Затем он остановился, завертелся на месте и нырнул.
Сальватор пристально следил за каждым движением собаки; казалось, он угадывал ее намерения, руководствуясь той же сметливостью или, вернее, тем же инстинктом, что и собака, когда она угадывала желания хозяина.
Сальватор приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть.
Брезиль вынырнул через несколько секунд.
Потом снова нырнул.
Но, как и в первый раз, он вынырнул, ничего не вытащив на поверхность воды.
Он поплыл к берегу, несколько отклонившись от первоначального курса. Выбравшись на берег, Брезиль, будто идя по следу, прошел еще немного, не поднимая морду от земли.
Потом он поднял голову, глухо и жалобно взвыл и бросился в лес.
Он пробежал в двадцати шагах от рощи, где укрылся Сальватор.
Сальватор понял, что Брезиль возвращается в лес неспроста.
Тогда он негромко свистнул сквозь зубы. Пес остановился, присев на задних лапах, как делает конь, когда всадник натягивает повод.
Сальватор боялся, что потеряет Брезиля из виду и придется его звать.
Он снова огляделся и, убедившись в том, что все вокруг по-прежнему тихо, перебежал из рощицы в лес, и его снова никто не заметил.
Брезиль опять побежал вперед. Сальватор поспешил следом, и скоро они скрылись в лесной поросли.
Сальватор знал, что, как бы противоречиво на первый взгляд ни вел себя его пес, ему следует доверять.
Не знаю, кто сказал, что на охоте настоящий охотник — это собака, а хозяин лишь покорно следует за ней. Может быть, это мои собственные слова, а может, они принадлежат моему другу Леону Бертрану, этому величайшему охотнику всех времен, который знает все секреты псовой охоты и все собачьи хитрости, начиная с самых далеких веков. Повторим эту истину, древнюю или современную: лучше не скажешь.
Возвращаясь в лес, пес и хозяин пересекли цветочную грядку, на которой появилась первая весенняя зелень, словно, вопреки мрачной обреченности, тяготевшей над этим проклятым домом, добрая и милосердная природа, расцветая, посылала ему прощение.
Здесь собака снова остановилась в нерешительности.
Одна тропинка вела в огород, другая — в лес.
Пес подумал-подумал и направился в лес.
Сальватор шел позади.
Так они двигались минуту или две.
Но вот Брезиль снова замер.
Вместо того чтобы и дальше идти по тропинке, он свернул в рощицу, над которой возвышалась крона одного особенно высокого дерева; на опушке этой рощи стояла скамейка, которая с этой стороны представлялась единственной целью прогулки.
Сальватор вошел в рощу следом за Брезилем.
Там пес некоторое время рыскал среди опавших веток и прошлогодних листьев, устилавших землю.
Потом он уткнулся мордой в землю, шумно вдыхая поднимавшиеся от почвы испарения.
Наконец он вошел в центр описанного им самим круга и замер.
Было похоже, что он пытается проникнуть взглядом сквозь землю.
— Ну, что там, Брезиль? — спросил Сальватор.
Пес снова пригнул голову к земле, уткнулся в нее мордой и так остался стоять, будто не слышал вопроса хозяина.
— Это здесь, не так ли? Здесь? — спросил Сальватор, опускаясь на одно колено и тыча пальцем в то место, куда указал ему умница-пес.
Собака резким движением повернула морду, выразительно посмотрела на хозяина, чуть слышно заскулила, потом снова стала нюхать землю.
— Ищи! — приказал Сальватор.
Ролан глухо зарычал и поставил рядом обе лапы на то место, куда Сальватор указывал пальцем.
Потом он снова втянул воздух.
Молодому человеку вдруг пришло на память восклицание Архимеда.
— Эврика! — повторил он вслед за сиракузским математиком.
Желая подбодрить пса, он снова приказал:
— Ищи! Ищи!
Брезиль стал царапать землю с таким неистовством, словно конечная цель этого путешествия в потемках, этой ночной охоты находилась именно в этом месте.
— Ищи! — повторил Сальватор. — Ищи!
Пес продолжал с прежней яростью скрести землю. Так прошло десять минут, показавшиеся Сальватору вечностью. Вдруг Брезиль отпрянул.
Все его тело сотрясалось будто от ужаса.
— Что там такое, собачка? — спросил Сальватор, по-прежнему стоя на одном колене.
Собака посмотрела на него с таким выражением, точно говорила: «Да посмотри же сам!»
Сальватор попытался что-нибудь разглядеть, но луна снова зашла за облака, и его взгляд тщетно пытался проникнуть в темноту, еще более непроницаемую в яме, вырытой Брезилем.
Он протянул руку и коснулся самого дна: не имея возможности видеть глазами, он надеялся определить на ощупь, что могло напугать собаку.
Он отдернул руку.
Его пальцы нащупали на дне ямы что-то нежное, мягкое, шелковистое.
Теперь он тоже задрожал, как и его собака: он испугался бы меньше, если бы его укусила змея.
Однако ему удалось совладать с собой.
Он снова опустил руку вниз и коснулся таинственного предмета.
— Ox! — выдохнул он. — Ошибки быть не может: это волосы…
Собака присела на задние лапы и заскулила; Сальватора бросила в жар, и он никак не мог решиться потянуть эти волосы на себя.
Луна, только что вынырнувшая из облаков, придавала им обоим фантастический вид.
В это мгновение пес приблизился к яме, сунул туда голову, и Сальватор почувствовал, как Брезиль лижет волосы, зажатые в руке хозяина.
— Ох! — прошептал он. — Что же это такое, бедный мой Брезиль?
Но пес поднял голову и, вместо того чтобы прислушаться к этим словам или продолжать лизать волосы, под которыми Сальватор нащупал череп, устремил взгляд к тропинке; зубы его стучали.
Сальватор тоже посмотрел в ту сторону, но ничего не увидел.
Он прижался ухом к земле и услышал приближавшиеся шаги.
Сальватор снова поднял голову, и ему почудилось, будто по дорожке движется привидение.
Брезиль зарычал и хотел было броситься вперед, но Сальватор схватил его за загривок и прижал к земле.
— Лежать, Брезиль! — шепнул он.
Сам он лег рядом с собакой и положил ружье так, чтобы в нужную минуту оно было под рукой.
Наступила такая тишина, что даже ухо самого Аргуса не услышало бы ни дыхания человека, ни дыхания собаки.
На колокольне Вири пробило полночь, и звуки бронзового колокола разносились в ночной тиши.
XVIII. ПОЧЕМУ МОЛЧАЛ СОЛОВЕЙ
Призрак приближался. Он прошел в (грех шагах от Сальватора и опустился на скамейку.
На какое-то мгновение Сальватору почудилось, что это тень того, кто, став жертвой какого-то неведомого преступления, лежит здесь в земле.
Однако он явственно слышал шаги, а призрак не может хрустеть ветками и шуршать опавшими листьями.
Значит, это был не призрак. Это была девушка.
Однако зачем она бродит в полночь по парку? Неужели чтобы посидеть в одиночестве на скамейке?
Луна осветила любительницу ночных прогулок, и Сальватору показалось, что взгляд ее устремлен на небо.
Сальватору удалось разглядеть ее лицо: девушка была ему совершенно незнакома.
Ей было лет шестнадцать, у нее были голубые глаза, белокурые волосы, свежие щечки. Подняв взор к небесам, она, как могло показаться, впала в восторженное состояние. Только вот по щекам ее катились слезы.
Да, действительно, в такое время счастливые обыкновенно спят.
Ролан понял, что девушку опасаться не стоит, и успокоился.
Сальватор наблюдал за ней скорее с удивлением, нежели с беспокойством.
Вдруг издалека донесся голос: кого-то звали по имени. Девушка вздрогнула и наклонила голову в ту сторону, где находился замок. Сальватор почувствовал, как по телу Ролана пробежала дрожь.
Он понял, что пес вот-вот зарычит.
Сальватор наклонился над самым его ухом и шепнул:
— Тихо, Ролан!
Девушку снова позвали, и она порывисто встала.
Сальватор не удержался и привскочил от неожиданности: ему почудилось имя «Мина».
Спустя несколько минут, в течение которых девушка, Сальватор и пес застыли как статуи, ветер отчетливо донес до них имя «Мина», произнесенное мужским голосом.