Наша партийная конференция уже практически на носу. Последние два дня совместно с Дороти Уэйнрайт, моим главным политическим советником, работаю над своей речью, в которой явно чего-то не хватает.

Дороти начала было объяснять, что это всего лишь первый вариант, но я тут же прервал ее. Проблема не в этом, а в том, что в ней нет ровным счетом никакого позитива. Я указал ей на это, она пожала плечами.

– Ничего не удалось найти.

Слабо! Слабо и невнятно. Найти можно всегда. Если, конечно, знаешь, что искать. И даже если такого позитива все-таки нет, значит, надо сделать так, чтобы негатив выглядел позитивом.

Например, всегда можно сказать пару добрых слов о здравоохранении. Упомянуть заботу о пожилых, женщинах, детях… Что-то вроде этого. Короче говоря, всячески подчеркнуть, что здоровая нация – это наша главная цель!

– Стоит уплаченных денег? – предложила Дороти.

– Нет-нет, такое говорить нельзя, – возразил я. – Про заоблачные цены у нас известно даже ребенку.

Тогда она, не задумываясь, предложила другой вариант.

– Мы тратим больше денег, чем когда-либо ранее, чтобы сделать нашу систему здравоохранения самой лучшей в мире.

– Прекрасно! Это то, что надо.

Следующим был вопрос об обороне. В мои планы входило доложить членам конференции о сокращении оборонных расходов, однако заставить МО пойти на это мне, увы, пока еще не удалось. Слава богу, у Дороти уже была готова иная версия. Да, следует признать, она схватывает все на лету.

– Наше правительство не допустит, чтобы безопасность страны была поставлена под угрозу из-за мелочного и совершенно неприемлемого крохоборства. – Великолепно! (Конечно же, Хэкер вряд ли бы поставил нацию под угрозу, объединив, скажем, три музыкальные школы вооруженных сил, хотя определенный смысл в этом, честно говоря, был. Зачем, например, иметь три отдельных музыкальных колледжа для армии, ВВС и флота? Насколько нам известно, специального военно-морского способа играть на фаготе пока еще не изобрели. – Ред.)

Покончив с этим, мы занялись ЕЭС. Сложная, по-настоящему запутанная проблема. Я не могу допустить никаких нападок на них, потому что для меня крайне важно получить соглашение о сокращении квот. Иначе все эти чертовы европейцы снова объединятся против меня. – Нужно продемонстрировать самую искреннюю приверженность нашим друзьям в Европе, при этом оставаясь твердыми и последовательными в нашей непоколебимой решимости добиваться справедливого решения для Британии, – подсказала мне Дороти. Она просто великолепна!

Наконец дошла очередь до экономики, моей самой большой головной боли. Тут, как ни крути, вообще ничего хорошего. Одна только мысль о необходимости публично изображать хорошую мину при плохой игре приводила меня в отчаяние.

Дороти со свойственным ей оптимизмом постаралась меня утешить.

– Что-нибудь да найдем, господин премьер-министр.

Я спросил ее, следует ли ожидать очередных плохих новостей во время проведения нашей партийной конференции.

– Зачем спрашивать меня? Кажется, не мне, а вам на стол кладут секретные документы казначейства.

– Речь совсем не об этом, Дороти – Я тяжело вздохнул. – Речь об этом чертовом банке «Филипс Беренсон».

– Ах, вот оно что, – совершенно нейтральным тоном произнесла она, ухитряясь при этом выглядеть такой же свеженькой и обаятельной, как всегда – изящная, невозмутимая и мудрая блондинка. Один ее вид не вольно заставляет меня искренне сожалеть, что в детстве у меня не было нянюшки.

– Ну и какие мысли у вас все это вызывает? – спросил я, усилием воли отогнав от себя неожиданное наваждение.

– Никаких, кроме подозрения.

– Интересно, почему?

– Потому что… – Она на секунду задумалась. – На это меня наводят заявления председателя лондонской биржи, председателя ассоциации клиринговых банков и председателя Английского банка.

Ее слова меня весьма озадачили.

– Но ведь, кажется, никто из них пока не делал никаких заявлений.

Дороти улыбнулась.

– Вот как раз это и вызывает у меня подозрения. Если бы за этими слухами ничего не стояло, ни один из них не упустил бы столь удобной возможности тут же об этом заявить. Причем как можно публичнее!

Проницательное, очень мудрое наблюдение, ничего не скажешь. Конечно же, она права – что-то в этом, безусловно, есть. – Вы можете найти об этом что-нибудь еще?

– Попробую, – коротко пообещала она.

Все это так несправедливо! Связанные с Сити скандалы всегда выставляют правительство не в самом лучшем свете, но ведь ко мне это не имеет никакого, ни малейшего отношения! И тем не менее, если эта в высшей степени сомнительная история всплывет во время нашей партийной конференции, то под ударом может оказаться не чей-нибудь, а прежде всего мой престиж!

Чтобы максимально минимизировать возможный ущерб, если таковой будет иметь место, Дороти посоветовала мне объявить о проведении широкомасштабной проверки сложившейся практики должностных преступлений. В принципе, идея совсем не плохая, но все-таки несколько сыроватая и, скажем, не совсем адекватная.

И тут до меня дошло, что именно можно сделать. Нужно объявить о назначении нового председателя Английского банка.

– Если мне удастся найти хорошую кандидатуру, то это произведет впечатление, будто с подобного рода незаконной практикой мы больше не собираемся мириться.

На лице у Дороти неожиданно появилось выражение легкого смущения.

– Вы… вы собираетесь назначить действительно хорошего человека?

Как ни странно, но мой главный политический советник, похоже, не уловила саму суть моего подхода.

Я яростно закивал, встал со стула, возбужденно зашагал по кабинету.

– Да! Кого-нибудь по-настоящему честного, решительного и неподкупного! Человека, который не пожалеет ни времени, ни усилий, чтобы добиться своего.

Теперь легкое смущение на ее лице превратилось в явное недоумение.

– Но это же нарушает незыблемые каноны и традиции, – заметила она и поинтересовалась, не имею ли я виду Александра Джеймсона.

Она не глупа, совсем не глупа. Впрочем, окончательного решения я еще не принял. Да и особой нужды в этом пока нет. Как это назначение воспримут в Сити, мне было прекрасно известно, но… если окажется, что с «Филипс Беренсон» все в порядке, то необходимость в этом сама собой отпадет.

– Если! – коротко, но выразительно хмыкнула Дороти.

После чего мы продолжили работу над моим выступлением. Снова вернулись к экономике, на которой прервались, чтобы обсудить описанную выше проблему. Эта чертова экономика! Что о ней можно сказать на партийной конференции? Лично мне ничего в голову не приходило. То есть если бы я унаследован этот бардак от другой партии, то смог бы винить во всем их одних. По крайней мере, в течение ближайших трех лет. А как мне прикажете сказать своей партии, что мой покойный, никем не оплакиваемый предшественник умудрился завести страну на необитаемые острова, а затем покинул нас, прихватив с собой весла?

Дороти, естественно, попыталась мне помочь.

– Вы могли бы сказать: Мы рука об руку прошли через трудные времена.

Я даже не удостоил столь патетическое предложение ответом. Только бросил на нее недовольный взгляд. Она попробовала другой вариант.

– С серьезнейшими проблемами сейчас приходится сталкиваться всему индустриальному миру.

Я покачал головой.

– Америке и Японии не приходится.

– Ладно, – согласилась она. – Тогда как насчет: С серьезнейшими проблемами сейчас приходится сталкиваться всем европейским странам?

Лучше этого придумать нам ничего не удалось, хотя, честно говоря, этим не поднимешь ни партийного духа, ни настроения рядовых членов.

Дороти попросила меня дать ей чуть больше информации.

– Кстати, как у нас с промышленным производством?