Запомнить всю эту галиматью, конечно, было невозможно, хотя суть его путанной тирады была предельно ясна. – Вы хотите сказать, что пока я здесь спокойно занимаюсь текущими делами, там, за дверями моего кабинета, происходит весь этот фарс Уайтхолла? («Фарс Уайтхолла» был расхожим термином, используемым для описания целого ряда вполне аналогичных фарсов, вполне реально имевших место в театре Уайтхолла. Ведь Уайтхолл было также названием улицы, соединявшей Даунинг-10 с Парла-ментсквер, на которой располагались наиболее значимые министерства и департаменты правительства Великобритании. – Ред.)

– Понимаете, господин премьер-министр, Номер 10 – это нечто вроде железнодорожного узла. Он не может функционировать без должного набора депо, запасных путей, разъездов и точно выверенных расписаний. Кабинет миссис Уэйнрайт – один из таких жизненно важных разъездов.

– Вы что, намерены убрать ее с путей? – как мне казалось, не без иронии поинтересовался я.

– Да упаси господь, господин премьер-министр!

– И все-таки, Хамфри, по-вашему, она всем мешает? Только по-честному.

– Ни в коем случае. Милая, прекрасная женщина. Прямая, открытая, решительная…

Что ж, в словах секретаря Кабинета на самом деле время от времени проскальзывает некая романтическая поэзия. В чем, в чем, а в этом ему не откажешь.

– И тем не менее, помеха, не так ли? – настойчиво спросил я, не желая терять явного преимущества.

– Видите ли, – осторожно признал он. – Были случаи, когда ее критика нашей службы была, э-э-э, как бы это поточнее сказать, чересчур откровенной. А ее встречи с прессой были… э-э-э… потрясающе полными и исчерпывающими. Кроме того, ее требования в отношении информации и поддержки могли бы быть чуть менее агрессивными и настойчивыми. Моему персоналу, большая часть которого за последние три года благодаря этому пережила немало нервных срывов, пришлось пройти и через это.

– Да, но ее советы и рекомендации стоят того, разве нет? – напомнил я ему.

– Конечно же стоят, господин премьер-министр, – понимающе согласился Хамфри. – Вы их и будете получать. Только на бумаге. А какая, собственно, разница?

– А как о них будете узнавать все вы? – спросил я и тут же понял, что сам себя подставил, потому что он тут же поинтересовался, уж не собираюсь ли я держать такие вещи в секрете от секретаря Кабинета.

Ответить мне на это, естественно, было нечего, поэтому оставалось только еще раз повторить суть аргумента.

– Она хочет быть там, где происходят события.

– Господин премьер-министр, подумайте, пожалуйста, а справедливо ли это будет по отношению к ней самой?

Странный вопрос. К чему это он клонит? Впрочем, его разъяснение не заставило себя ждать.

– Кроме миссис Дороти Уэйнрайт, все остальные в этой части Номера 10 – абсолютно карьерные госслужащие. Лояльные. Преданные своему делу. Заслуживающие полного доверия и, главное, надежные. Их предусмотрительность и осторожность в решении самых щепетильных, самых деликатных, самых взрывоопасных государственных вопросов доказана десятилетиями. Если среди нас по тем или иным причинам окажется «госслужащий со стороны», то в случае любой утечки секретной информации подозрение, прежде всего, падет на нее. Для женщины, какой бы милой и привлекательной она ни была, это, поверьте, слишком тяжелое бремя.

Интересно, так ли это на самом деле? На первый взгляд его аргументация выглядит вполне правдоподобно. Они, конечно же, постараются свалить все именно на нее. И тем не менее, я настойчиво повторил Хамфри, что ценность ее политических рекомендаций не вызывает ни малейших сомнений.

– Само собой разумеется, господин премьер-министр, никто и не спорит, но, – он выдержал многозначительную паузу, – но ведь для политических рекомендаций в вашем полном распоряжении весь Кабинет министров.

– Единственно, что они мне рекомендуют, причем с завидным постоянством, это давать деньги их собственным министерствам. Хамфри, мне нужен кто-нибудь, кто был бы на моей стороне!

Он мило улыбнулся.

– Но, во-первых, на вашей стороне, как вам прекрасно известно, лично я и, кроме того, весь аппарат. Шестьсот восемьдесят тысяч честных, лояльных и, главное, надежных профессионалов. По-моему, более чем достаточно.

Сильный аргумент, ничего не скажешь, но лучше в него не влезать. Надо твердо стоять на своем. Но теперь, боюсь, уже слишком поздно. Они втянули меня туда, откуда выбраться практически невозможно. Хотя попробовать стоит.

– Вы все даете мне одни и те же рекомендации, – с ноткой безнадежности сказал я.

– Но это же прекрасно, – с радостной готовностью подтвердил он. – Значит, все мы даем вам правильные рекомендации, разве нет? Поэтому, господин премьер-министр, давайте лучше вернемся к нашему первоначальному плану.

Я умею проигрывать. Поэтому молча кивнул головой.

Довольный Хамфри тут же постарался подсластить пилюлю комплиментом.

– Как же приятно иметь дело с решительным премьером, который всегда точно знает, что делает…

Я попросил Бернарда пригласить ко мне Дороти. Оказалось, она дожидалась в моей приемной и тут же вошла. Но секретарь Кабинета, несмотря на мой выразительный взгляд, и не думал выходить. Пришлось деликатно объяснить ему, что мне хотелось бы поговорить с моим политическим советником наедине.

Он только мило улыбнулся.

– Вы можете свободно говорить в моем присутствии. У нас ведь друг от друга нет секретов, правда ведь?

Дороти сразу же поняла, откуда ветер дует.

– Может, господин премьер-министр и может, а вот я нет! – тут же резко отреагировала она.

– А мне почему-то кажется, можете, – невозмутимо ответил Хамфри.

Иначе чем ужасной и крайне неудобной возникшую ситуацию назвать было просто невозможно. Причем, прежде всего, по моей вине – надо было более решительно возразить Хамфри! Дороти резко развернулась и стремительно пошла к двери, бросив через плечо моему главному личному секретарю:

– Бернард, надеюсь, вас не затруднит дать мне знать, когда господин премьер-министр будет свободен?

Я остановил ее, попросил немедленно вернуться и, повернувшись к секретарю Кабинета, предложил ему оставить нас одних.

Он даже не пошевелился.

– Да, естественно, господин премьер-министр. Если вы, конечно, считаете это на самом деле необходимым. Но, как мне представляется, вам с ней надо обменяться всего лишь несколькими фразами, а нам с вами – обсудить много срочных и по-настоящему важных вопросов.

Срочных? Важных? Каких это, кроме его упорного желания выселить миссис Уэйнрайт из офиса рядом с моим кабинетом? Пока я мучительно размышлял, какое решение все-таки принять, Дороти повернулась к секретарю Кабинета.

– Простите, Хамфри, – буравя его глазами, сказала она. – По-моему, я отчетливо слышала, как сам премьер-министр попросил вас оставить нас одних, я не ослышалась?

Я задумчиво продолжал молчать. Поняв, что другого выхода у него просто нет, Хамфри, раздраженно пожав плечами, повернулся и вышел из кабинета. Следуя моему выразительному взгляду, Бернард послушно последовал за ним.

Двери закрылись. Дороти уселась напротив меня. Ситуация была ей прекрасно известна, поэтому она сразу же перешла к сути дела.

– Знаете, господин премьер-министр, у него нет никакого права вести себя таким образом!

Пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, я поинтересовался, что, собственно, она имеет в виду. Дороти с готовностью пояснила, что имеет в виду его привычку бесцеремонно входить и выходить из моего кабинета, не потрудившись даже попрощаться, и указывать мне, что я могу или не могу делать, включая трату времени на разговоры со своим главным политическим советником.

– Он секретарь Кабинета, – напомнил я ей.

– Вот именно, секретаре.

Теперь, похоже, надо было «спасать лицо» Хамфри.

– Он глава государственной службы…