Услышав голос, зовущий на помощь, бывший юный друг милиции вновь нервно заозирался, пытаясь уловить, откуда тот исходит. Тогда Покровский крикнул громче:

— На помощь! Есть тут кто, или нет?!!

Но тут произошло нечто, что заставило Дубова изумиться, а чувствительного Гренделя даже слегка прослезиться.

— Мама, это ты? — крикнул наемник, бросившись на зов. — Я спасу тебя!

— Помоги мне, сынок! — тут же сориентировавшись, вновь заголосил Покровский с «нильскими» интонациями. — Тону, родимый!

— Что за отсебятина, — проворчал Дубов. — Не хватало нам еще тут мексиканской мыльной оперы!

Но наемник несся по болоту, не разбирая пути.

— Подожди, не тони! — кричал он. — Я здесь, рядом!

Вскоре спасатель миновал ту кочку, за которой залег Покровский, а когда он поравнялся с Дубовым, то детектив не мешкая выдвинул вперед болотопроходческий шест, и наемник шлепнулся во весь рост, подняв фонтан брызг.

Он попытался вскочить, но тут на него навалились боярин Василий и Грендель. Они держали свою добычу столь крепко, что о том, чтобы выхватить автомат, не могло быть и речи.

— Пустите, суки, там же человек тонет! — кричал наемник.

— Уже утонул, — ухмыльнулся Василий. — Давно утонул, Игорь.

— Что? — вскрикнул наемник и, приглядевшись к своему пленителю, упавшим голосом произнес: — Василий Николаевич… Как, и вы тоже здесь?

— Да, и я тоже здесь, — со значением ответил Василий. — Но только по другую сторону баррикад. Да уж, — продолжал Дубов, оглядывая Игоря, — хорош, нечего сказать! Этому ли тебя учили? Вот уж порадуется инспектор Лиственицын, когда узнает, с кем связался его воспитанник, член клуба друзей милиции!

— Я только ради справедливости, — пробормотал наемник.

— Что, ради какой справедливости вы поэтов в болоте гноите? — не выдержал Грендель, но его остановил Дубов:

— Погодите, господин Грендель, дискутировать будем после. Первым делом нужно увести отсюда господ поэтов.

Боярин Василий и Грендель устремили взоры туда, где Покровский, отчаянно жестикулируя, что-то втолковывал господам поэтам.

— А мне как же? — вдруг спросил Игорь. — Без них мне в замок возвращаться нельзя — убьют!

— Да, парень, вляпался же ты, однако, — покачал головой Василий. — Что ж нам с тобой делать? Ну, автоматик-то придется забрать, чтобы ты новых бед не натворил. — C этими словами он сорвал с Игоря «калашникова» и швырнул в ближайший омут. Тот даже не пытался сопротивляться.

— Не могу больше, — тихо проговорил Игорь. — Помогите домой вернуться! — Он даже попытался упасть на колени, но Дубов и Грендель его удержали.

— Сейчас я тебя переправить не смогу, — подумав, сказал Василий. — Дел невпроворот. А вот господин Грендель тебе расскажет, как пробраться в Царь-Город. Там найдешь некоего господина Рыжего. Или хотя бы Пал Палыча, главу сыскного приказа. Скажешь им, что от боярина Василия, они тебя временно к делу пристроят. Понял?

— Понял, — кивнул Игорь и вдруг тихо, по-детски заплакал. — Сволочи, все сволочи, — говорил он, размазывая слезы грязными кулаками. — Когда моя мать в реке тонула, никто ей на помощь не кинулся, никто. Стояли и смотрели, и хоть бы один помог. Я тогда еще малым был… И решил я, что раз все люди такие гады… — Игорь не договорил, рыдания душили его.

— Ну ладно, — сказал Грендель, чувствуя, что и сам готов разреветься. — Идем, я тебе подробно разъясню, куда и как идти. — И Грендель увел Игоря к пригорку.

Василий же направился туда, где Иван Покровский что-то горячо говорил поэтам. Поэты, однако, не слишком торопились следовать за своим избавителем.

— Куда нам идти! — уныло вздыхал синьор Данте. Мало кто узнал бы в этом сломленном человеке былого ерника и «пожирателя» собратьев по высокому искусству. — Нас же схватят и отрубят голову за ослушание!

— Где ваша поэтическая гордость! — тщетно взывал Покровский. — Поглядите на себя, во что вас превратили!

— А мне здесь по-своему даже нравится, — неожиданно заявила мадам Сафо. — Может быть, это испытание, ниспосланное нам свыше…

— А может быть, это вообще наказание за нашу леность и гордыню? — вступил в беседу еще один канавокопатель, наследник Омара Хайяма господин Ал-Каши. — И лишь путем рытья канав мы обретем подлинное поэтическое вдохновение…

— Прямо и не знаю, что с ними делать, — развел руками Покровский. — Ну не хотят покидать свою каторгу, и все тут!

Василий лишь улыбнулся. Еще в комсомольскую бытность он всегда умел находить нужные слова, чтобы поднять своих комсомольцев на славные свершения, и теперь был уверен, что сумеет вдохнуть новую жизнь в павших духом поэтов. Главное, помнил Дубов, что нужно действовать по наитию, не обдумывая, что и как говорить. Вот и на сей раз Василий Николаевич, встав на кочку, произнес первое же, что ему пришло в голову:

К удивлению и Покровского, и даже самого Василия, пушкинские строки произвели на поэтов самое неожиданное живительное воздействие: они как будто выпрямились, их лица просветлели, глаза заиграли радостным огоньком.

— Боярин Василий, я давно догадывался, что вы тоже поэт, — произнес за его спиной Грендель. — И к тому же замечательный поэт!

Боярин Василий смутился, но не стал разочаровывать своего возвышенного друга:

— Ну как, вы ему указали дорогу?

— Да, — кивнул Грендель, — уверен, что доберется благополучно… Ну что, идемте? — обратился он к поэтам.

— Идемте! — заговорили воспрявшие духом поэты. — Долой темницы, да здравствует свобода!

— Я так думаю, что господ поэтов хватятся еще не скоро, — рассудительно заметил Василий. — Отведем их покамест к лешему в корчму, а там попросим водяного препроводить в какое-нибудь безопасное место.

— Да, можно и так, — согласился Грендель. — Ну, в путь!

И вся веселая компания из пяти поэтов, Ивана-царевича, экс-оборотня и частного детектива со смехом и шутками двинулась к пригорку, оставив недомелиорированное болото с брошенными лопатами.

Виктор в своем кабинете беседовал с королевским садовником, а Марфа сидела на диванчике и слушала.

— Значит так, весной надо будет посадить побольше салату, редиски, огурцов и прочих овощей, — неспеша говорил Виктор. Садовник внимательно слушал и кивал. — Ах да, еще капусты — будем на зиму квасить.

— Боюсь, Ваше Высочество, что для капусты места не хватит, — позволил себе возразить садовник. — Разве что посадить ее там, где теперь цветы. A ваш дядюшка их так любит…

— Я и сам цветы люблю, — резко перебил Виктор, — но если выбирать между ними и капустой, то я выбираю капусту. От нее пользы больше, чем от всех ваших цветочков, вместе взятых.

— Ваше Высочество, мне кажется, что совсем отказываться от цветов не надо, — вдруг подала голос Марфа. Виктор укоризненно глянул на нее, но спорить не стал:

— Ну хорошо, оставьте и цветов тоже. Но не в ущерб капусте.

— A то можно еще картофеля посадить, — подхватил садовник. — У меня тут имеется несколько клубней. Он вроде как и съедобный, и цветы красивые дает.

— Что еще за картофель? — недоверчиво пожал плечами Виктор. — Никогда о таковом не слыхивал.

— Его привезли италиянские купцы из-за великого моря-окияна, — пояснил садовник, — а ливонский рыцарь господин Йохан Юргенс переслал с десяток клубней в дар вашему дяде, то есть Его Величеству, вместе с пояснениями, как их сажать, окучивать и даже как приготовлять для еды.

— Ну, пускай будет картофель, — разрешил Виктор. — Надо же и новое вводить. В общем, сажайте, что сочтете нужным, но с учетом пользы.

— Как скажете, Ваше Высочество, — откланялся садовник.

— Вот такие вот дела, сударыня, — вздохнул Виктор, когда они остались вдвоем с Марфой. — Пока лично сам во все не вникнешь, толку не добьешься.