*
...И мы хохочем. И мы катаемся по дивану и хохочем. И открывается дверь. И входит Оксана. Мы все хохочем. Оксана смотрит на нас с удивлением. Мы, наверно, действительно похожи на идиотов.
А потом... а потом Оксана говорит:
- Звонит какой-то мужчина. Назвался Алексеем. Сказал, что ты поймешь.
Глеб все еще продолжает смеяться.
И я по инерции улыбаюсь... я улыбаюсь. Igni et ferro. А где-то поблескивают бриллианты в запонке безукоризненно вежливого помощника господина Фонарского. Я беру трубку.
- Андрей Дмитриевич, это Алексей. Не забыли?
- Я рад, что вы наконец позвонили, Алексей.
- Скажите, Андрей Дмитриевич, вы проверили те документы, о которых мы говорили в прошлый раз?
- Да, разумеется. Я думаю, есть потребность поговорить подробно. Документы того стоят. Приезжайте, потолкуем, попьем кофейку.
- Андрей, - мой собеседник слегка замялся, - Андрей Дмитриевич, тут такое дело... мне подъехать к вам затруднительно. А если уж говорить откровенно, то и невозможно. Мои обстоятельства сильно изменились, и, к сожалению, не в лучшую сторону.
- Я понял.
Но в тот момент я только думал, что понял. Если бы я знал! Но я еще не знал...
- Я понял. Давайте договоримся, где и когда.
- Спасибо, - ответил Алексей. - Записывайте адрес...
Я чиркнул на листке бумаги адрес. Отметил про себя, что удачно: недалеко от моего дома. Записал. А когда...
- Андрей, очень не хотелось бы откладывать. Сегодня - реально для вас?
- Реально. Часа через полтора-два могу подъехать.
- Очень хорошо. Буду ждать. Не прощаюсь.
Спустя полтора часа я подъехал к огромному девятиэтажному дому в районе "Пяти дураков". Улицы здесь носили такие названия: Ударников, Наставников, Передовиков, Энтузиастов и кого-то там еще... такой вот юмор.
Подъехать прямо к дому не удалось: улица была перекопана. Черный безмолвный экскаватор сиротливо торчал на краю огромной ямы. Я пошел в обход по мерзлым комьям выбранной земли. Яма напоминала могилу неизвестного монстра или ловушку для мамонта. Если зверь попадет в западню, экскаватор выплюнет клуб воняющего соляркой дыма и добьет его ударом зубастого ковша. Огнем и мечом!
В подъезде оказалось относительно чисто, но лифт не работал. На шестой этаж мне пришлось подниматься пешком. Мимо стальных дверей... мимо хлипких фанерных дверей... мимо глазков... мимо изображений поганок... мимо смердящего мусоропровода. По бетонным ступеням - вверх! Черная ловушка на мамонта осталась внизу.
Экскаватор с высоты шестого этажа стал еще больше похож на хищника с занесенной для удара когтистой лапой.
Он ждал добычу...
Дверь в квартиру девяносто шесть оказалась приоткрытой. Это мне сразу не понравилось. Такие расклады мы уже видали в детективах. Мы уже их видали... И все же я нажал на кнопку звонка. Потом нажал второй раз. Потом третий. Потом я толкнул дверь и вошел внутрь. Прихожая выглядела нежилой. Горела голая, без абажура лампочка под потолком и стояли в углу мужские зимние сапоги.
- Алексей! - позвал я. И не узнал собственный голос.
В прихожую выходили четыре двери. За одной из них, с матовым стеклом, горел свет.
- Алексей! - позвал я. И понял, что никто мне не ответит. На улице заворчал движок экскаватора, вспыхнули желтым круглые, без зрачков, глаза. Я взялся за ручку двери. С лязгом упал вниз ковш. Когти стальной лапы опустились на череп мамонта.
Раздался треск и оглушительный рев.
Алексей Горбунов лежал посреди практически пустой комнаты. Голое, без шторы, окно. Старый диван в углу. Телефон на подоконнике и открытая дорожная сумка. Опрокинутый стул... и рядом с ним скорчившийся человек на полу. Мамонт ревел. Ковш снова взлетел вверх и опустился на широкий лоб. Руки и ноги Алексея Горбунова были плотно забинтованы скотчем. А лицо... лицо было похоже на кровавое месиво.
Я опустился на корточки. Я закрыл глаза. Полтора часа назад я разговаривал с ним. Сейчас он страшно улыбался раскрытым ртом с выбитыми зубами.
Мамонт ревел. Лязгал ковш экскаватора. Суворовцы тараканили фанерную лопату для трепанации черепа.
Сейчас я распахну глаза - и все кончится. Все будет хорошо. Все будет тамам {Хорошо (арабско-йеменский диалект)}.
Я открыл глаза. Чуда не произошло. Все осталось муштамам {Нехорошо (арабско-йеменский диалект)}. Тело Алексея Горбунова все так же лежало в темно-красной, остро пахнущей луже посреди комнаты. Рядом с ним валялась пустая синяя пластиковая папка. В такой же он приносил документы на нашу первую встречу в кафе.
Я медленно встал. Я сделал шаг к двери. Подкатывала рвота, пол под ногами слегка покачивался. Плясали в глазах разноцветные искорки. Маленькие яркие лазерные лучи. Сейчас это пройдет, сказал я шепотом и снова закрыл глаза. Прежде чем снова раскрыть их, я сосчитал до десяти, Я досчитал до десяти и раскрыл глаза.
Лучики никуда не исчезли. Они весело плясали в углу пустой комнаты с мертвым человеком посредине. Я заставил себя подойти ближе. Я присел.
Изящная запонка с россыпью мелких бриллиантов испускала благородное свечение... Рев мамонта стих.
Огнем и мечом, синьора Бьянка.
Огнем и мечом!
*
Потом я заставил себя подойти к телефону. Я по памяти набрал номер убойного отдела. А потом сел на корточки в углу и стал ждать... Я ждал приезда оперативников, а бриллиантовые лучики сверкали.
***
Алиби у Семенова было железным.
Бронированным было алиби. Запонка? Ну, с этим еще проще... Трое свидетелей (все - уважаемые, солидные люди) подтвердили, что днем Алексей Горбунов приехал в таможню и набросился на тишайшего Павла Степановича. Был в невменяемом состоянии, хватал за рукав. "Видите? Разорванную петельку видите? А синяк у локтя?"
...И синяк, и разорванная манжета - действительно были. И прямой, открытый взгляд, и незапятнанная репутация... и алиби... Все в порядке было у гражданина Семенова Павла Степановича.
А третий человек из Северо-Западного таможенного управления, господин Фонарский, позвонил мне только спустя неделю.
- Зря вы это затеяли, Андрей Викторович, - сказал он. - Ей-богу зря.
- Что именно? - спросил я равнодушно. Или, по крайней мере, мне хотелось, чтобы голос звучал равнодушно.