Все вокруг ликовало.

Но давайте заглянем внутрь, где все выглядело печальным.

Толпы молчаливых рыцарей и баронов заполняли комнаты, соседние с покоями короля.

Здесь были герцог Бретонский, граф Дерби, граф Кембридж, граф Марч, дочь короля принцесса Куси.

Все эти люди, исполненные надежды или страха, были в ожидании.

С утра Эдуарду стало так плохо, что он, если только Бог не сотворит чудо, должен был умереть к исходу дня.

Пройдем теперь в комнату короля.

Он лежал на постели; его сына, принца Уэльского, не было рядом: он умер годом раньше, и у смертного ложа Эдуарда находился юный Ричард, сын принца.

— Подойдите ко мне, дитя мое, — сказал ему Эдуард. — Вам предстоит стать королем. Те, на кого я вас оставляю, скажут вам, что я сделал доброго и злого, и вам придется судить, в чем вы должны будете подражать примеру вашего деда, а что отвергнете.

Потом Эдуард, повелев впустить графов, баронов, рыцарей и прелатов, находившихся в замке, присел, сколь слаб он ни был, на постели, передал своему наследнику королевские регалии и заставил всех, кто был в комнате, дать клятву, что после его смерти они признают Ричарда королем.

Клятва была принесена; Эдуард удалил всех и остался наедине с Готье де Мони.

— Ты единственный из всех, кого я любил, — сказал он рыцарю, — кто выжил и помогает мне покинуть эту жизнь, не слишком сокрушаясь при мысли о смерти. Пока Бог дарует тебе жизнь, Готье, храни Ричарда и мою прекрасную Англию, которую я хотел сделать счастливой и всегда любил как невесту. Веришь ли ты, что для нее я сделал все что мог?

— Верю, государь.

— Веришь ли ты, что потомки сохранят память обо мне и будут чтить мое имя?

— Ваше величество, я не только верю, что потомки сохранят память о вас, но и убежден, что они будут благословлять эту память.

— Благодарю тебя, Готье, — сказал король, сжимая руку старого рыцаря, — благодарю. Теперь поговорим немного о нашей воинской и полной приключений жизни. Мне будет казаться, будто я умираю сражаясь, как и хотел, хотя есть у меня одно воспоминание: оно всю жизнь преследует меня, а агония превращает его в страшные угрызения совести.

— Послушайте, государь! Какой-то святой человек только что объявился в замке, сказав, что желает поговорить с вами и перед смертью облегчить вам душу. Вы хотите, чтобы я послал за ним?

— Он назвал свое имя?

— Нет, ваше величество, лишь сказал, что он отшельник из замка Уорк.

— Из замка Уорк! — вздрогнув, воскликнул король. -

Впустите этого человека, Готье, и оставьте меня наедине с ним.

Готье повиновался.

Через несколько минут седовласый, белобородый старец вошел в комнату Эдуарда и сел у его изголовья.

Король устремил на него встревоженный взгляд, пытаясь различить в его чертах знакомое лицо: после смерти Алике он часто видел его в своих снах.

— Вы не узнаете меня, государь? — спросил старец.

— О да, теперь я узнаю вас, — пробормотал король. — Вы ведь заговорили.

И, устремив глаза на старика, словно на своего судию, король ждал.

— Вы не рассчитывали снова увидеть меня, государь?

— Нет, — прошептал Эдуард.

— Послушайте, ваше величество, — сказал граф Солсбери, — я пришел не для того, чтобы отягощать страданиями вашу смерть. Бог призывает вас к себе раньше меня, и это, вероятно, для того чтобы я мог снять с вас грех, что должен терзать ваше сердце. Король, ваше величество, когда ему предстоит явиться перед Богом, не может уничтожить любовь и честь слуги, а я был им при вас и в этом вовсе не раскаиваюсь.

— Вы правы, сэр, правы.

— Тридцать лет прошло после вашего преступления и моей мести. Мир заполняло ваше имя, но слава ваша не убила вечного свидетеля, которого зовут совесть. Уже тридцать лет я живу в уединении, и одиночество убило во мне ту дурную советчицу, чье имя ненависть, так что сегодня, государь, если я совсем и не забыл все, то, по крайней мере, простил, и к вашему смертному ложу пришел как друг.

— Благодарю, граф, благодарю, — ответил король. И протянул Солсбери руку.

— Вы видите, государь, что я не так безжалостен, как вы, — продолжал граф, — ибо при агонии вашей матери вы проявляли иные чувства.

— Как? Вам это известно?

— Я находился рядом с комнатой, где она умерла, и слышал все, что вы сказали ей.

— Но как вы туда проникли?

— Так же, как проник сюда, в качестве святого человека, чьи слова утешения могут облегчить душу, что готовится предстать перед Господом. Прошу вас, государь, оглянитесь на свое прошлое, — продолжал Солсбери, облокотившись на ложе короля, — и сейчас, когда земные страсти и честолюбивые стремления должны вам казаться пустыми и жалкими, теперь, когда волосы ваши побелели, а от того, кем вы были в прошлом, осталось одно имя, скажите мне, не лучше ли было бы, чтобы мне ничего не надо было бы вам прощать, и не предпочли бы вы, чтобы я пришел к вам в эту минуту не как снисходительный судия, а как признательный друг? Вы многих сделали счастливыми, государь, вы расточили много щедрот, раздали множество титулов. Вы помиловали тысячи людей, попавших к вам в плен. Но почему же, ваше величество, вы не пощадили жену того, кто был вам беззаветно предан и с улыбкой отдал бы за вас свою жизнь, хотя ее смерть должна была разлучить меня со всем, что для меня было самым дорогим на свете?

И граф невольно почувствовал, что глаза его увлажнили слезы, ибо есть раны, которые не властны залечить тридцать лет одиночества.

— Простите меня, граф, простите, — шептал умирающий король. — Я очень виноват перед вами, но страдал не меньше вас.

— Странная судьба, — ответил Солсбери. — Что вынуждает вас, короля-победителя, просить прощения у меня, безвестного рыцаря? Как же должен быть силен Бог, делающий таким слабым и таким смиренным сердце самого могущественного короля на земле!

То, что творилось в душе Эдуарда, передать невозможно. Как будто его душа только и ждала этого прощения, чтобы покинуть его тело; король слабел все больше и был в состоянии лишь изредка шептать:

— Благодарю, граф, благодарю.

Тут, видя, что смерть близка, граф встал и торжественным голосом обратился к умирающему:

— Государь, вы свершили так много добра и так много зла, сколько только смог свершить человек, ставший величайшим властителем своего века. Вы убили тысячи созданий, защищавших свое право и свое добро, но тот, кому вы причинили больше всего зла, — это я, ибо я пережил зло, нанесенное мне. Ну что ж! От имени всех, кому вы принесли страдания и кто, будучи мертв или в разлуке с вами, не может простить вас в этот смертный час, я прощаю вас, ваше величество, и молю Бога за вас!

С губ Эдуарда сорвался вздох, и он отдал Богу душу. Тогда Солсбери открыл дверь и обратился к тем, кто ждал:

— Милорды, король Эдуард Третий скончался.

И, пройдя сквозь толпу придворных и рыцарей, он покинул замок никем не узнанный и более похожий на привидение, чем на человека.

КОММЕНТАРИИ

… Эдуард III, король Англии, герцог Гиенский, пэр Франции… — Высшую аристократию Франции составляли так называемые пэры, то есть «равные» (подразумевалось, что сам король среди них — лишь первый среди равных): шесть светских — герцоги Нормандии, Бургундии и Гиени, графы Шампани, Фландрии и Тулузы, и шесть духовных — архиепископ Реймсский, епископы Ланский, Лангр-ский, Бовезский, Шалонский и Нуайонский (первый приравнивался к герцогам, остальные пять — к графам). Пэры обладали правом выбора короля, и если к XIV в. это при обычных условиях выражалось в участии пэров в церемонии коронации, то в исключительных ситуациях, например, при пресечении династии, как это произошло в 1328 г., их влияние оказывалось решающим. Герцоги Гиенские, они же английские короли, следовательно, были и пэрами Франции.

Герцог Брабантский — Иоанн III (1312 — 1355); сын сестры Эдуарда II Английского.

… Его дочь вышла замуж за дофина Иоанна. — Здесь Дюма допускает некоторую историческую неточность. Дочь короля Чехии Иоанна Богемского Бона Люксембургская (ок. 1314-1349) в 1332 г. вышла замуж за старшего сына и наследника Филиппа VI, герцога Нормандского Иоанна (1319 — 1364), будущего (с 1350 г.) короля Франции Иоанна II Доброго. Но Иоанн никогда не был дофином! Этот довольно странный титул (слово dauphin по-французски означает также «дельфин») носили владетели — на их гербе был изображен дельфин — области Вьеннуа (позднее, по титулу, она называлась Дофине), входившей в состав Священной Римской империи. В 1349 г., то есть позднее описываемых событий, Дофине отошла к французской короне на том условии, что у нее будет отдельный правитель. Филипп VI передал титул дофина старшему сыну Иоанна, юному Карлу, будущему королю Франции Карлу V Мудрому. Только со времени его царствования (1364-1380) и вплоть до Французской революции 1789 — 1793 гг. этот титул носил старший сын французского короля.