Но вот беседа закончилась, и он двинулся с места. Но не вверх по виа Россини, а влево от площади, по виа деи Мартири и затем свернул в боковую улочку. Чувствуя себя детективом из полицейского романа, я пошел за ним.

Идти приходилось медленно – он то и дело останавливался, чтобы перемолвиться со знакомыми; и мне из опасения привлечь к себе внимание приходилось наклоняться, делая вид, будто я завязываю шнурок ботинка, или озираться вокруг, словно заблудившийся турист.

Он пошел дальше и в дальнем конце узкой улочки свернул налево. Когда я с ним поравнялся, он стоял на верхней ступени крутой лестницы у небольшой часовни Оньиссанти. Ступени почти вертикально спускались на расположенную внизу виа деи Мартири. Он посторонился, давая мне пройти.

– Извините, синьор, – сказал он.

– Прошу прощения, синьор, – ответил я. – Я впервые в Руффано и шел, куда глаза глядят.

Взгляд его косых глаз всегда приводил меня в замешательство: я не знал, смотрит он на меня или нет.

– Лестница Оньиссанти, – сказал он, показывая рукой на ступени. – Часовня Оньиссанти.

– Да, – сказал я, – вижу.

– Вы хотите осмотреть часовню, синьор? – спросил он. – Ключ у моей соседки.

– В другой раз, – возразил я. – Не беспокойтесь, прошу вас.

– Никакого беспокойства, – заверил он меня. – Соседка сейчас должна быть дома. В сезон она открывает часовню в определенные часы. Сейчас это ни к чему.

И прежде чем я успел его остановить, он крикнул в окно небольшого домика перед часовней. Окно открылось, и из него высунулась голова пожилой женщины.

– В чем дело, синьор Джиджи?

Джиджи, так и есть. Именно это имя было на вывеске сапожной мастерской.

Нашей кухаркой была Мария Джиджи.

– Посетитель желает осмотреть часовню, – крикнул он и стал ждать, пока женщина спустится вниз.

Окно с шумом захлопнулось. Я чувствовал себя незваным гостем.

– Прошу прощения за беспокойство, – сказал я.

– К вашим услугам, синьор, – ответил он.

Я был уверен, что косые глаза внимательно меня рассматривают. Я отвернулся. Через несколько секунд дверь открылась и появилась женщина со связкой ключей в руках. Он отперла дверь часовни и знаком предложила мне войти. С притворным интересом я смотрел по сторонам. Главной достопримечательностью часовни были восковые скульптуры святых мучеников. Я помнил, как меня приводили сюда в детстве и служитель отчитал меня за то, что я хотел потрогать их руками.

– Великолепно, – заметил я, обращаясь к наблюдавшей за мной паре.

– Таких больше нигде нет, – сказал сапожник и, о чем-то вспомнив, добавил:

– Синьор сказал, что он не из Руффано?

– Нет, – сказал я. – Я приехал из Турина.

Инстинкт подсказал мне назвать родной город отчима, где умерла моя мать.

– Ах, из Турина. – Казалось, он был разочарован. – У вас в Турине нет ничего подобного.

– У нас есть плащаница, – возразил я, – плащаница, в которую был завернут Спаситель. На ней до сих пор сохранились следы священного тела.

– Я этого не знал, – виновато заметил он.

Какое-то время мы молчали. Женщина звякнула ключами. Я снова почувствовал на себе взгляд сапожника и немного смутился.

– Благодарю вас, – обратился я к ним обоим. – Я увидел вполне достаточно.

Я протянул женщине двести лир, и она спрятала их в карман широкой юбки.

Затем пожал сапожнику руку и еще раз поблагодарил его за любезность.

Спускаясь по лестнице Оньиссанти, я почти не сомневался, что они смотрят мне вслед. Возможно, я кого-то или что-то им напомнил, хотя что общего могло быть между мужчиной из Турина и десятилетним мальчуганом.

Я вновь направился в сторону пьяцца делла Вита и на виа Сан Чиприано, в нескольких шагах от церкви, заметил небольшой ресторан. Я позавтракал, выкурил сигарету, но в голове у меня по-прежнему не было никаких планов.

Ресторана этого я не помнил, он был новый и, видимо, пользовался популярностью, поскольку вскоре все столики оказались занятыми. Повинуясь смутному беспокойству, я вынул сложенную газету и поставил ее перед собой, прислонив к графину с вином.

– Извините, у вас не занято? – спросил чей-то голос.

Я поднял глаза.

– Разумеется, нет, синьорина. – Я слегка вздрогнул от неожиданности и освободил место на столике.

– Кажется, утром я видела вас во дворце, – сказала она.

Я с удивлением взглянул на нее и тут же извинился. Я узнал женщинулектора, которая водила группу студентов.

– Вы старались от нас ускользнуть, – сказала она. – Не могу осуждать вас за это.

Она улыбнулась. У нее была приятная улыбка, хотя рот несколько великоват, и разделенные на пробор, зачесанные назад волосы. На вид ей было года тридцать два. Под ее левым глазом я заметил большую родинку. Некоторые мужчины находят такие метки сексуально привлекательными. У каждого свой вкус…

– Я пытался убежать не от вас, – объяснил я, – а только от ваших слушателей.

Гораздо реже общаясь со своими соотечественниками, чем с представителями других национальностей, особенно с американцами и англичанами, и всегда находясь в подчиненном положении, я разучился общению с итальянками, которые любят, чтобы за ними ухаживали, и рассматривают это как простую любезность с вашей стороны.

– Если бы у вас было желание что-нибудь узнать о выставленных во дворце картинах, вы могли бы к нам присоединиться.

– Я не студент, – ответил я, – и не люблю быть одним из многих.

– Вероятно, вы предпочли бы персонального гида, – пробормотала она.

Я понял, что до окончания трапезы галантность будет наилучшей линией поведения. Когда же мне станет скучно, я всегда смогу взглянуть на часы и извиниться, сославшись на то, что спешу.

– Как и большинство мужчин, – сказал я. – Вы не находите?

Она улыбнулась улыбкой заговорщицы и сделала знак официанту.

– Возможно, вы и правы, – сказала она. – Но я преподаватель университета и должна выполнять свою работу. Должна нравиться как мальчикам, так и девочкам, и вложить некоторые факты в их упрямые головы.

– Это сложная задача?

– С большинством из них – да, – ответила она.

У нее были маленькие руки. Мне нравится, когда у женщин маленькие руки.

Колец она не носила.

– Что входит в ваши обязанности? – спросил я.

– Я прикреплена к факультету истории искусств, – ответила она. – Два-три раза в неделю читаю лекции студентам второго и третьего курсов и вожу первокурсников во дворец, как сегодня, и в другие места, представляющие интерес. Я здесь уже два года.

Официант принес ее заказ. Несколько минут она ела молча. Затем взглянула на меня и улыбнулась.

– А вы? – спросила она. – Вы приезжий? На туриста вы не похожи.

– Я групповод, – ответил я. – Приглядываю за туристами, как вы приглядываете за студентами.

– И ваши подопечные здесь в Руффано? – На ее лице появилась легкая гримаса.

– Нет. Сегодня утром я в последний раз пожелал им хорошей скорости.

– И теперь…

– Можно сказать, что теперь я свободен для предложений.

Некоторое время она молчала. Ее целиком занимала еда. Но вот она отодвинула тарелку и принялась за салат.

– Для какого рода предложений? – спросила она.

– Делайте. Я отвечу.

Она посмотрела на меня, словно о чем-то задумавшись.

– Какими языками вы владеете?

– Английским, немецким и французским. Но я никогда не читал лекций, – – сказал я.

– Я этого и не предлагала. У вас есть диплом?

– Туринский диплом по иностранным языкам.

– В таком случае – почему групповод?

– Видишь страну. Хорошие чаевые.

Я заказал еще кофе. Беседа ни к чему меня не обязывала.

– Итак, у вас каникулы? – сказала она.

– По собственному желанию. Я не уволен, просто захотел несколько недель отдохнуть от постоянной ра боты. И, как уже сказал, открыт для предложений.

Она закончила свой салат. Я предложил ей сигарету, она согласилась.

– Возможно, я смогу вам помочь, – сказала она. – В университетской библиотеке временно не хватает сотрудников. Часть нашего персонала все еще размещается в одной из комнат дворца. Потом они переедут в новое помещение между университетом и студенческим общежитием, но наше прекрасное здание откроется только после Пасхи. Сейчас у нас полный бесдорядок. Библиотекарь – мой хороший знакомый. Ему не обойтись без дополнительной помощи. А диплом по современным языкам… – Она не закончила, но по ее жесту можно было понять, что остальное не составит труда.