Фиона отвела Годфри в сторонку, наверное, чтобы пошептаться насчет моего макияжа. Интересно, зачем? Честно говоря, вообще-то хорошо, когда о тебе так заботятся, суетятся, вытирают пот, подкрашивают веки, но… До меня донеслись отдельные фразы их разговора, которые для моего слуха явно не предназначались.

– Годфри, вас не смущают его седые волосы? Может, лучше их подкрасить?

– Думаю, нет. И так сойдет. Он ведь не мальчик.

– А его залысины?

– Какие еще залысины? – не удержался я, давая понять, что все прекрасно слышу.

Годфри круто обернулся.

– Она имеет в виду ваш высокий лоб, господин премьер-министр.

Фиона согласно кивнула головой.

– Что ж, в таком случае пусть так оно и будет.

Их следующее предложение тоже вряд ли можно было назвать приятным, но ведь Годфри предупреждал меня, когда соглашался на эту работу, что ему придется быть предельно честным и искренним со мной, иначе от него будет мало толку. Они оба внимательно посмотрели сначала на меня, затем на мое лицо в мониторе, затем снова на меня.

– М-м-м, слушай, Фиона. А можно что-нибудь сделать с его глазами? Скажем, чуть-чуть их расширить. Чтобы они не выглядели такими узко посаженными…

– Нет проблем. Кроме того, по-моему, стоит слегка осветлить мешки под глазами и затемнить бледноту щек. Как ты считаешь? – Годфри согласно кивнул головой. – Больше всего проблем, боюсь, будет с его носом.

– С моим носом? Проблемы? – снова не выдержал я.

Годфри тут же заверил меня, что с моим носом никаких проблем нет. Как с таковым… Проблема всего лишь в освещении. Картину портит какая-то непонятная тень.

Мне все это начинало порядком надоедать, и я напомнил им, что надо не заниматься моим носом, а репетировать. Но Годфри, как бы не обращая на меня внимания, спросил Фиону, есть ли у нее что-нибудь еще. Правда, предварительно заверив меня, что все это делается исключительно в моих интересах: чем лучше я буду выглядеть на телеэкране, тем больше у меня будет шансов победить на следующих выборах. В этом он прав, ничего не скажешь.

– Ну и, конечно, надо что-то делать с зубами, – сказала Фиона и повернулась ко мне. – Не могли бы вы улыбнуться, господин премьер-министр? – попросила она. – Как можно шире, пожалуйста.

Я улыбнулся. Они мрачно посмотрели на меня. Затем Годфри, печально вздохнув, протянул:

– Да… – и подошел к моему письменному столу. – Простите, господин премьер-министр, но мы думаем, вам надо немного поработать с нашим дантистом.

– Поработать с дантистом? Для чего?

– Для того, чтобы чуть выправить зубы, только и всего. Люди, то есть избиратели, всегда обращают на это внимание. Вспомните, например, чудесное превращение Гарольда Вильсона (премьер-министр Великобритании в периоды 1964-1970 и 1974-1976, лейборист – Ред.), без которого он вряд ли бы выиграл выборы.

Мы наконец-то продолжили нормальную репетицию. Я откинулся назад, но не слишком далеко. Говорил, по-моему, достаточно глубоким голосом, стараясь всячески изменять темп речи, изо всех сил шевелил мышцами лица и бровями:

– Мы, само собой разумеется, рассмотрим самый широкий диапазон мнений по всему диапазону государственных расходов… – а затем подумал, а с чего, собственно, я начал?

Ужасно, просто ужасно! Я спросил Бернарда, не ходим ли мы по некоему замкнутому кругу.

– Да, господин премьер-министр, ходим – с готовностью согласился он. – Но ведь это же наиболее удобный, наиболее приемлемый путь…

– И наиболее бессмысленный, – перебил я его.

Он удивленно поднял брови.

– Простите, господин премьер-министр, но, на мой взгляд, не такой уж бессмысленный. Скорее, разумно-уклончивый…

Не совсем поняв, что такое разумно-уклончивый, я попросил Годфри высказать свое мнение.

Он, само собой разумеется, отказался его высказать. За что, кстати, я его совсем не виню, это не его проблема.

– Решать это вам и только вам, господин премьер-министр, – даже неулыбнувшись, ответил он. Тем самым, как у нас принято говорить, «перекинул мяч на мою сторону». – Просто если это именно то, что вы хотите сказать, я бы предложил самый модерновый костюм. На самом модерновом фоне с суперэнергичными ярко-желтыми обоями и круто-абстрактными рисунками. Чтобы хоть как-то скомпенсировать отсутствие чего-либо нового в вашей программной речи.

Я сказал, что всегда могу вернуться к ее первоначальному варианту.

Он одобрительно кивнул головой.

– В таком случае вам нужен темный костюм в полосочку на сером фоне. И что-то вроде дубовых обоев.

А вот Бернарда мое предложение вернуться к первоначальному варианту, похоже, явно расстроило. Потому что он тут же с кислой миной попросил меня подумать и, если возможно, пересмотреть это, с его точки зрения, не совсем «своевременное» решение.

Значит, пора с предельной четкостью определить свою позицию. И для моего главного личного секретаря, и для всех присутствующих вообще. – Послушайте, поскольку это мое первое обращение к нации в качестве премьер-министра, оно должно быть посвящено какому-нибудь жизненно важному вопросу. Нельзя ведь вот так просто выйти в эфир и нести всякую несущественную чепуху, правда ведь? Моя речь должна иметь смысл! Должна иметь последствия! Должна всем запомниться!

Бернард целиком и полностью согласился (что, впрочем, вряд ли), но вежливо поинтересовался, не мог ли бы я посвятить ее чему-нибудь, так сказать, менее противоречивому.

Я терпеливо объяснил, что так называемые «менее противоречивые темы» обычно производят намного меньшее впечатление, чем… более противоречивые.

– Господин премьер-министр, а вы уверены, что так называемые «менее противоречивые темы» не производят большего впечатления? – почему-то поинтересовался он.

– Например, какие? – не скрывая интереса, поинтересовался я.

– Ну, скажем, специальные средства в качестве туалета для домашних животных. – Он что, серьезно? – Мощный удар по тем, кто позволяет своим питомцам гадить на наших улицах. А еще можно обрушиться на злостных нарушителей дорожного движения. Или пьяниц. Или выступить в защиту «зеленых», то есть защитников окружающей среды. Или… В общем-то, таких тем сколько угодно, господин премьер-министр.

Годфри поднял еще один, слава богу, последний вопрос. Музыкальная заставка: Бах – свежие идеи, Стравинский – ничего нового. Ну и что лучше?

Я предложил Годфри найти что-нибудь у наших родных британских композиторов. Что лучше бы отражало мой патриотический образ. Ему это явно понравилось.

– Тогда, может, Элгар?

– Да, но только не «Земля надежды и славы». Ни в коем случае!

– Тогда как насчет «Загадки века»? – предложил Бернард. – Ведь…

Я одним взглядом заставил его замолчать.

(Ровно через три дня Бернард Вули направил сэру Хамфри Эплби служебную записку, касающуюся содержания телеобращения Хэкера к народу. Приводим ее оригинал ниже. – Ред.)

(На следующий день Бернард Вули получил ответ. – Ред.)