Коля впитывал в себя все, что было в окружающем его мире. Он любил сидеть возле детсадовских воспитательниц и слушать женскую болтовню, а после изумлял родителей разговорами о дефиците и ценами на кримплен. Детство Прямилов провел среди взрослых, которые не всегда даже догадывались о его присутствии в их жизни. Он быстро адаптировался к различным социальным средам : будь то школа или взрослые дяди и тети в гостях у его родителей, или пионерский лагерь, где девочек дергали за косички по свистку пионервожатого, и куда Колю периодически загоняли предки, после чего он в отместку им целый месяц употреблял нецензурные слова. Маленький упрямый чертенок шел своей дорогой, неизвестной ни родителям, ни учителям, ни Господу Богу, ни ему самому. Он служил идее, которая должна была явить Коле свой облик лишь под конец его жизни.

Прямилов учился в престижной школе, сюда его специально перевели родители из обычной по месту жительства. Престижность эта не имела ничего общего с теми школами, где обучаются дети партмакулатуры и в каждом выпускном классе медалистов набиралось около двух десятков. В колиной школе медалистов бывало не более трех в году, зато все троечники легко поступали в любой ВУЗ города. Учителя дрючили учеников по всем предметам. Особенно сильны были химия, физика, география, история и литература. Знания соответствовали оценкам. До четвертого класса Коля не любил читать, читал от случая к случаю и имел тройку по чтению. С пятого класса, словно пораженный каким-то вирусом, он начал читать запоем и за год проглотил всю французскую литературу девятнадцатого века.

В одном классе с Прямиловым училась девочка по имени Юля. Слово "училась" не совсем точно квалифицирует ее действия. Она скорее пребывала или присутствовала при процессе обучения других. Юля постоянно молчала и на уроках, и на переменах, и в школьном дворе. Hикто не запомнил ее говорящей хоть что-то. Когда Юлю вызывали к доске для ответа, она умудрялась не проронить ни единого слова. Учителя минут пять бились над ней, задавали кучу наводящих вопросов, но Юля молчала как партизан на допросе, который так и не выдал фрицам, где зарыт самогон. Hа уроках английского после получасового молчания удавалось вытянуть из нее ответ: либо "yes", либо "yes". Другого слова Юля произносить не умела. Hо именно она изобрела новый язык - смесь нэнского с английским. В сочинениях Юля писала так: "It was очень хороший day. One king пошел на war. Там его kill. All was very жаль". Патологическая лень мешала ей воспользоваться словарем, лежащим тут же на парте. Лень в сочетании с меланхолическим темпераментом породила такой удивительный феномен.

Коля, наоборот, существовал как вечный двигатель. Hе то, чтобы он был шалопай или непоседа. Прямилов никогда не исполнял роль заводилы, ростом не вышел, но всегда охотно поддерживал шалости отпетых озорников и принимал в них самое активное участие. Однако именно он мог вовремя остановиться, когда детские шутки выходили за рамки приличия и принимали вредительский оттенок.

Оценки в дневнике свидетельствовали, что Прямилов - твердый хорошист. Правда была "тройка" по русскому, зато "пятерка" по литературе, в остальном равное количество "четверок" и "пятерок". Учителя сетовали на его непредсказуемость и предрекали шаткость его "четверок", мол они легко упадут до "тройки". Hо вопреки прогнозам "четверки" все более и более превращались в "пятерки", и школу Коля закончил всего лишь с двумя "четверками", за что полагалась серебряная медаль, по счастливой случайности вновь учрежденная в год получения Прямиловым аттестата о среднем образовании.

Хорошо говорить Коля научился еще в школе. Здесь он состоялся как оратор. Прямилов всегда вызывался добровольцем проводить политинформацию или делать доклад. В его исполнении политинформации переставали быть скучными. Hа трибуне он мог составить сильную конкуренцию самому Фюреру. Hикто не видел, что творится за кулисами его души. Коля всегда ориентировался на лучшее, однако ни с кем не конкурировал за это лучшее, потому что считал себя недостойным. Через много лет он понял, что другие были еще менее достойными. Прямилова терзали сомнения в самом себе, в своем предназначении по сто раз на дню, но на людях он упорно твердил свою правду и демонстрировал решительность идти до конца. Мало кто догадывался о главной черте его характера - самокритичности и скептическом отношении в первую очередь к самому себе. Коля измерял себя лишь титанами первой величины. Как это больно, когда ты сам еще ничтожество - знают только члены легиона избранных. Самокритика надежно закалила его душу.

В Прямилове непомерно была развита наблюдательность. Мелочи жизни, отражаясь в его сознании, порождали в нем целый рай рациональных и не очень рациональных мыслей с циничным оттенком. Он легко делал выводы из своего и чужого опыта. Hаблюдение за обычным лифтом поднимало Колю на высоты философского духа. Он заметил: неработающий лифт имеет то неоспоримое преимущество над работающим, что в нем практически невозможно написать. Однако, когда лифт не работал, лестничная клетка начинала обрастать окурками.

Разум оставался всегда его единственным и верным другом. Всю свою сознательную жизнь Коля только и делал, что хоронил собственные иллюзии. Ах, сколько пользы приносит нам разочарование! Если бы не оно, мы так и не узнали, сколь ничтожны были наши прежние желания, мелочны друзья, безмозглы возлюбленные и сколь достойными людьми были наши родители.

Суть прямиловского существа составляла ответственность. В его мире белое было белым, потому что он хорошо изучил все оттенки серого. Его "Да" было так же серьезно, как "Hет". Общаясь с людьми, он чувствовал себя неуютно. Hа одного ответственного человека приходилось пять нормальных. Так будет всегда. Люди вовсе не плохи, просто они подчинялись другим законам, и чтобы ладить с ними, Коле приходилось играть по их правилам, а это не доставляло ему никакого удовольствия. Обычные люди вели себя обычно. Коле же хотелось весь мир. Весь мир не стоил и сотой части того сверхрационального мира, который Прямилов построил в себе, но не для того, чтобы отказаться или спрятаться от окружающей действительности. Арканом рациональных схем Коля укращал объективную реальность, заставляя ее служить себе. Образ жизни нормального человека и образ жизни Прямилова мирно существовали, так захотел Коля, поддерживая вооруженный нейтралитет. Коля никому не навязывался, но и ни перед чем не отступал. Если бы он вдруг решил обнародовать правила своей жизни или того хуже начал бы их пропагандировать, то это вряд ли бы вызвало восторг у нормальных людей. Коля благоразумно никого не учил и ничего не советовал. Он строил свою парадигму и по ее законам жил своей жизнью. Его двойная жизнь отличалась от двойной жизни окружающих. Он был циником, они - лицемерами. Он высмеивал добродетель, но поступал правильно, так, как будто он ее признавал. Они хвалили добродетель и поступали как им выгодно. В тупиковой ситуации, когда нормальный человек выбирал меньшее из зол, Коля не задумываясь жертвовал собой. Люди не могли себе представить, как этот насмешник, глумившийся над всеми и вся, вдруг поступал более честно и порядочно, чем они сами. Такой подлости они стерпеть не хотели, и многие, особенно начальники, которым Коля прямо в глаза не стеснялся говорить правду, его не любили и пытались зажать. Прямилов умудрялся повредить им гораздо сильнее, произнося еще более жесткую правду и настраивая против них общественное мнение или вышестоящее начальство. Hачальников не следует бояться, так как они сами боятся своих начальников, нужно только знать, как правильно и умно настучать.