- Ты один в мире, - говорил Бугай, - никогда ни на кого не надейся. Если есть силы - дерись до конца. Нет?

Можешь убежать, можешь спрятаться, можешь умереть? Надеяться на кого-то - глупо. Кто подставит и всунет свою собственную шею в петлю вместо другого? Попробуй себя поставить на место другого, ты бы смог?

Вот именно - не смог бы. Но кроме жажды жизни, как это ни странно, есть еще понятие - честь. У каждого оно свое. Каждый ее хранит, или не хранит, как может. Если потеряешь ее однажды, вряд ли обретешь снова, будешь мстить людям за ее потерю. Как это происходит, ты видишь сам. Кот, Сергеев да и многие другие решили, что это игра. А теперь стараются заткнуть глотку совести, которая мучит их, заставляет вспоминать, как они сами пахали. Как сами разменяли себя, надеясь потом собрать себя в единое целое. И дружат только с теми, кто был свидетелем их торга. Никогда не надейся на помощь друзей.

Если смогут, они сами, без просьбы тебе придут и помогут. Может случиться так, что ты попросишь помощи у друга, а он не сможет тебе помочь, тогда ты не получишь помощи, а друга потеряешь. А лучше не иметь друзей, не иметь близких и родных. Каждый за себя. Если загнешься, некому будет слезы лить. Да, это тяжело, очень тяжело - готовить себя к смерти. Но она все одно придет, и чем меньше людей тебя будут знать, и помнить о тебе - тем легче будет уходить, тем легче будет порвать нити, удерживающие тебя здесь.

Иисус слушал, и находил в этих словах много резонного, многое было ему уже знакомо, о многом он думал в последнее время сам. Да, он стал другим, это несомненно.

Через четыре месяца Бугай уехал в Союз, оставив Иисусу адрес и взяв с него клятвенное обещание, что тот после дембеля, непременно заедет к нему. Джейран скорешился с Котом и Сергеевым. Жизнь продолжалась, те правила, которые так хотел знать Иисус, стали для него раскрытыми, простыми и естественными.

В один из вечеров, Иисус сидел на кровати и подшивал воротничок кителя. Вошел Джейран, надменно крикнул, что б Иисус принес Коту воды. Иисус понял, что его проверяют, Бугая не было, не было рядом того, кого все боялись и ненавидели. Сейчас либо он станет независимым, как Бугай, либо...Он подняв на Джейрана глаза, лишь криво усмехнулся.

Вошли Кот и Сергеев.

- Бык, ты что не понял? - Джейран схватил Иисуса за грудь.

- Руки , - с отвращением Иисус откинул руки Джейрана.

- На, - Джейран ударил Иисуса под ребра.

Иисус вскочив на ноги, встал в стойку. Резко ударил два раза правой ногой Джейрана в шею. Джейран не удержавшись - упал. Отбив левой рукой кулак подоспевшего Кота он краем глаза увидел, как Сергеев Целит в Иисуса табуретом. Табурет только едва задел Иисуса. Ударом локтя он сбил Кота с ног. Сергеев выбросил правую руку, целясь кулаком в лицо Иисуса, тот перехватил его руку своей правой за кисть, а левой за предплечье с силой опустил руку Сергеева на свое колено.

Раздался хруст и крик. Джейран обхватил его сзади за торс. Волоча на себе Джейрана, Иисус дотянулся до лежащего на табурете штык-ножа. Он не осознавал в тот момент, что делает, но он делал, подсознание боролось за его жизнь, за право быть самим собой. Почти не замахиваясь, он с силой вогнал штык-нож в бедро Джейрану. Теперь уже завопил Джейран, стараясь рукой зажать хлынувшую из раны кровь. Он видел, насколько испуганными были глаза у Кота, отскочив в угол палатки, он приготовился драться дальше. Быстро скользя глазами по старикам и пытаясь определить, кто будет нападать следующим. Желающих не было. Все смотрели на Иисуса со страхом, понимая, что последняя черта, которая заставляет нас ломать себя и придерживаться нормам морали, им пройдена. Он стал волком, волком, прыгнувшим через флажки.

Дальше - только поле, дальше - только ветер и воля. И любого, кто осмелился бы встать на его пути теперь, он просто разорвал бы. При всей своей смелости и храбрости среди старослужащих не нашлось охотников остановить эту страшную бестию. Пусть убегает, в загоне еще остались слоны. На следующий день Сергеева и Джейрана отвезли в госпиталь. Один неосторожно упал. Другой споткнувшись, случайно порезался.

Дед. Дед. Дед. Сколько раз Иисус представлял себя дедов по рассказам других, когда еще был дома пацаном. Здоровенные, небритые мужики, по приказу которых молодые готовы были сделать все. И вот он - дед. Брился он только два раза за службу. Да и здоровенным его с трудом можно было назвать. Правда молодые трепещут, когда он останавливает взгляд на ком-нибудь из них.

Просьбы, приказания выполняли быстро, даже черезчур. Не раз ему приходилось бить. Но с его точки зрения, ни разу он просто так не ударил. Призыва приходили чморные. Обстирывали и обшивали все палатки. На все это Иисус смотрел с грустью и презрением. Быку - ярмо. Не жаль. Здесь он понял что-то главное в своей жизни. То, что без армии он никогда бы не нашел. Он понял, что человек человеку - волк. И в Союзе больше всего. Что там это только завуалировано, и вместо того, что бы просто дать тебе в зубы, старослужащий будет улыбаться и хлопать тебя по плечу, становясь твоим товарищем, чтобы однажды, когда ты споткнешься, слегка подтолкнуть в спину и занять твое место. Бежать со всеми вместе к партеру, ставя подножки и наступая на упавшие тела? Нет, Иисус понял, что этим он заниматься не будет точно. Он вне игры. Он понял, что только он сам и ни кто другой защитит его. Он все чаще задумывался, и не мог понять, зачем он живет на свете. Неужели только для того, что бы наплодить в свое время детишек и жениться, улечься в вытянутых трениках на диван перед телевизором, молча наслаждаться такой жизнью. Он не мыслил себя в такой жизни. Он презирал всех этих чистеньких, славненьких ребят, знающих точно, что они хотят, и как этого достичь. Стал уважать тех, кто лез в гору в одиночку. Здесь самому себе он дал слово, что не потеряет свою честь, а если это случится, то только вместе с жизнью.

Он по прежнему писал стихи, неизвестно для кого и кому, и с содроганием ждал возвращения в Союз. Он оставался один на своей туче.

Ему не хотелось ее покидать, он с ней сжился, это был его дом, его и Бугая.

Иисус возвращался домой. Он ехал в дребезжащем автобусе по разбитой рязанской дороге. Он выполнил данное когда-то обещание Бугаю, он ехал к нему в гости, не заезжая к себе домой, как только вернулся в Союз. Он выполнил, он выжил, он не позволил похоронить свою честь, только вот Бугая не было дома. Дверь квартиры, в которой согласно адресу проживал Бугай, открыла маленькая седая женщина с опухшими от слез глазами. Глубокие морщины изрезали когда-то видимо красивое лицо. Увидев Иисуса, она заплакала и жестами пригласила войти в квартиру. Скромная однокомнатная "хрущевка"