Вот только стоит ли платить ТАКУЮ цену за окончательное избавление от самоуверенных Игроков? Стоит ли возвращаться в безумный мрак того хаоса, из которого прихотью случая произошел мир разумных существ? Стоят ли ожившие ужасы Старого Мира той свободы, которую могут принести Древние? И будет ли это настоящей свободой?

На эти вопросы у меня не находилось ответа.

Если таковой вообще мог быть получен. В самом деле, не у Древних же спрашивать!

Некоторые факты прояснил мой двойник, неплохо осведомленный о положении дел во Внешних Мирах, центральным (и самым жестоким) из которых считалась та самая мифическая Земля, о которой говорилось в пророчестве Древних… да и не только в нем: некоторые легенды Арканмирра говорили о том, что Истинная Земля на самом деле является прародиной всех живых существ, населяющих Вселенную…

Древние. По сравнению с некоторыми из Них убитый мною Алкар-Аз был попросту грудным младенцем, а ведь Обитателя Пирамиды могущественные Лорды Преисподней боялись пуще курящегося ладана!

И все же: решение было за мной. И принять его следует до того, как я приду к началу Дороги Обреченных. Потому что там думать будет уже некогда.

Некогда и некому.

Мимо затерянного в песках великой пустыни Руб аль-Кхалли города вне времени и пространства, населенного племенем титанов духа Нефилим под управлением Шаддада Повелителя Джиннов…

Мимо возвышающегося над ледяными полями плоскогорья трижды запретного Лэнга, жуткого владения Гастура Змеезубого, Носителя Желтой Маски…

Мимо парящего над облачной вершиной неведомой горы Кадат Ониксового замка, чьи циклопические стены, озаренные лишь слабыми отблесками лучей древних звезд, отмечены проклятой печатью Ушедших и влажными слизистыми следами вездесущего Ньярлатотепа, Могучего Посланца, облаченного в Крадущийся Хаос…

Мимо наполненных смрадными образами порока и извращения подземных чертогов Шаб-Ниггурата, Великого Черного Козла Лесов, единственного из Древних, оставшегося в плоскости Земли…

Мимо туманной сырости болотной обители коварного Дагона, которому отдельные племена доныне возносят свои моления…

Мимо погребенных в морской пучине коралловых башен Р'лие, где в Своем мертвом и беспокойном сне томится скованный чарами Старших Лордов Повелитель Грез, чудовищный змей Ктулху…

Мимо замкнутых серебряным ключом Врат Йог-Сотота, за которыми в Пустоте ждет Своего часа мерзкий бесформенный Азатот…

Дорога Обреченных завершилась.

Я глубоко вздохнул, пытаясь изгнать из памяти увиденное за последние мгновения — без особого, признаться, успеха, — и подготовился к финальному броску.

Передо мной зияла Бездна, через которую хрупким мостом было переброшено узкое лезвие меча. Как это водится в героических сагах, теперь я должен был пройти по этому «мосту» (мне еще очень повезет, если его никто не охраняет) и встретиться с тем, что ожидает меня по ту сторону. Точнее, с Тем, Кто ждет меня там.

Шаг.

Меч был обжигающе холодным, это чувствовалось даже сквозь плотную кожу сапог. Ноги начали неметь.

Шаг.

В глубинах Бездны что-то зашевелилось, и вихри Пустоты едва не сбросили меня вниз. Пробормотав проклятье, я восстановил равновесие и двинулся дальше.

Шаг.

Отдаленный вой ветра превратился в торжественную симфонию. Ночное зрение дроу покинуло меня, и окружающую тьму рассеивало лишь слабое желтоватое сияние моста-меча.

Шаг.

Шипящие разряды молний и оглушающие раскаты грома. Острый запах приближающейся грозы. Низкое гудение силового щита, возникшего у меня над головой.

Шаг.

Лиловые клинки молний, скрещенные в приветственном салюте, образовали вокруг меня исполинское кольцо Врат.

Шаг.

Голоса, не принадлежащие представителям человеческих рас, пели на неизвестном мне языке. В унылом, однообразном речитативе угадывались только отдельные слова — и, честное слово, лучше бы они не угадывались…

Шаг.

Сладкий аромат жасмина и скользнувший впереди огненный луч полуденного солнца. Пожав плечами, я сделал последний…

Шаг.

Рассекая мифриловым клинком липкую паутину, я вошел — нет, вышел — на широкий каменный карниз, нависающий над бездной; только в этой области Первозданной Пустоты (Бездны Хаоса?) на дне черной пропасти время от времени появлялись какието образы, остававшиеся неясными для меня, но не для того, кто сидел на краю, беззаботно свесив ноги вниз.

— Каков твой выбо', юноша? — картавым шепотом спросил Он, даже не давая Себе труда обернуться.

— Я хотел бы видеть все карты, Владыка С'ньяк, — ответил я.

— Многие хотели бы этого.

— Однако немногие имеют право и возможность настаивать на своей просьбе.

С'ньяк-Мыслитель одним движением поднялся на ноги и пронзил меня одним из тех взглядов, которые могли вызвать (и зачастую вызывали!) эпилептический припадок у многих чародеев древних времен, осмеливавшихся послать свое сознание за пределы Грани, «дабы принять в свое сердце Сущность Бытия». Взгляд этот, однако, нужного эффекта не произвел; то ли потому, что я находился здесь во плоти, то ли по причине моей «особой» закалки (все-таки я уже неоднократно общался с Властителями, любившими применять аналогичный прием).

— Я не собираюсь уступать, — спокойно сказал я. — Никакого выбора до тех пор, пока вы не откроете карт. Я должен видеть полный расклад, чтобы принять решение.

— Человечишка! — процедил С'ньяк. — Ты желаешь получить п'е'огативы, недоступные даже Ста'шим Ло'дам?

— Возможно, — ответил я с легкой усмешкой, — коль скоро от меня зависит, будет ли свершено то, что не под силу ни одному из них. Твой ход, Мыслитель.

— Проклятье! Да зачем вообще запреты, коль может их переступить любой?

— Эх, Таммас, друг мой, — из всего Совета вопрос такой нас мучит лишь с тобой; а раз нет большинства — нет и преграды.

— К тому же, Ратт, из всех своих Фигур ты выбрал ту, к которой нет расклада. Случайность, скажешь?

— Нет. Уж третий тур идет, а этот гад не убран с поля и память не утратил. Игрокам не подчинить его железной воли, так что пора бы действовать: финал грядет, а Игроков еще немало, и все Арбитры бдят. Не правда ль, Ван?

— Естественно. Но как бы до финала пройти не по известным вам следам? Ведь Древние, рожденные во мраке до наступленья Эры Колеса, — не те друзья, которых я желал бы иметь.

— А есть ли выбор, Ван? Не зря твердил поэт, что «были, есть и будут Они, посланцы бездны темных звезд — отцы порока, властелины судеб, хозяева стихий, владыки грез…»

— Да ладно, Таммас! Я таких цитаток могу тебе нарыть страниц на сто; все это не решает сути главной — кто прав, кто нет, кто чей займет престол. Кому, когда, куда и сколько ставить, чтоб выйти в плюс — по сумме всей Игры. Куда какую армию направить, где отступить, а где взорвать мосты.

— Не стоит препираться без причины. Вы знаете, что должно Колесу уйти вслед за Крестом — и под личиной откроется то самое Лицо, которое со всех иконостасов и барельефов убрано давно. Вы знаете, зачем и как.

— Прекрасно! А дальше что?

— Жизнь, Таммас, — но с умом. Под стершейся Печатью Старших Лордов по-прежнему стоят Его Врата. И все еще живет за ними Тот, Кто поклялся отплатить, — а клятва та, как ни крути, прямое отношенье имеет к нам. Ведь мы — потомки Их. Коль Старшим Лордам не под силу с тенью сражаться было, как же нам одним здесь выстоять? Нет, мы возьмем оружье и выйдем биться — ну а дальше что? Такой ли результат нам вправду нужен?

— Однако, Ратт, еще стоит престол. На Трон Оникса должен сесть, конечно, не Азатот, не Ктулху, не Гастур — но стоит ли надеяться, что мести удастся избежать нам? Всех Фигур ведь не убрать с Дороги Обреченных, а стоит хоть одной достичь конца — и Ключ Теней в запоре повернется, открыв Врата…