Там прокричали команду, и тут же воздух порвало.

Кобыле стрела попала в голову, и она несколько шагов бежала, не поняв того, что уже убита.

Камен вытащил ноги из стремян, согнулся и покатился на землю. Вскочил, но не в рост. Закричал от того, что увидел.

Конницу - повыкосило. Падали стеной - как стояли, как ехали...

Наверное, каждая аркбаллиста заряжена была не одним дротом, а двумя-тремя десятками обычных стрел, разлетающихся веером.

Цель же бьыа, можно сказать, велика и неподвижна.

Пригибаясь за частоколом, Камен побежал назад. Вот здесь был рубеж атаки, подумал он. Граница проходила отчетливо...

Камен подхватил тяжелый конкордийский щит, перекинул за спину. Дурное дело - погибнуть от стрелы в спину... Кто-то позвал его по имени. Камен присел, огляделся. Воин его сотни, Борис, отрок из крестьян. Бок весь в крови. Камен подбежал к нему покрабьи, склонился, навис. Кишки не вываливались, а более подробно разбираться было не место. Он скомкал чей-то плащ, заткнул его под полу кожаного панциря (завязки Борис разрезал сам, а на большее сил не хватило...), перехватил поверх ремнем, взвалил напрягшееся и тут же обмякшее тело на плечи и побежал рысцой - теперь уже, конечно, не вдогон ушедшей коннице, а ко рвам. Щит мотался беспорядочно. Тяжелая стрела рявкнула над головой...

Он свалил раненого на руки подоспевшим носильщикам и, вдруг потеряв силы, сам сел на землю. На какую-то долю минуты его охватило состояние равнодушной созерцательности. Он просто смотрел. Рвы, огражденные валами с двумя-тремя рядами деревянной щетины по гребню и склону. Во рвах плотно, в шаге друг от друга, стоят или сидят на земле лучники. Кто-то перебирал стрелы, кто-то просто пересыпал из ладони в ладонь мелкие камешки. Кто-то даже чинил прорванный жилет - игла так и мелькала. Зато во двориках для станковых рамочных луков и баллист кипела деятельность. Деятельность эта походила скорее на работу какой-то артели например, плотничьей. Раз-и-два-и-взяли! - выдыхал артельный мастер, и шестеро голых по пояс и блестящих от пота здоровяков одним общим усилием взводили тетиву лука. Мастер укладывал в желоб стрелу, а потом припадал к прицельной рейке и начинал что-то подкручивать и покачивать. Наконец, не отрываясь от прицела, он опускал руку, брался за спусковой рычаг и медленно-плавно тянул его на себя. Лук распрямлялся с громким хлопком, напоминающим удар палкой по воловьей коже, растянутой для просушки. Стрела улетала, не видимая глазом. Возможно, на том конце ее полета кто-то падал...

Баллисты заряжались медленно и солидно, со скрипом. Крутился барабан, позвякивала цепь. Дрот толщиной в руку, с четырехгранным наконечником и тонкими железными перьями, укладывался аккуратно, протуберациями наконечника и перьями в специальные пазы. Перед выстрелом поджигали привязанную под наконечником паклю, пропитанную серой и салом и смешанную с железными или медными стружками. Полет этого дрота был виден весь, от начала до конца. Он погружался в недра стоящей на том берегу колонны... Колонна не вздрагивала.

Стрелы прилетали и с той стороны. И здесь Камен с интересом отметил, что, как бы плотно ни сгрудились на земле люди, свободного места между ними было все-таки больше. Стрелы попадали в землю, в щиты, в ранцы, куда угодно - и редко-редко кто-то вскакивал или, наоборот, падал с невольным криком...

- О, сотник! - сказал кто-то рядом. - И вы решили пойти в пехоту?

Камен поднял голову. Этого высокого костистого акрита он точно где-то видел...

- Мост через... как ее? Забыл... Вы нам еще девушку в провожатые отдали. Грозу...

- Помню. - Камен встал. - Было такое. Паригорий... м-м?..

- Венедим.

- Точно. Камен Мартиан. Когда же это было? уж с месяц...

- Поболе. Оттуда? - Венедим кивнул подбородком на заваленное трупами теперь уже предполье. - Наблюдал вашу атаку...

- Уж. Подставились мы.

- Я тоже оттуда. Тысячей полного состава командовал. Осталось семьдесят шесть в строю. Сам без царапины. Сейчас сводную делаю. Пойдете ко мне? Будет жарко. И очень скоро.

Камен посмотрел на солнце. Солнце стояло высоко, но казалось закатным.

Пыль...

- Пойду, - сказал он. - Щит бы только раздобыть.

- Этого добра - на выбор...

Когда Рогдаю донесли, что противник перебросил через реку полтора, а то и все два десятка мостов, он только кивнул удовлетворенно - и распорядился усилить обстрел противоположного берега. Рискнуть, даже пожертвовать оставшимися катапультами - но именно сейчас нанести противнику максимальный урон. По всем прикидкам получалось так, что большая часть конкордийской пехоты уже на этом берегу, а сами степняки в бой почти и не вступали Сражение шло вязко и кроваво.

И через полчаса, когда в небе возникли почти одновременно с десяток маленьких белых шариков пороховых взрывов, он сжал рукоятку меча и быстро пробежал взад и вперед по кромке обрыва, почти физически ощущая, как его стрелы поражают столпившихся на переправах врагов А еще через пять минут косая полоска синего дыма сообщила ему, что на левом крыле противник прорвался через линию земляных укреплений и завязал бой с тяжелой пехотой, до сих пор стоявшей без применения

Синих ракет слева становилось все больше, а здесь, на правом фланге, будто объявили перемирие. Носильщики обеих армий бродили по полю, находя раненых И только часа в три пополудни, когда стало ясно, что Рогдай не будет перебрасывать силы с фланга на фланг, позади бугристой стены серых конкордийских щитов вначале страшно медленно, но все быстрее и быстрее, наращивая темп, застучали барабаны, и в контратему им затянули невозможно пронзительную, угнетающую сознание песню боевые рожки. И стена стала приближаться...

Нет, не зря конкордийские офицеры проводили по полжизни на далеком западе, оттачивая свое умение командовать в тех мелких войнах, что нескончаемо идут на границах империи И не зря конкордийские солдаты по четырнадцать часов в сутки до полнейшего отупения под звуки рожков и барабанный бой маневрируют на плацу - из месяца в месяц, из месяца в месяц... Только что приближалась линия щитов, но три громкие команды, несколько вскриков горнов - и узкие, обложенные щитами клинья устремляются в проходы между рвами. И другие клинья, короткие и толстые, - идут в лоб на валы и рвы, на деревянную щетину... и ясно, что сейчас произойдет.