— Понятно! Она хочет петь, и это правильно. Лучше всех поют те, у кого разбито сердце. Передай ей, что я подберу ей учителя пения. У меня есть на примете подходящий человек.

— Ты, словно Фортунат, о котором ты мне когда-то рассказывал: помнишь, у него был кошелек, из которого он вынимал все, что ни пожелает.

— Пожелай чего-нибудь, Фрагола!

— Ты прекрасно знаешь: я хочу только твоей любви.

— Ну, поскольку ты всецело ею владеешь…

— Я хочу одного: сохранить ее.

Девушка вспомнила, что Сальватор просил ее поторопиться; она в последний раз его поцеловала и отправилась на кухню, а он пошел в спальню.

Через несколько минут оба они снова сошлись в столовой. За это время Фрагола успела накрыть на стол, а Сальватор переоделся: теперь на нем был полный костюм охотника: куртка, жилет, панталоны с высокими гетрами и бархатная каскетка.

Фрагола с удивлением посмотрела на Сальватора.

— Ты идешь на охоту?

— Да.

— Мне кажется, охотничий сезон закрыт.

— Это так, однако я отправляюсь на охоту, которая открыта в любое время: это охота за истиной.

— Сальватор! — немного побледнев, начала Фрагола. — Если бы несчастье с тобой я не считала преступлением самого Провидения, я ни минуты не оставалась бы спокойна, видя, какой странной жизнью ты живешь.

— Ты права, — проговорил Сальватор торжественно, что с ним случалось в иные минуты, — я нахожусь под защитой самого Господа Бога: тебе нечего бояться.

Он протянул ей руку.

Фрагола смахнула его рукой свою слезу.

— Почему же ты плачешь? — спросил Сальватор.

— Да, да, я сошла с ума, любимый мой! Одно меня успокаивает: ты в охотничьем костюме, а значит, возьмешь ружье…

— … и Ролана!

— О, в таком случае я совершенно спокойна, вот смотри!

И девушка подняла к нему лицо: в очаровательной улыбке, свойственной лишь юности, приоткрылись розовые губки и показались белоснежные зубы.

Они сели за стол друг против друга. Руки их были теперь заняты, зато ногами они могли касаться один другого. Рты тоже были заняты, и вместо слов они обменивались улыбками.

За ужином Сальватор был особенно внимателен к Ролану. Он назвал его Брезилем, и пес радостно запрыгал.

— Брезиль? — вопросительно повторила Фрагола.

— Да, я узнал кое-что о юности нашего друга, — со смехом отвечал Сальватор. — Прежде чем называться Роланом, он был Брезилем. Ведь ты иногда уверяешь, что до Сальватора у меня было другое имя, а до того, как я стал комиссионером, я был кем-то еще, верно? Вот так и Ролан, дорогая. Каков хозяин, таков и пес.

— Ты полон загадок, как роман господина д'Арленкура.

— А ты так же прелестна, как героиня Вальтера Скотта.

— Ты мне когда-нибудь расскажешь историю Ролана?

— Конечно, если он мне ее расскажет!

— Как расскажет?

— Ты же знаешь, что мне иногда случается разговаривать с Роланом.

— Мне тоже. Он меня понимает и отвечает мне.

— Велика хитрость! Ведь ты — это я, правда?

— Он тебе уже рассказал что-нибудь о себе? — спросила Фрагола, умирая от любопытства.

— Он мне сообщил, что его звали Брезилем, правда, Ролан, ты ведь мне это сказал?

Пес закрутился на одном месте, словно пытаясь схватить собственный хвост, и радостно залаял.

— Ты догадываешься, куда мы отправляемся, Брезиль? — спросил Сальватор.

Пес зарычал.

— Вижу, что догадываешься. А мы найдем то, что ищем, Брезиль?

Брезиль снова зарычал.

— Ты готов меня сопровождать?

Вместо ответа, пес подошел к двери, встал на задние лапы и начал скрестись, будто приглашая Сальватора: «Следуй за мной».

— Видишь, — продолжал Сальватор, обращаясь к Фраголе, — Брезиль ждет только меня. До завтра, любимая. Исполняй долг утешительницы. Возможно, мне удастся исполнить обязанность мстителя.

Фрагола снова побледнела; Сальватор догадался о ее опасениях по тому, как нежно она его обняла и как крепко пожала ему руку.

Когда Сальватор вышел на улицу, на соборе Парижской Богоматери пробило семь часов.

Сальватор направился к мосту Сен-Мишель, Брезиль гордо вышагивал впереди, опережая хозяина на двадцать шагов.

Хотя описываемые события происходили не так уж давно, в те времена существовало всего три способа преодолеть пять льё: пешком, верхом, в экипаже.

Дым железных дорог тогда едва замаячил на горизонте цивилизации.

Для простого служащего пешая прогулка в Жювизи явилась бы, несомненно, спасительным упражнением; но для такого человека, как Сальватор, то есть привыкшего много ходить, в этом упражнении не заключалось абсолютно ничего полезного.

Оставались лошадь или экипаж.

Охотник в гетрах, с ягдташем и ружьем выглядит верхом несколько странно, особенно если лошадь взята напрокат. И Сальватору ни на мгновение не пришла в голову мысль отправиться верхом.

Оставался экипаж.

На площади Дворца правосудия против позорного столба, у которого ставили приговоренных к клеймению, стояла похожая на ящик наемная двухколесная повозка, или, иными словами, «карета по желанию», названная так, несомненно, потому, что ехала она исключительно туда, куда толкало ее желание кучера.

Обычным местом назначения кареты, стоявшей сейчас на площади Дворца, был Кур-де-Франс, причем она останавливалась всегда на одном и том же месте: у витрины с вывеской, гласившей: «Сыры из Вири», и прохожий, прочитавший эту вывеску, не раз испытывал искушение сесть в карету, предлагавшую путешествие в край первосортных сыров.

Сыры из Вири, нежные, как сметана, в самом деле пользовались и до сих пор пользуются среди истинных знатоков неоспоримой славой, как явствует из меню трех-четырех знаменитых владельцев парижских ресторанов.

Сальватор хорошо знал экипаж, увозивший в желанный край, да и кучер прекрасно знал Сальватора. Вот почему они довольно скоро сговорились о цене: за пять франков Сальватор вместе со своей собакой мог располагать повозкой хоть всю ночь.

Окончив переговоры, Сальватор подал Ролану знак; пес без лишних церемоний прыгнул в экипаж и, как воспитанная собака, немедленно вытянулся под скамейкой.

Сальватор сел вслед за ним, устроился поудобнее в углу, вытянул ноги, пристроил ружье таким образом, чтобы уберечь от толчков отличную двустволку Рейнетта, и, приняв все меры предосторожности, предоставил кучеру свободу действий, сказав ему:

— Можете ехать, если вам угодно!

Но оказалось, что от желания кучера зависело далеко не все: желание лошади было еще важнее.

Ох, как не хотела повиноваться кнуту тощая кляча, которой Провидение доверило везти Сальватора на расследование таинственного преступления (на мысль о нем Сальватора натолкнула встреча Рождественской Розы и Брезиля).

После десятиминутной борьбы побежденная лошадь решила наконец тронуться в путь.

— Эх! — воскликнул кучер с уверенностью человека, хорошо знающего свою лошадь. — Есть на свете один человек, который ни за что не стал бы извозчиком, имей он двенадцать тысяч ливров ренты!

XVI. НАПРЯМИК ЧЕРЕЗ ПОЛЯ

Мы бы с большим удовольствием передали вам разговор Сальватора, кучера и собаки: этот рассказ лишний раз убедил бы читателя, как высока репутация Сальватора; но у нас еще будет немало случаев показать выдающиеся качества нашего героя, и потому мы опускаем эти подробности. Экипаж прибыл в Жювизи около десяти часов вечера. Сальватор спрыгнул на землю. Ролан последовал его примеру.

— Вы проведете ночь здесь, господин Сальватор? — спросил кучер.

— Вполне возможно, приятель.

— Подождать вас?

— Как долго ты рассчитываешь здесь пробыть?

— Пока не знаю… Если бы у меня была надежда вас дождаться, я мог бы простоять здесь до четырех часов утра.

— Если тебя устроит та же сумма за обратную дорогу, что и та, за которую ты меня привез сюда…

— Вы отлично знаете, господин Сальватор, что я готов вас отвезти назад за одно удовольствие оказать вам услугу.

— Тогда договорились: жди до четырех часов. Независимо от того, вернусь я или нет, вот десять франков.