Яромин Адам
Карьера Джекоба Пинбэнка
Адам Яромин
Карьера Джекоба Пинбэнка
Девяностолетний Джекоб Пинбэнк лежал в изоляторе и громовым голосом, который был слышен на пятьдесят метров вокруг, убеждал каждого, кто заглядывал к нему, что его, Пинбэнка, пребывание здесь - дикое недоразумение. Еще бы! Чувствует он себя превосходно (дай бог доктору такого здоровья!), а ежели кто сомневается в силе его рук, то - хо-хо! милости просим! Колет в груди? Ерунда! Чушь собачья!
Однажды в изолятор проскользнул юноша в белом халате.
- Опять осмотр? - рявкнул Пинбэнк.
- Упаси боже, - поспешно ответил тот, пододвигая табурет к койке. - Я сказал, что довожусь вам внучатым племянником. - Он мило улыбнулся. - А вообще-то зовут меня Фред Фергюсон, но вы можете называть меня просто Фред...
- Что вам надо?
- Мне? А знаете, вы чудесно выглядите...
- Еще бы! Ха! Если б не внучка Мэри... Учтите, молодой человек, в груди у меня покалывает уже сорок лет. А мы и тогда частенько выбирались с Сэмом - дружком - на рыбалку. Июль, жарища такая, что дышать нечем. Постойте, в котором же это было году?
- Да, жарковато тогда, говорят, было, - сказал Фред, пытаясь попасть старику в тон.
- Не то что нынче! - воскликнул Пинбэнк. - Да и времена были другие...
- Вот именно! - подхватил Фред и незаметно оглянулся на дверь. - Мы тут болтаем, а ведь у меня к вам дело.
Пинбэнк подозрительно взглянул на него.
- Послушайте, вы не от внучки ли Дженни? Ничего не выйдет! Я завещание изменять не стану.
- Дженни? Нет. Другая внучка... Как, бишь, ее...
- Мэри? Милый ребенок.
- Вот, вот.
- Скверно, молодой человек. В ваши-то годы и такая никудышная память. У меня, например, память что надо! Сэм обычно говаривал: "Джек, ты мог бы стать президентом".
- Но вы еще не знаете, зачем я пришел. - Фред стал серьезным. Более того, почти торжественным. - Дело весьма деликатного свойства. И секретное.
- Секретное? На меня можете положиться. Бывало, Мэри или Дженни...
- Мистер Пинбэнк, - нетерпеливо прервал Фред, - у меня мало времени. Я вынужден быть кратким.
И, подчеркивая каждое слово движением руки, милой улыбкой, поддакивая, когда Пинбэнк вдруг прерывал его потоком воспоминаний, он изложил цель посещения.
Он был агентом небольшой фирмы, промышлявшей изготовлением и продажей близким стереоизображений усопших родственников. "Фантомов", как их обычно называли. За умеренную цену фирма заблаговременно фиксировала внешность, голос, даже характерные выражения оригинала, составляла программу для серийного домашнего видеомагнитофона, и дорогой усопший вновь оказывался пред очами безутешной родни. "Стоит только нажать кнопку! - воскликнул Фред. - С фантомом можно беседовать о политике, погоде, спорте, кухне, садоводстве и вообще практически обо всем на свете".
Казалось, сначала до Пинбэнка не доходил смысл Фредовых слов. Потом он взорвался:
- Что?! Хотите сделать из меня покойника? Вон отсюда! Вон! Я не собираюсь помирать! - Он тяжело дышал. - На кой черт мне фантом? - Он с редкостной для его возраста прытью соскочил с кровати.
Фред ловко уклонился от удара огромного кулака, виновато улыбнулся и выскочил за дверь. В коридоре он поправил растрепавшуюся шевелюру, вынул из галстука большую булавку с искусственным бриллиантом, положил в карман, что-то покрутил в ручных часах и исчез.
Спустя пятнадцать минут он входил в кабинет, где за большим письменным столом, уставившись в окно, восседал грузный человек.
- Ну и как? - без вступлений спросил толстяк.
Фред отрицательно покачал головой.
- Не соглашается. Чуть не избил.
- Профессиональный риск, - философски заметил толстяк. - Заявись ты с таким делом ко мне в больницу, я б тебя выкинул в окно.
Фред кисло улыбнулся.
- А найдется ли кому вас оплакивать, мистер Бюрсби?
Толстяк неожиданно рассмеялся:
- Прекрасно! Ты становишься наглецом. Только будь осторожен. Так далеко не уедешь. Записал хоть разговор-то?
Фред положил на стол булавку и часы.
- Изображение и голос. Думаю, получилось недурно. Любопытный, знаете ли, субъект. Такого я еще не встречал. Через несколько дней наведаюсь к нему. Старикан оттает и даст согласие.
- Нет у тебя подхода к людям. Возьми Фрэнка. Одевается словно пастор. Беседу начинает с того, что жизнь суть миг! А потом? Больной раскисает, принимается перечислять свои грехи, и тут Фрэнк вытаскивает на свет божий бланк. И бизнес в порядке, и оправдываться не надо за то, что мы нелегально собираем информацию. Ты когда-нибудь научишься работать? Ну иди. Да, Билла не встречал? Опять, паразит, прошляпил больного. Тот лежал в больнице целую неделю и умер прежде, чем мне успели об этом сообщить. Шестеро взрослых детей! Шесть фантомов!
Спустя несколько недель, когда Фред выкладывал на стол Бюрсби заколку и часы с новой дозой информации об очередном больном, дверь резко отворилась, и в комнату влетел... Джекоб Пинбэнк.
- А, висельники! Вот вы где! - заорал он.
Фред укрылся за креслом шефа и оттуда наблюдал за развитием событий. Бюрсби снял ноги со стола, придал лицу максимально благожелательное выражение и жестом пригласил гостя садиться. Но Пинбэнк и не подумал. Он стоял посередине комнаты и, потрясая тростью, грохотал:
- Видите! Жив я! Кто же дал вам право продавать фантом моей внучке Мэри, коль я жив-живехонек?!
- Не понимаю, в чем дело, - начал Бюрсби, избирая самую подходящую в такой ситуации тактику: оттянуть время, чтобы подумать.
- А я говорю, мне до могилы - как отсюда до полюса! - продолжал кричать Пинбэнк, и было видно, что объяснений он начнет требовать не раньше, чем как следует разрядится. - Возвращаюсь из больницы, а тут звонит Мэри: "Дедуся, не навестишь нас?" Ну, я поехал. Сижу себе в гостиной, Мэри хлопочет на кухне. Дай, думаю, включу видео. И что же? Я чуть не спятил. Нажимаю кнопку, глядь, а в углу комнаты сижу я сам! "Что за черт, - думаю, - без моего согласия?" Этот тип вытаращился на меня, я на него. Довольно глупо так вот сидеть самому против себя, ну я и говорю: "Отличная нынче погода". А он: "Раньше-то было потеплее. Да и времена были другие". Точно сказал, это уж верно. Спрашиваю: "Ну, что там у вас слышно?" А он: "Дескать, в груди немного покалывает, но это пустяки". "Э, - думаю, умом-то ты не вышел, повторяешь как попка все, что я в больнице говорил..." Я уже раньше допехал, что тогда, в больнице, этот ваш гусь лапчатый обвел меня... А ведь, казалось, такой приятный молодой человек... М-да, болтаем мы с этим типом словно ни в чем не бывало, наконец он ляпнул какую-то глупость, и я отчитал его за милую душу. И что, вы думаете, он ответил? Говорит: "Мой друг Сэм всегда утверждал, что с такой головой я мог бы стать президентом". Ну, это меня доконало. Я сказал себе, что должен разыскать мерзавцев, то бишь вас, и высказать им все, что о них думаю. А теперь я вас спрашиваю: кто разрешил вам продавать фантом? Я же жив! И по какому праву вы сделали фантом без моего согласия? А? По судам затаскаю! С сумой по миру пущу!
Бюрсби спокойно выслушал тираду старика, потом извлек из стола бутылку, две рюмки, приказал Фреду глазами, чтобы тот выматывался поскорее, и повторил жест, приглашающий гостя сесть.
Пинбэнк, уже немного успокоившийся, сел по другую сторону стола, до дна осушил рюмку и продолжал:
- Я не против фантомов. Уж если по-современному, то по-современному, в конце концов, я не такая уж старая дубина, за какую вы меня принимаете. Мир движется вперед, я понимаю, а как же. Но, господа, зачем же халтурить? Моя бедная внучка гробит такие деньги, а вы подсовываете ей заваль!
Бюрсби почувствовал, что настает его черед.
- Согласен, - начал он, - признаю: мои люди в этом деле не безгрешны, и тот парень, что несколько раз щелкнул скрытой камерой, будет примерно наказан. Но зачем же так категорически обвинять его? Мы работаем не ради денег... Ну, возможно, я не совсем точно выразился - не только ради денег. Мы служим людям. Знаем, как хрупка жизнь человеческая. Знаем, что, покидая нас, дорогой нам человек оставляет стенающих, безутешных родственников. Кто же им поможет, кто утешит, если не мы? Жизнь человеческая, увы, не вечна. Смерть приходит нежданно-негаданно, словно враг из-за угла. Кто ее упредит? - Бюрсби задал вопрос и тут же нашел нужный ответ: - Мы! Мы знали, что у вас есть любящая внучка, сиротка, нашедшая приют под вашим кровом. Неужели мы могли примириться с тем, что она навсегда потеряет вас?