Куста он не нашел, а минут через пять вышел к складам на летное поле. У большого навеса сидели несколько стальных птиц, а под навесом его дружинники расположились кружком вместе с чужеземцами.
Люди веселились.
Стол из опрокинутого железного листа был весь уставлен едой. Киссур тут же заметил, что чужеземцы хранят еду не в котлах и сосудах, а в круглых одноразовых горшочках с бумажными картинками. Несколько пустых горшочков уже валялось на земле. Люди ели и шутили вместе, - бог знает, на каком языке, - вероятно, на языке еды. Центром общего внимания был Сушеный Финик: он ухал, как филин, и токовал, как тетерев, а потом вдруг сцепил руки у губ и завыл, мастерски подражаю шуму садящегося самолета. Чужеземцы засмеялись, а дружинники повалились от хохота навзничь.
Киссур подошел к людям: все обернулись и уважительно уставились на него. Сушеный Финик подставил ему ящик, на котором сидел, и спросил:
- Почему ты синий? Ты ел?
Тут Киссур вспомнил, что не ел с самого утра, переломил булку и стал жевать.
- Великий Вей, - сказал кто-то на хорошем вейском, - где это вы вымокли? Вы что, свалились в водосборник? Это же техническая вода.
Киссур взглянул на свою руку и увидел на ней синие разводы.
- Они что там, умники, - сказал другой голос, - забыли вас накормить? Попробуйте вот это.
Киссур оглянулся и узнал пилота, Редса.
Редс взял длинную банку с яркой этикеткой, всадил в нее ножик и стал открывать банку. Зуб ножика из-за спешки отлетел. Чужеземец засуетился. Киссур взял банку у него из рук, крякнул и своротил у банки все донце.
- Вот это сила, - сказал чужеземец, выгребая из банки розовое мясо.
Киссур молча ел.
- Ну, и что вы решили, - спросил тот, первый, который говорил про водосборник.
Киссур поглядел на него и ничего не сказал. Тот побледнел и умолк. Киссур вдруг отбросил банку и схватил его за шиворот:
- Я видел тебя в дни бунта в столице! Это ты мне отдал документы про Чаренику! Ты землянин или человек?
Человек завертел головой, как цыпленок.
- Меня зовут Исан, и я из народа аколь, но я уже год среди землян.
Это был тот самый маленький начальник стражи, что исчез вместе с Наном. Киссур, изумившись, отлип от воротника.
- Ты умеешь летать?
Маленький варвар пожал плечами.
- Не думаю, - сказал он, - чтобы меня допустили к экзаменам, но здесь хозяйничает Ванвейлен, и мне дают потыкать в кнопки.
- Значит, - сказал задумчиво Киссур, - ты ушел из столицы вместе с Наном.
- Не я один, - сказал маленький варвар, - нас было четверо, не считая ребенка, денег и оружия, но одного человека вскоре убили. Нан пришел в Харайн, и мы думали, что он собирается бунтовать вместе с Ханалаем, но он кое о чем переговорил с яшмовым араваном, который тоже из этой породы людей со звезд, и мы жили хуже лягушек, пока за нами не прилетела крылатая бочка.
- Значит, - сказал Киссур, - Нан не был доволен мятежом Ханалая?
Маленький варвар опустил глаза:
- Я бы не хотел говорить плохих слов про господина Нана, но он был скорее рад, чем огорчен. Он сказал, что всякий, кто сейчас начнет спасать государство, будет как человек, попавший в болото: чем больше дрыгаешься, тем быстрее тонешь. И разумный человек должен подождать, пока все, кто спасают государство, утонут или вымажутся в грязи, а народ устанет воевать и захочет только одного: объединиться вокруг человека, при котором был мир.
- Ты как будто с этим не согласен?
- Думаю, - сказал маленький варвар, - что чиновник должен спасать государство не только тогда, когда ему это выгодно.
После этого Киссур бродил по острову, пока солнце не стало клониться к западу. Он еще раз выкупался в холодом, но чистом море, а потом вернулся и сел у шасси самолета. Вдалеке за стальным куполом красная машина грызла землю.
Киссур подумал и вынул из ножен меч.
Еще вчера Киссур взмахнул этим мечом: и в стороне обращенной вниз, отразилась нижняя половина мира, а в стороне, обращенной вверх, отразилась верхняя половина мира, а по лезвию этого меча шла дорога на тот свет. Теперь в мече отразились только белые грязные ноги самолета. Мироздание рухнуло. Дорога в иной мир больше не пролегала по острию меча, и убить им можно было только одного человека, а настоящим оружием убийства стали стальные птицы и разноцветные кнопки.
Кто-то накинул ему на плечи теплую куртку. Киссур обернулся: это был Сушеный Финик. Киссур сделал знак рукой, - Сушеный Финик сел рядом и тоже прислонился к шасси самолета.
- Я гляжу, ты нашел с ними общий язык, - сказал Киссур. - Они очень смеялись, когда ты завопил, как их самолет.
- Да, - сказал Сушеный Финик, - они смеялись, когда я вопил как самолет и ухал как филин, но я не думаю, что они плакали ли бы, если б я спел им песню о бое в Рачьем Ущелье. Я не думаю, что они бы вообще поняли мои песни, даже те из них, которые говорят по-вейски.
- Спой мне о Рачьем Ущелье, - сказал Киссур.
- Я сломал свою лютню, когда ты убил свою собаку, - ответил Сушеный Финик.
Они помолчали. Красное солнце садилось в воду, и по бетонной полосе дул резкий, холодный ветер. Это было очень тоскливое место на самом краю мира.
- Ты не знаешь, они о чем-нибудь договорились?
- Они сидели еще четыре часа, - ответил Сушеный Финик, - и по-моему, они все это время только трепали языками. В жизни не видел людей, которые так много треплют языком! Потом они пошли и кое-что рассказали нам.
Они рассказали, что Нан и яшмовый араван летят в лагерь Ханалая. Нан заберет государя, чтобы тот отдал все приказания, какие им нужно; а яшмовый араван, кажется, хочет остаться и проповедовать мир и согласие.
И Сушеный Финик скорчил невероятную рожу, показывая, что он думает о шансах яшмового аравана на успех. Они замолчали и стали глядеть на красный закат.
- Ты им все правильно сказал, - произнес Сушеный Финик. - Надо выполоть Ханалая, как сорняк, и тогда в ойкумене наступит мир. Война с мечом и копьем, конечно, лучше мира, но лучше уж мир, чем война этим чужеземным оружием.
Шум двигателей заставил его умолкнуть. Один из дальних самолетов качнулся и выехал на бетонную полосу. С края полосы замахали флажком. Самолет побежал по дорожке с быстротой страуса, подобрал ноги и ушел в небо.