Я вышел из дувала, бойцы уже в открытую бродили по кишлаку, были слышны выкрики и разговоры.

С ротным было четыре бойца, все они были деды, Пятрас из Литвы, Серега и Володя братья близнецы из Киева и Бахрадин из Намангана, мы звали его Бача.

Я огляделся, кишлак был небольшой, на семь дувалов, но озеленен неплохо, вдоль стены все было засажено деревьями, по среди кишлака был колодец. Я направился к колодцу, там собрались все наши, и что-то обсуждали. Подойдя к ним, я увидел трупы жителей кишлака, видать, большинство жителей согнали к колодцу, и потом перерезали.

Здесь лежали четыре ребенка от года до восьми лет, шесть стариков и девять женщин, лица женщин были закрыты паранджой. У двух паранджа была откинута, это были старухи, одна старуха лежала с открытым ртом, из которого торчало несколько гнилых зубов, подбородок у нее был в крови, ей перерезали горло.

Все они были зарезаны, кто как, кому перерезали горло, кого просто закололи, в общем, их всех перерезали, как баранов, без всякого разбора.

-- Матерь божья, --невольно вырвалось у меня от увиденного, -- да они вообще озверели суки, уже друг друга режут, хотя бы детей пожалели, дикари.

-- Они не прощают измены, считается, если кто помогает неверным, то есть нам, то значит, они тоже становятся неверными, а значит врагами. Да и вообще, чего тут удивляться? Мы сами сколько этих кишлаков перемесили, счету нет, -- ответил спокойно ротный.

-- Да я знаю эти дикарские законы. Но мы другое дело, мы тут оккупанты, -- сказал я.

-- Ты, Бережной, кончай мне эту политику, оккупанты и все такое. Такие люди, как замполит, могут тебя неправильно понять.

-- Да какая на хер политика? Вот вся эта политика, -- я показал пальцем на трупы. -- Пусть этот замполит подъедет и посмотрит. Жаль, фотоаппарата нету, а то б я сфоткался на фоне этого всего. Хорошая память, не правда ли? Ну да ладно, черт с ней с этой политикой, и вообще. А вот с этим всем, что делать будем?

-- Как что? Хоронить будем, -- сказал ротный, и крикнул Петьке, который шарахался возле какого-то дувала:

-- Каушас! Иди в БТР и вызови по рации тягач. А остальные -- давайте, пройдитесь по дувалам и тащите сюда все трупы, сложим их в кучу, обольем солярой и сожжем ко всем чертям, чтоб зараза не пошла, а то наши танковые точки недалеко. На обратном пути надо будет заскочить на ближайшую танковую точку и проверить, чем они там занимаются, небось, обдолбились как суки, и ни хрена ничего вокруг не видят. Я вот им блядям устрою, -- закончил со злостью ротный, и пошел в сторону ворот. Пройдя немного, он остановился, повернулся к нам и сказал:

-- Детей уложите отдельно, их похороним как людей, как-то рука не поднимается жечь их в общей куче.

После чего ротный не торопясь пошел дальше.

-- А может, каждого отдельно похороним, и кресты поставим, как доблестным крестьянам, -- начал я возмущаться.

-- Заткнись, Бережной, и делай что тебе говорят, и без тебя тошно, -повернувшись сказал ротный и пошел дальше.

Сапог стоял ни жив ни мертв, и смотрел на порезанные трупы, вытаращив глаза, он такое видел первый раз и естественно был ошарашен.

-- Сапог! -- крикнул я ему прямо в ухо. -- Очнись, не слышал, что ротный сказал? Пошли таскать трупы.

К нам подошел Хасан.

-- Там в дувале две бабы валяются, одна молодая -- лет шестнадцать, красивая такая. На хрена ее зарезали? Вот уроды, могли бы оставить, на развод хотя бы.

-- Сапог вон замкнул, он и так тормоз, а тут у него вообще колодки заклинили.

-- Сапог, очнись! -- Хасан взяв его за шкирку, тряхнул пару раз. -- Я тебя зачем в рейд взял? А ну, бегом в дувал и помогай остальным. Быстро!

Сапог очнулся и побежал в сторону какого-то дувала.

-- Как бы у него крыша не поехала, -- сказал Хасан.

-- Она у него от рождения съеханая, так что не переживай. Все по первой от этого херели, кто больше, кто меньше, а потом ничего, привыкли.

-- Юра, ты вроде хавать хотел? Кушать подано, -- предложил Хасан, показывая на трупы.

-- Уже перехотел.

Я достал сигарету, закурил и направился за Сапогом. Сапог стоял возле входа в дувал и смотрел на дверь, держа снайперку наготове.

-- Ну, чего уставился, заходи и будь как дома, -- сказал я ему.

Сапог отошел в сторону и посмотрел на меня тупым взглядом.

-- Сапог, ну чего ты тормозишь, дубина, если вдруг, не дай бог, засада, тебя же замочат как кота помойного.

-- Там кто-то лежит, -- пролепетал Сапог.

-- Там два трупа лежат, две бабы, их зарезали. Понял?

Я вошел в дувал, на полу валялись две женщины, а вокруг был бардак, везде рассыпана мука, рис и всякое шмотье. Одна из женщин была пожилая и толстая, а другая молодая. Правду сказал Хасан, эта девчонка была красавицей, жаль, что мертвой. Девчонка эта лежала на боку, а голова была повернута вверх, на лице ее была чадра, которая прикрывала лишь низ лица, ноги были голые, остальная одежда разорвана, такое ощущение, будто бы ее сначала изнасиловали, а потом уже убили.

Я посмотрел на другую женщину и подумал, как мы будем нести эту толстуху? Вдвоем с Сапогом наверно не управимся. Да, работа не завидная, лучше с духами воевать, чем после них это говно убирать.

Эх, матушка пехота, приходится тебе собирать всю грязь этой проклятой войны. А хуже всего то, что со временем начинаешь привыкать ко всем этим ужасам, и уже смотришь на все безразлично. И частенько начинаешь задавать себе вопрос: а не свихнулся ли я?

Я оглянулся, ища глазами Сапога, но его не было в дувале, и я крикнул со злости:

-- Сапог, сучара! Ну где ты там?

Сапог сначала заглянул в дверь, потом осторожно вошел.

-- Сапог, сука, ты меня когда-нибудь достанешь. А ну, хватай за ногу эту тетю, и потащили.

Я взял за ногу женщину и оглянулся, Сапог стоял и не двигался с места. Терпение мое закончилось, я бросил ногу, схватил автомат, передернул затвор и дал очередь над головой Сапога. Сапог присел и побледнел с перепугу.

-- Слушай ты, урод! Если ты сейчас же не схватишь ее за ногу и не понесешь, я тебя пристрелю прямо здесь. Ты думаешь, мне хочется этой ху...ней заниматься? А ну хватай, быстро! И скажи спасибо, что они еще свежие и не успели протухнуть.

Сапог подскочил и схватил мертвую женщину за ногу, я взял за другую и мы ее потащили, хоть давалось нам это с трудом, но мы двигались.