Всё это он, может быть, имеет, но пошлость остаётся пошлостью. Автор подсказывает мысль, что в советском обществе трудящиеся должны работать без выходных дней. Рассказ "необычайно жизнен" оправдывается Мариэтта Шагинян. "Он передаёт вам правду главного, бессмертного импульса нашей новой жизни". Читатель ждёт очередного чуда, и оно действительно совершается: "Тут вовсе не то, что люди в выходной потянулись на службу. Ничего подобного! Это настоящий выходной, и люди развёрнуты в их личной жизни. Но только стремление пойти "на люди" и выражает их личное, желание отдохнуть в спокойном, широком, развёрнутом во времени (когда не надо суетиться и торопиться, а можно поговорить и провести время) пребывании вместе. Советскому человеку уже скучно одному. Ему хорошо, когда он вместе с себе подобными".
Сколько софистики для того, чтобы окрестить порося в карася! Всякому понятно, что факт остаётся фактом: люди приходят на службу в выходной день, вместо того чтобы отдыхать. Несмотря на все дополнительные разъяснения Мариэтты Шагинян, рассказ о выходном дне хуже, чем "сюсюкание". Советский человек может, в случае необходимости, работать без выходных, но он имеет право на отдых и, если нет чрезвычайных обстоятельств, хочет воспользоваться этим правом без всяких чудес. Автор рассказа фальшивит. Если человеку скучно, он может отправиться в гости, в клуб, на прогулку, в театр. Контора не единственное место, где он находится в обществе "себе подобных". Наконец, ч в своей семье он не одни. Странно было бы думать, что люди могут общаться между собой только на службе. Когда человек проводит время за книгой, посещает музей, смотрит картину в кино, он общается со всем народом, даже со всем человечеством. Именно автор фальшивого рассказа хочет отнять у трудящегося человека эту возможность более широкого общения, делает его отшельником - своей конторы.
Легко лгать, прикрываясь общественной пользой, очень легко. Мариэтта Шагинян поверила автору вследствие своей постоянной восторженности: "Превосходно! Печатать непременно! Привлечь к нам автора!" Собственные её рассуждения относительно "главного, бессмертного импульса нашей новой жизни" очень слабы. Если мы верно поняли "Дневник писателя", то главный импульс советских людей состоит в том, что они хотят быть вместе, то есть в одном помещении. "Советскому человеку уже скучно одному. Ему хорошо, когда он вместе с себе подобными". Это лесть советскому человеку, но лесть неудачная. Скажите, когда человеку не было скучно одному, если он нормальный человек, а не паук? Вспомните народные хоры и пляски, посиделки, вечерницы. А дружба, любовь, семейная жизнь? "Не добро человеку быть едину" - эта закономерность давно известна.
Возвращаясь к вопросу об отдыхе, нужно сказать, что сама Мариэтта Шагинян признаёт его полную необходимость. По поводу некоторых привычек Леонардо да Винчи она говорит о полезной паузе, помогающей успехам творческого труда. "Самое плохое, когда люди линейно набивают время, мешком его себе представляют, изо дня в день ведут работу по прямой с того самого места, на котором остановились вчера. А время набивать, как мешок, нельзя; время-это дорога зигзагами, диалектическое нечто".
Легко заметить, что здесь есть противоречие с теми взглядами, которые Мариэтта Шагинян высказывает по поводу рассказа "В выходной". Девушка-бухгалтер, механик, завхоз и прочие сотрудники конторы тем и занимаются, что "линейно набивают время", "изо дня в день ведут работу по прямой" и даже в воскресенье хотят начать "с того самого места, на котором остановились вчера". Но здесь речь идёт о простых служащих, а Мариэтта Шагинян имеет в виду творческих работников, писателей, художников. Это для них время есть "диалектическое нечто". Им нужен "досуг - резерв свободного времени у человека, имеющий великое значение для культуры". Нужен ли этот резерв для простых людей, пур ле жанс, мы не знаем. "Надеюсь,- пишет автор "Дневника",- что при коммунизме строительная польза "пропуска", паузы, остановки в работе на два-три дня, необходимость досуга (не только в смысле механического выходного!) будет ясно осознана всеми и ритм нашего труда будет учитываться с паузами, планироваться с видимой и невидимой работой".
В этой прекрасной фантазии остаётся неясным - будут ли при коммунизме планироваться паузы для сотрудников лесозащитных станций, которые не хотят отдыхать в свой механический выходной, а сидят на работе и набивают время, как мешок. Им уже сейчас скучно за пределами своей конторы. Что же будет, если эта закономерность полностью разовьётся?
Похоже на то, что Мариэтта Шагинян не сводит концы с концами. Если читатель хочет проверить это наблюдение, Пусть он познакомится с отношением автора к буржуазной литературе ужасов, к так называемым "детективам". В субботу, 29 декабря 1951 года, Мариэтта Шагинян записывает в свой дневник справедливые слова о грязной, кровавой, звериной философии, отравляющей чувства и мысли людей в странах, подчинённых "американскому образу жизни". Она беспощадно разоблачает детективную литературу, в которой описываются страшные кварталы и страшные люди, чудовищные преступления и безумства. "Живя при капитализме в царской России, я тоже, случалось, дышала воздухом мистики и борьбы со здравым человеческим смыслом". Но всё это было, всё это уже в прошлом.
Оказывается, не совсем так. В субботу, 15 марта следующего года, "Дневник писателя" приоткрывает завесу над личным чтением Мариэтты Шагинян. Время от времени она, оказывается, ещё глотает воздух мистики и борьбы со здравым человеческим смыслом. Писательница следит за англо-американской детективной литературой и даже находит в ней настоящие жемчужины. "Из детективов, прочитанных мною, исключительно хорош роман Сайрила Хара "Трагедия в области правосудия".
Итак, спереди- господи, воззвах, а сзади - векую шаташася. Советская печать обращается к народным массам с призывом бороться против низкопоклонства перед растленной буржуазной идеологией. Мариэтта Шагинян во всяком деле берёт самую высокую ноту. Почему же она делает для себя исключение из общего правила?