И тут боцман Жак решил на деле показать свои способности воспитателя, которыми он весьма гордился.

Он сделал красноречивый жест и при этом так нещадно сжал зубы, что ствол его трубки сломался и самая прекрасная носогрейка во всем департаменте Кальвадос упала и разлетелась на куски.

Боцман встал и отправился за другой трубкой, чертыхаясь изо всех сил. Видя, что хозяин поднялся, Ален тоже вскочил, заявив, что уже поздно и

ему пора домой.

Моряк немного проводил его, и молодой охотник, попрощавшись с боцманом и пожав ему руку, направился в сторону моря.

Настало время отлива, и до прибрежных скал можно было добраться без лодки.

Стояла пасмурная погода, и облака следовали друг за другом столь непрерывной чередой, что луна светила тускло, не позволяя охотнику обойти все водоемы, где обычно отдыхает по ночам дичь.

Ален превосходно устроился в какой-то ложбине, защищенной от воды и ветра, и стал ждать рассвета.

Однако утренние сумерки, как и ночь, не принесли охотнику удачи.

Зима была мягкой, и водоплавающая дичь не выходила на берег.

Лишь стая голубей виднелась поблизости от места, где в засаде сидел Ален.

Подгоняемые голодом птицы свободно разбрелись во все стороны по берегу, выискивая в песке рачков, но охотник не стал стрелять, гнушаясь столь жалкой добычей, и решил вернуться в Шалаш с пустой сумкой.

Подходя к своей лачуге по тропе, которая вела через болото, Ален заметил ребенка, сидевшего на камне у входа в дом и как будто поджидавшего его.

Это был белокурый мальчуган, которому, судя по его тщедушной хрупкой фигуре, было не более одиннадцати-двенадцати лет.

У него было открытое смышленое лицо, а его большие голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, смотрели на мир задумчиво и печально.

Эти глаза редко оживлялись, но, когда такое случалось, они сияли особенным блеском и лучились от радости.

На мальчике был праздничный наряд моряков: длинная куртка из грубого сукна, голубая рубашка с отложным воротничком и брюки под стать куртке.

На голове ребенка красовался шотландский берет с каймой, из-под которого выбивались длинные локоны.

Все это было опрятнее и ухоженнее, чем у других детей его возраста.

Он держал в руке небольшой сверток, завязанный носовым платком.

Ален не узнал мальчика.

Тот явно удивился, что человек, несколькими часами раньше спасший ему жизнь, столь безучастно встретил его появление.

Он заговорил с охотником первым.

— Это я, господин Ален, — сказал мальчик, — это я, Жан Мари, сын Жанны Мари, тот, кого вы вчера вечером вытащили из воды… Неужели вы меня не узнаете?

— Ей-Богу, мой мальчик, — ответил охотник, — мне было не до того, чтобы запоминать твои приметы. Что ж, я с радостью вижу, что ледяная ванна тебе не повредила.

— Послушайте, господин Ален, без вас я провел скверные пятнадцать минут. Поэтому я вас очень люблю, так и знайте! Моя матушка просила меня вам об этом сказать, и она тоже очень любит вас… Матушка всю ночь говорила мне о вас, а это так здорово быть любимым ею…

— Хорошо! Но что же привело тебя сюда чуть свет, мой мальчик?

— А! Совсем другое дело,

— Ну-ка, рассказывай.

— Сегодня утром, господин Монпле, мой двоюродный дед, хотел снова отправить меня в море. Я должен был уже сегодня сесть в Курсёле на «Молодого Шарля» — помните, это трехмачтовый баркас верзилы Луи?

— Да, ну и что?

— Матушка не захотела меня отпускать, так как она поклялась этой ночью, что ноги моей больше не будет ни на одном судне. Тогда дед накинулся на матушку с кулаками. Я хотел заслонить ее и получил оплеуху. Удар свалил меня с ног, и матушка бросилась ко мне со слезами. Когда дед увидел, что Жанна Мари плачет из-за того, что он меня побил, он дал обещание каждый день лупить меня, пока она не согласится, чтобы я отправился на судно. Она была в отчаянии. Я сказал: «Матушка, собери мои вещи, я пойду к господину Алену. Он спас мне жизнь и не даст мне погибнуть из-за какого-то несчастного куска хлеба».

— Ни в коем случае не дам, черт подери! — вскричал молодой охотник.

— И вот я здесь. Правильно ли я поступил, господин Ален?

— Правильно, малыш Жан. Мой дом беден, и еда скудна, но половина моего дома и моей еды к твоим услугам.

— О господин Ален, до чего же вы добрый! Послушайте, матушка очень обрадуется, когда узнает, что я поселился у вас. Ей-Богу, она будет благодарить вас, когда придет!

— Как! Твоя мать придет сюда?

— Ну да; она обещала убегать сюда из дома каждое воскресенье, чтобы навещать меня и обнимать, и она обязательно сдержит свое слово. И потом, разве матушка не должна поблагодарить вас за вчерашний вечер? Она только дома спохватилась, что забыла это сделать.

Ален вспомнил о том, что говорил ему боцман Энен и невольно подумал, что мальчик, явившийся в Шалаш, послан ему Провидением.

— Хорошо! — сказал охотник. — Она всегда успеет меня отблагодарить… Но прежде надо согреться, а то от утреннего северного ветра у меня кровь застыла в жилах. Пошли!

Молодой человек и ребенок вошли в дом.

XI

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ТОГО, ЧТО И ЮНГА МОЖЕТ НА ЧТО-НИБУДЬ ПРИГОДИТЬСЯ

Как мы уже говорили, в доме Алена Монпле была только одна комната.

Беспорядок, обычно царящий в жилище холостяков, делал убогую обстановку лачуги еще беднее.

Кровать без полога, стоявшая в углу, невзрачный сундук, стол, несколько соломенных стульев — этим ограничивалось имущество охотника.

Стены были в таком плохом состоянии, что рядом со щелями, заделанными Аленом, уже появились новые трещины.

Поношенная одежда, силки из конского волоса и всевозможные охотничьи приспособления были разбросаны повсюду, а домашняя утварь валялась в очаге вперемешку с погасшими головешками.

— Тьфу ты, господин Ален, — сказал мальчик, окинув взглядом комнату, — ваша хозяйка неряха. Если бы только матушка это увидела, ведь она всегда меня бранит, когда я прихожу домой в платье, перепачканном дегтем!

— Моя хозяйка — это я сам, мой мальчик, — сказал Ален, — я провожу все ночи на взморье, а днем отсыпаюсь, так что у меня не хватает времени разложить все по местам.

— Тогда я сам этим займусь, господин Ален, — предложил маленький Жан, — я надраю пол шваброй и наведу такой лоск, что каюту капитана «Сторожевого» нельзя будет и сравнить с вашей комнатой.

И действительно, весь день ушел на обустройство Жана Мари; с помощью четырех веревок и куска парусины мальчик соорудил себе в углу вполне сносную постель.

Ален попытался немного отдохнуть, но он был так взволнован и возбужден, что не смог сомкнуть глаз.

Вопреки воле молодого охотника, его мысли беспрестанно возвращались к разговору с Эненом, узнавшем о тайном сговоре между Ланго и адвокатом; горя желанием отомстить ростовщику, а также облегчить себе жизнь, тяжкое бремя которой уже начинало его тяготить, он лихорадочно размышлял, каким образом докопаться до истины, не дававшей ему покоя.

Ален был сущим невеждой в вопросах судопроизводства.

Тем не менее ему казалось, что он может добиться своей цели законным путем.

Невзирая на внушение Жака Энена, молодой человек решил на следующий же день отправиться в Сен-Ло, чтобы посоветоваться с одним судейским.

К несчастью, у него не осталось денег.

Он не хотел брать взаймы у скупщика дичи и рассчитывал на то, что следующая ночь окажется для него более удачной, чем предыдущая.

Незадолго до вечера Ален направился к взморью. Жан Мари проводил его до берега, играя с Флажком. (Утреннее знакомство мальчика с собакой обещало перерасти в крепкую дружбу.)

Идти дальше мальчику было незачем.

Он не захотел прилечь днем и, как и обещал Алену, занимался уборкой. Вдобавок он еще не оправился после вчерашних событий.

Молодой охотник велел Жану Мари идти домой и, затерявшись во мгле, поспешил на свой наблюдательный пост.

Мальчик вернулся в хижину, с наслаждением растянулся в своей подвесной койке и уже через пять минут спал как убитый.