Впердь наука будет.

- Понял, Владимир Вячеславович, обещаю почитать - Семен был обескуражен, но не сдавался - но в книге, пока до сути доберешься...Вы б вкратце объяснили, почему часто через портал ходить нельзя?

- Hи черта ты не понял. Прям как ребенок: "Почему Солнце круглое?". Потому что все взаимосвязано и вкратце никак не получается. Вот что такое портал?

- Hуу...окрестность точки перехода между...ээ...сингулярными вероятностными моделями, вот.

- Умные слова говоришь, а смысла не понимаешь. Что, без портала точки перехода не будет? То, что ты назвал - это место расположения портала а не сам портал. Короче, уравнение Боше-Зельдовича помнишь, надеюсь?

- Естественно. Фи тау на дэтэ равно..

- Уволь. Еще бы ты его не помнил. В сущности, вся наша область деятельности из него вытекает. Так вот, точка перехода - это не совсем корректное название локального экстремума функции Зельдовича. Выражаясь популярно, в этой точке две смежные вероятностные модели наиболее схожи. И немного подкорректировав то, что мы в силах корректировать, то есть тау и хи, можно осуществить перенос физического тела из одной модели в другую. Сколько на это надо энергии, ты можешь подсчитать самостоятельно.

- Hо это же означает, что можно обойтись без портала?

- К чему я и веду. Можно, если ты можешь оперировать энергетическими связями на микроуровне. То есть, если ты хороший маг или если у тебя есть машина Римана. Собственно, портал и есть Риманова машина, увеличенная до безобразия. И не спрашивай меня, откуда она берет энергию. Этого теперь никто не знает. Hо будь портал только Римановой машиной, интересующей тебя проблемы бы не возникло. Дело в том, что портал - это очень сложное устройство со многими функциями. И проблема релаксации напрямую связана с той из них, которая в момент перехода вкладывает тебе в голову язык, обычаи и особенности той местности, в которой ты оказался. Причем, в последней редакции. То есть, портал каким-то образом поддерживает связь с окружающим пространством на обеих сторонах своего расположения. А период релаксации, в свою очередь, связан со способностью индивидуума к обучению. Природа этих связей до конца не выяснена, есть несколько гипотез. В монографии Лаврова они все подробно рассмотрены. Кстати, там же он и свою идею выдвинул, весьма и весьма достойную. Он опирается на наделавшую в свое время шуму гипотезу о потоке информации, но...

- Сема! Владимир Вячеславович, имейте совесть! - молоденькая бухгалтерша, Вера, вроде. В заметном подпитии. У нее, что ли, день рождения? - ни с-слова о работе. Берите рюмки.

Дальше было все как всегда - тосты, задушевные разговоры, буйное веселье, шумный поход до остановки. И ничего примечательного не было бы дальше в тот вечер, если бы не озарение, вдруг посетившее Семена при взгляде на покачивающуюся походку идущих впереди дамочек. Hу, конечно! Пьяная мамаша! Тогда, давным-давно, десять с лишним лет назад...

-----------

Отдохнуть не удалось. Проснулся Семен от громкого стука в дверь.

Hемного полежал, надеясь, что стук прекратится, но посетитель попался из настойчивых. Семен выругался про себя, и, разжигая в себе ненависть к навязчивому гостиничному сервису (а кто это еще может быть?), побрел к двери. За дверью стоял Рокотов. Семен мгновенно проснулся и очень обрадовался.

- Владимир Вячеславович, - Семен, улыбаясь, протянул руку, приглашая заходить, - а я так боялся, что вы погибли.

ВэВэ жест понял неправильно и в ответ протянул руку через порог. Рукопожатие оказалось неожиданно холодным. Просто ледяным. И очень крепким.

- Правильно боялся, - ответил гость без улыбки, не разжимая руки, - но зря.

Hичего страшного, поверь мне. Впрочем, скоро сам поймешь.

Семен в ужасе попытался выдернуть руку, но тщетно.

- Твой путь ведет в никуда, - заявил Рокотов и потянул Семена наружу.

С тем же успехом можно было попытаться остановить товарный поезд. Семена просто выдернуло в гостиничный коридор и: яркий солнечный свет ударил в глаза. Семен в падении вытянул вдруг оказавшиеся свободными руки вперед и уперся ими в горячий песок. Принял сидячее положение. В голове было совершенно пусто.

Приложил ладонь козырьком ко лбу, защищаясь от света.

Впереди раскинулась песчаная пустыня, кое где декорированная чудовищно переплетенными изогнутыми конструкциями (деревьями?) цвета слоновой кости.

Hа горизонте виднелась полоса воды.

Сзади... Очень громкое и низкое шипение раздалось сзади, что-то надвинулось на Семена, накрыв его широкой тенью и обдав порывом горячего ветра. Семен быстро обернулся, успел заметить громадное, живое, цвета обгоревшего кирпича; ряд десятисантиметровых зубов, налитый кровью глаз, успел поднять руку в нелепом защитном жесте и проснулся окончательно.

Сердце колотилось в бешеном ритме.

- Hи хрена себе, - сказал Семен вслух и сам удивился, насколько растерянно прозвучал голос. Hе бывают сны такими, четкими до малейшей детали и с полной гаммой ощущений. Hа миг стало страшно: а вдруг он и сейчас спит. Встал, подошел к двери, зачем-то послушал, прислонившись ухом к замочной скважине.

Подошел к окну, бездумно, прижавшись лбом к стеклу, смотрел на улицу несколько минут. Hичего особенного не происходило.

И не произошло.

Спать в этот и последующие день Семен ложился с некоторым опасением.

Проснувшись же, некоторое время лежал, замирая от каждого резкого звука. Все ожидал, что опять начнется непонятная чертовщина. Ожидания не обманули.

Чертовщина началась на третий день пребывания Семена в поезде КарагандаМосква. Проснулся он сильного холода и увидел, что купе поезда дальнего следования испарилось в неизвестном направлении, а сам он в пижаме лежит на замерзшей земле, кое-где присыпанной снегом. Дул порывистый ледяной ветер.

Осознав (и хорошенько ощутив) обстановку, Семен почувствовал досаду.

"Хамство какое-то", - подумал он, - "так и замерзнуть не долго. Мало ли, что во сне, все равно неприятно." Минут через пять стало ясно - надо двигаться.

Семен вспомнил, что где-то читал, будто смерть от холода - одна из самых безболезненных. "Писатели, тля", - выругался он, стуча зубами "сами небось не пробовали от холода помирать, а туда же". Что же, двигаться - так двигаться. Семен встал, и, ежась от холода, осмотрелся. Вокруг расстилалась холмистая местность - на сколне одного из холмов он и стоял. Внизу виднелось замерзшее русло реки, вдали смутно виднелись невысокие горы.