Действительность странным образом начала напоминать ему иллюзорную реальность кошмаров. Но ведь сейчас он не спит! Лиента едва удержался от того, чтобы ущипнуть себя. Так скоро?!.

Холодная ярость остудила голову. Как скоро ведьма принялась за свои забавы! Как это она про сон сказала? Мир действительности странной? Да уж, куда страннее! Он вдруг понял, что да, изменилась сама действительность, он совсем не в том лесу, который видел с холма - пойди он сейчас назад прежней дорогой, она не выведет его на солнечный склон. Лиента сжал рукоять меча болото? пусть будет болото! Сегодня он чувствует в себе силу, он не спит, и нет в руках предательской, подлой, ватной слабости! Лиента вернулся в лес, вырубил хороший, прочный шест и ступил на ближнюю кочку - под ногами хищно чмокнула жижа.

Лиента стремился к темной зубчатой полосе, которую приметил впереди. Он прыгал с кочки на кочку, и во все стороны недовольно прыскали маленькие зеленые лягушки. Потом опора с коварной мягкостью стала уходить из-под ног раз и другой, Лиента едва успевал бросить тело прочь, найти подобие тверди. Теперь ему приходилось выверять каждый шаг. С нудным звоном вилось над Лиентой облако насекомых, то и дело вспучивались рядом пузыри болотного газа, с ревом вырывались из вязкого киселя. Несколько раз он по пояс проваливался в податливую жижу, и лишь чудом удавалось выдраться из врадчиво-уступчивой топи. Изредка, как подарок судьбы, попадались крохотные островки, и он падал ничком, собираясь с силами, лежал несколько минут.

Он прошел. Мокрый до нитки, грязный, потеряв в болоте шляпу, с дрожащими от напряжения ногами, упал на берег и долго не шевелился. Красное солнце висело низко, едва не касаясь синей кромки далекого леса. Лиента заставил себя подняться, с трудом стянул ботфорты, вылил мутную жижу, отцепил одинокую шпору и отбросил в густые заросли осота. Потом отыскал на краю болота оконце чистой воды между кочками и смыл с себя грязь. Постоял, глядя, как темная, блестящая дорожка на воде, где он только что прошел, медленно затягивается зеленой пленкой ряски, повернулся к болоту спиной и устало вошел в чахлое редколесье.

Тонкие темные стволы тянулись к солнцу, но были так слабы, что некоторые не выдерживали даже собственной тяжести, подламывались и оставались догнивать полу-упав, опершись на ненадежные кроны собратьев, обнаженные и черные, щетинились острыми сучьями. Они вызвали какие-то смутные ощущения у Лиенты и он, кажется, даже не очень удивился, когда снова оказался на краю болота. Чтобы слишком огорчиться у него уже не было сил, он только машинально отметил, что суша оказалась всего лишь островком в обширной топи. Он только остановился на минуту, чтобы окинуть взглядом широкое унылое пространство и наметить ориентиры.

* * *

Стрункой вытянулась Адоня, подняла голову в прозрачное небо, выкрашенное в тревожный зоревой цвет, и послала в него заклинание-молитву. И материализовалась в неустрашимое оружие сила ее ведовства, засияла золотым сиянием праведности и любви. Адоня стиснула в ладонях рукоять, золотым лучом рассекла пространство.

- Черный Эстебан, заклинаю! Путами упадет на тебя мое заклятие, лишит воли и силы! Моя власть над тобой и моя воля! Ты - илот-невольник, раб моей силы, я велю тебе прийти ко мне!

Адоня закрыла глаза, концентрируясь в своем мысленном приказе и сама становясь им. Она чувствовала противодействие черного мага, и сминала его... А когда открыла глаза - Эстебан стоял в нескольких шагах от неё, в глазах его не было ни чувства, ни мысли. Она была удивлена - не такие уж большие усилия потребовались, чтобы превратить его в послушную марионетку, Адоня ожидала борьбы, и неожиданная лёгкость немного беспокоила, потому что была непонятна.

- Эстебан, я вызвала тебя для боя, а не для того, чтобы воспользоваться беззащитностью жертвы, следуя твоему методу палача. Я снимаю своё заклятие и возвращаю тебе тебя.

Он глубоко вздохнул, как будто проснулся. Ожили, сверкнули глаза, он укоризненно проговорил:

- За старика поквитаться надумала! Старик и был-то никчёмным, а теперь и подавно, за что же ты драться собралась, Адоня? Зачем нам эта непримиримость, неужто по-другому - никак? Хочешь, повинюсь за старика, но поверь, не было у меня другого выбора.

- Лжёшь! И бой ты примешь - сейчас у тебя, действительно, выбора нет. И драться сегодня ты по моим правилам будешь, а значит, бой поведёшь до конца.

- Едва ли ты так торопишься умереть. Значит, моей крови жаждешь? И это ещё больше тебя красит - жесткость, сила. Я люблю тебя всю, каждую черточку твою, каждый вздох, и любовь, и ненависть твою...

- Не паясничай, черный Эстебан! Не лицедействовать я тебя звала. Слушай и запомни: у сегодняшнего боя только три развязки может быть - победить, умереть или молить о пощаде. И если сдаться, то на условии победителя.

- О, я уже знаю, какое условие тебя поставлю!

- Оно только одно - отречение от Знаний и от силы, которые они дают.

- Ого! А это не чересчур?

- Боишься? А ты рискни. Награда, которую получит победитель, стоит такого риска.

- Награда? Постой... Сила побежденного перейдёт к победителю? Я стану владеть твоей ведовской силой?

Адоня засмеялась.

- При условии, что свою жизнь я оценю выше её.

- Ты хорошо придумала, мне нравится!

- Так запомни, чёрный Эстебан - только я могу остановить бой. Моей волей он начинается, в моей воли и распорядиться им.

Он коротко рассмеялся, блеснули белые зубы.

- Твоя воля. Но ты тоже помни - не я вызвал тебя, не я хочу крови и боли, ты заставила меня. Бой есть бой, но твоя боль будет болеть во мне, как моя собственная.

Адоня подняла меч, направила остриё на Чародея, и в то же мгновение он преобразился, стал воином - плавно и хищно, как сильный зверь подбирается к жертве, он начал сближаться с ней, чутко сторожа каждое ее движение. Он сливался со сгустившимся сумраком - смуглое лицо, тёмное одеяние растворялись в темноте, меч его был самой темнотой в темноте, и только отблескивали стальные пластины, которые вросли в облачение, вместо щита прикрывали грудь, живот и плечи.

* * *

Позже, с содроганием вспоминая о той ночи, Лиента не мог себе объяснить, как он остался жив, как выбрался из самого центра страшных, непроходимых, мёртвых топей? Временами сознание его совершенно выключалось и, приходя в себя, он со страхом озирался - как шёл в беспамятстве, как миновал бездонные зыби? А то вдруг глаза начинали изменять ему и показывали то, чего не было - будто странная белая дорога подобно бледному лучу тянется к нему издалека, ложится под ноги, и грезилось ему в эти минуты, что пока он ступает в этот рассеянный молочный свет, с ним ничего не случится. Видел он и чёрные бесформенные тени, что кружили над ним, преследовали неотступно. Стерегли мгновение, набрасывались разом, застилали глаза, вязкой гнилью хватали за ноги, и в нём билась только одна мысль: "Только бы не погас тот далёкий светильник, посылающий светлую дорогу! А он сможет, дойдет..." И эта мысль помогала протолкаться сквозь мутные, упругие тени, выдраться из ненасытной топи...