И однажды...
Мне забыть ли?
Этот день погожий
Я пронес сквозь все событья
Драгоценной ношей,
Он все годы память полнил
Неизбывным светом.
Дальний полдень,
Знойный полдень,
Мне ль забыть об этом?
Над полями ветер гонит
Солнечную вьюгу...
На току устало кони
Тащатся по кругу.
"Пошевеливайтесь, клячи!"
Кто-то следом ходит.
То глухой сосед батрачит
Хлеб для нас молотит.
За холмом пологим кто-то
Пыль вздымает к солнцу,
Ветром быстроногим кто-то
По степи несется.
Что за всадник и откуда?
Видно, издалека,
Принесет какое чудо
Пыльная дорога?
Мы смотрели и гадали:
Что за весть примчалась?
...Вся одежда на Кямале
Зноем пропиталась.
Пропылилась и пропахла
Жаркою ездою.
Прискакал Кямал в папахе
С красною звездою.
Не взглянув на парня толком,
Мой отец - с упреком:
- Круглый год тебе бы только
Шляться по дорогам.
Время стать бы посолидней,
Взялся бы за дело!
А Кямала это, видно,
Вовсе не задело.
А Кямал смеется, весел:
- Не зевай, сельчане!
Я пришел с хорошей вестью.
Принимай, сельчане!
К нам идут большевики,
Мы - с большевиками!
Слово силою реки
Разломило камень:
Мой отец со стога сена
Медленно поднялся.
На Кямала глянул слепо:
- Ты откуда взялся?
О добре сказал хоть раз бы!
А Кямал хохочет:
- Для народа счастья разве Садых-бек не хочет?
День прошел.
Струился вечер
Новолуньем мягким,
Я искал с любимой встречи
У холма, где маки,
И метался у ограды.
У соседской двери,
Я искал смятенным взглядом
Тоненькую Пери.
Говорить с отцом опасно,
Только с Пери, с милой,
Мне, казалось, станет ясно,
Что творится с миром.
Мир, он внешне не менялся:
Месяц капал с веток
Каждый лист в ночи казался
Чашей, полной света.
Благодатно пахло сеном,
Пахло медом остро.
Словно здесь все неизменно
И легко и просто.
А над крышею Кямала
Прямо перед нами
Сквозь луну зарею алой
Проступало знамя...
Я ВИДЕЛ ЭТО СВОИМИ ГЛАЗАМИ
На широкой площади
Стар и млад,
Алый стяг полощется
С ветром в лад.
То плывет торжественно,
То - рывком,
Все, что обещано,
Раздает ревком.
Вот в папахе простенькой
Сам Кямал
От широкой площади
Зашагал.
И куда ни двинется
За ним народ:
Землю он, кормилицу
Раздает.
Мерит землю поровну,
За шагом шаг.
Над селеньем по небу
Алый стяг.
Бабка от коровы
Не отводит глаз
Во двор ведет корову
В первый раз,
Плачет, гладит рыжую
Так и сяк...
Стелется над крышею
Алый стяг.
И, сказать по правде, я
Очень рад
Видеть был, как празднует
Стар и млад.
Как из мрака полночи
Из наших погребов
Хлеб потоком солнечным
В сто домов!
Вижу я, как с пастбища
Стадо идет:
Не в одни ворота
В сто ворот!
Смех на каждой улице
Не пустяк...
Над Курой волнуется
Алый стяг!
У холма заветного
На ветру
Старика заметил я
Поутру.
Над Курою шалою
Он стоял,
Руки к стягу алому
Простирал:
- Ты дало селению
Хлеб и свет,
Здравствуй, знамя Ленина,
Тыщи лет!
...Стал моими думами
Алый стяг!
Но отец судьбу мою
Порешил не так.
БЛЕСК
Теперь отец ходил угрюм и замкнут.
И в доме солнце ставнями душил.
Казалось он был выслежен и загнан
В глухую клетку собственной души.
"Где власть моя? И не бывало словно!
Вчера Гасан дрожал передо мной,
Наперекор не смел сказать и слова.
Сегодня - нас обходит стороной!"
...Отец с киркой
Чего бы это ради?
От страшных мыслей содрогался я,
А он работал, на меня не глядя
И ни о чем со мной не говоря.
Воя комната наполнилась известкой
И затхлой пылью рухнувших времен.
Отец дышал прерывисто и жестко.
Да неужели помешался он?
Но, наконец, все стало тихо дома,
И, как из клетки собственной души,
Из черного глубокого пролома
Он осторожно вытащил кувшин
И заглянул в него ожившим глазом,
Как будто снова побывал в былом.
И наклонил тихонько над паласом
И на паласе вырос желтый холм.
О золото, как кровожадно губит
Иных людей пронзительный твой блеск!
У моего отца дрожали губы,
Как будто их за нитку дернул бес.
Отец вдруг застонал и повалился,
Обмякшим телом в золото уйдя.
Колючий блеск меж пальцев заструился.
И всхлипывал мужчина, как дитя:
- Кому, сынок,
Кому пойдет все это?
Ах, время поломало мне хребет!
Он плакал.
Пересчитывал монеты
И упивался звяканьем монет.
Смятение отца мне было чуждо,
И хоть отца жалел я и любил,
Маня влекло совсем иное чудо
Совсем иной я холм боготворил.
И в тот закат
Сквозь сытый блеск металла
Я видел холм божественно-земной
Травинкой каждой,
Каждым маком алым
Навеки породнившийся со мной.
И видел я кувшин в ладонях Пери,
Веселым солнцем полный до краев.
И облака в него роняли перья
С веселым бескорыстьем облаков,
Моей души разбуженную жажду
Мог утолить лишь родины родник.
...Ах, отчего отец так смотрит жадно.
Зачем так жадно к золоту приник?
Когда он собирал в кувшин монеты,
Не заставлял ли плакать он других?
Отцу, наверно, кажется, что это
Сжимает солнце он в руках своих.
А золото, оно сулило смуту,
Отсвечивало хищно на стене,
Но, видно, понимал я слишком смутно,
Какой бедой оно грозило мне.
И многое прошло сторонкой мимо...
Еще понять мне было не дано,
Что блеск тот - потухающего мира
Последний луч,
Последнее звено.
РЕШЕНИЕ
Луна покатилась по гребням гор,
Река подхватила ее отраженье.
Вынесло время свой приговор
Отец объявил о своем решенье:
- Едем, готовься!
- Отец, куда?
В ответ он глаза хитровато сузил:
- Туда, где сушей станет вода.
И обернется водою суша!
Для нас, что ли, места другого нет?
- Но для чего нам, отец, другое?
А он указал мне на холм монет.
Трясущеюся рукою:
- Прикажешь на улицу выбросить мне
Чуть ли не вырванное зубами?
В отцовских зрачках,
В их ночной глубине
Зашевелилось гневное пламя.
- Отец, ты к плохому решенью пришел!
Как же нам родину бросить?
- Хватит!
Родина там, где жить хорошо!
Здесь оставаться? Чего это ради!...
Ради чего?
Я представил холм.
Буйные волны Куры запели,
Птица летела, махая крылом,
Вслед за зарею моей, за Пери.
Лесом запахло, землей, травой,
Дрогнуло сердце от горного гуда...
- Нет! - Я упрямо тряхнул головой.
Я никуда,
Никуда отсюда!
Медленно голову поднял отец,
Мутно взглянул на меня, тревожно.
Я продолжал:
- Но пойми, наконец,
Как мне уехать? Мне - невозможно...
Плакал ли я, задыхаясь в слезах,
Или кричал, иль стонал?
Не знаю.
Только застыли его глаза.
Я и сейчас их не забываю:
Горе само и сама печаль.
Само отчаянье и мученье.
И мне отца становится жаль,
Меня охватывает сомненье.
Воспоминаний плывут облака:
Детство мое, отец одинокий,