. Стоящие у набережной суда, казалось, жаловались друг другу на непогоду, дрожали от порывов ветра и напрасно пытались освободиться от швартовых канатов. Где-то играла веселая музыка, слышался женский смех и звон бутылок - кто-то праздновал, а может, просто провожал очередной удачный день.

Рядом с памятником Крузенштерну, облокотившись на гранитную ограду, в воду смотрела девушка, странно как-то смотрела - таким взглядом обычно провожают пролетающий самолет. В руках девушки был батон, она медленно отламывала от него маленькие кусочки и бросала их в грязную воду. Длинное пальто небрежно обнимало ее плечи, девушка то и дело делала ими движение, словно хотела сбросить его. Иван подошел поближе и спросил:

- Кого кормим-то? Чайки все спят давно...

- Они утром обязательно прилетят, - ответила она, даже не обернувшись, - сегодня цербер на вахте двери заперла в одиннадцать, вот завтракаю, одной скучно... Хотите кусочек? - неожиданно спросила она.

- Хочу, - ответил Иван, придвигаясь поближе. - Вам не холодно?

Девушка повернулась к нему и улыбнулась.

- Теперь нет, - ответила она и, пригладив намокшую от мелкой измороси челку, добавила, - жалко рыбок моих милых, соседка по комнате только завтра вернется, а они тоже голодные... а я тут хлеб уплетаю за обе щеки.

Ее улыбка показалась Ивану грустной, но глаза... "Прямо заглядеться можно... , - подумал Иван, - лет шестнадцать ей наверное... "

- Девятнадцать - сказала она.

- Вы умеете читать мысли?

- Да нет, просто у вас вопрос на лице написан. Вы не стесняйтесь, ешьте, - она протянула ему батон.

Иван разломил его пополам, и они принялись его доедать. Хлеб был влажный и приятно грел руки своим теплым боком. И пришла мысль, что у нее, наверное, тоже такие мягкие, теплые руки.

- Меня зовут Лена, а вас?

- Иван... Матросов.

- Иванушка... , - это она произнесла как-то мечтательно, - прямо богатырь из сказки. Вы спортсмен?

- Инженер.

- А я в Техноложке учусь. Мама не хотела сначала отпускать одну в Ленинград, а потом поняла - все равно я уеду, и отпустила. Я вчера письмо от нее получила... Все как обычно. А у вас мама есть?

- И мама и папа, - Иван улыбнулся, - они сей час в Норильске, геологи... А батон лучше с чаем, я живу совсем рядом. Чай и теплое одеяло гарантирую. Я не страшный?

- Ты... не страшный, ты... добрый, - Лена взяла его за руку. - В этом городе нет страшных людей, особенно по ночам. А куда мы идем? поинтересовалась она.

- На Четырнадцатую линию.

Рука ее действительно оказалась теплой.

Придя к Ивану домой, Лена сразу взяла быка за рога - по-хозяйски вошла на кухню и принялась изучать местные условия. Кухня была просторная и уютная - сразу ей понравилась. Пока Иван колдовал в спальне, раздумывая, где взять комплект чистого белья, она уже согрела чайник, нашла где-то в недрах кладовки забытое варенье и накрыла на стол.

Сидели они часов до пяти - пили чай, говорили о всякой ерунде, и Иван впервые, за долгое время, забыл о том, что ему вообще-то утром на работу, вечером к Петровичу за деньгами, что опять к нему тайком прибежит петровичев "подпольный распорядитель" - педик Миха объясняться в любви. Он просто сидел и слушал веселое щебетание и смех Ленки, пил чай и радовался теплу - весь существующий мир вдруг взял и сузился до размеров кухни...

Лену он решил положить в спальне, а для себя наметил диван в большой комнате. Из ванной донесся визг; Иван забыл предупредить, что "красный" это холодная вода. Это его окончательно развеселило и, видимо, не только его.

- Леночка! Холодная - это красная! - крикнул Иван.

- Поздно, Иванушка, я уже вся покрылась льдом! - донесся ее смеющийся голос. - Какое странное у тебя зеркало, Ваня... Оно волшебное?

- Да, наследство. Оно предсказывает судьбы. Ты с ним поосторожнее там, а то оно рассердится и ляпнет что-нибудь не то!

- Ванюшка, , мы уже подружились с ним. Ну и красота, - смех замолк, и Иван услышал тихое пение:

- "Свет мой, зеркальце, скажи! Да всю правду расскажи... Ктоооо?..."

Последнее "Кто? "было произнесено уже удивленным шепотом.

Прошло минут двадцать:

- Мое обещанное одеяло готово? -послышался голос из приоткрытой двери ванной.

- Да, готово и согрето.

- Тогда не смотри на меня, я побежала спать, может успею хотя бы глазки прикрыть до утра.

- Не смотрю, спокойного тебе утра.

Иван услышал, как хлопнула сначала дверь в ванной, а потом в спальне...

В ванной было жарко. Он подошел к зеркалу над умывальником и протер запотевшее стекло. На Ивана смотрел сероглазый мужчина лет тридцати, с рано поседевшими висками. "Странно, - подумал Иван, - сегодня я на него совсем не похож, он больше походит на фотографию в паспорте. Каждый день на меня смотрят разные люди ..."

Зеркало было старинным, очень большим, и никак не вписывалось в обстановку ванной. Досталось оно от прабабки (так утверждала мать), выбрасывать его было жалко и зеркало повесили в ванной, чтоб была хоть какая-то польза от старого хлама. Каждый день Иван смотрел вглубь этого зеркала и пытался понять, кто из этих двоих он сам - тот или стоящий возле раковины. Старое зеркало не давало ответа на вопрос, только издевалось над ним - изображение было слегка неестественным, вогнутым и показывало странные пропорции лиц и предметов в ванной.

- Не нужно искать ответ там, , где его все равно нет, - решил Иван и полез за зубной щеткой.

На серой раковине, прямо под торчащим из стены краном, стояла, ярко поблескивая, раскрытая Ленкина помада. Точно дорожный знак, вдруг показалось Ивану. Он машинально взял тюбик, быстро прошел к спальне. Лена уже спала. Одеялом она была закрыта только до пояса, лежала на животе, широко раскинув руки. Дыхание было частым и беспокойным.