— С Русланом соедини быстро. По скремблеру.

Дождавшись связи, схватил увесистый чёрный прибор.

— Привет, Руслан.

— Здравствуйте, Ларри Георгиевич, — проквакало из наушника.

— Напомни быстренько, как ты с Андреем договаривался? Когда они должны на тебя выйти?

— Ещё вчера. Плюс сутки в резерв. Так что получается — сегодня к восемнадцати ноль-ноль крайний срок. Какие указания будут, Ларри Георгиевич?

Ларри подумал.

— Не будет никаких указаний. Как только выйдут — сразу позвони. И оставайся там со своими. Пока что.

— Понял вас, Ларри Георгиевич.

Когда Ларри вернулся, Ахмет встретил его у дверей.

— Они ещё вот что сказали, Ларри Георгиевич. Они сказали, что вы, наверное, захотите с ними вечером встретиться. Сказали, что вы, наверное, после шести часов захотите встретиться. Так они говорят, что можно и раньше встретиться, хоть сейчас. В смысле, что не надо шести часов дожидаться.

Глава 39

Товар

Дальше было так.

Через час примерно вернулся Ахмет, в том же тёмно-синем костюме, но в чёрной водолазке вместо белой сорочки. Ларри с удивлением отметил, что Ахмет вроде волнуется. Что было необычно.

— Я его знаю? — безразлично спросил Ларри, поправляя цветной платок в нагрудном кармане пиджака.

— Вы всех знаете, Ларри Георгиевич, — ответил Ахмет. — Невозможно, чтобы вы его не знали. А может, просто слышали про него. Наверняка слышали. Крюгер. Фредди Крюгер.

Ларри сощурился.

— Федя Без Жопы?

— И так можно, — с готовностью согласился Ахмет. — Только его теперь Крюгером зовут. Господин Крюгер.

— Ладно, — согласился Ларри. — Пусть будет господин Крюгер. Я не против. Платон Михайлович нам нужен будет?

Ахмет изобразил лицом недоумение и развёл руками. Какой же, дескать, разговор по бизнесу без Платона Михайловича? А впрочем — вам виднее, Ларри Георгиевич.

Когда появился Платон, Ларри подошёл к нему и зашептал на ухо. Платон вопросительно посмотрел на него, кивнул и отдал официанту мобильный телефон.

— Звонки записывай, — приказал он. — Кто звонил. И вообще. Нас беспокоить не надо. Понял?

— Понял, Платон Михайлович, — отрапортовал официант. — Тут начальник охраны по внутренней срочно. Говорит — «первомай».

— Пусть лишнего не говорит, — вмешался Ларри. — Это к нам. Мы ждём.

— Так он говорит — «первомай»…

— Пошёл отсюда вон, — не выдержал Платон, чувствуя спиной ироничный взгляд Ахмета. — И начальнику охраны, идиоту, скажи, чтобы дурака не валял. Это к нам.

Словечко «первомай», обозначающее чрезвычайную ситуацию, введено в обиход ещё во времена Федора Фёдоровича, по аналогии с американским «May Day». Охране понравилось, но особенно — далёким от военной профессии официантам, ухватившимся за шикарное кодовое словечко. Платон же, наслышавшийся за бурные инфокаровские годы про «первомай» по самым разнообразным поводам, слово это переносить не мог, особенно в официантском исполнении. И он несколько раз предлагал начальнику службы безопасности — раз уж так надо, чтобы был какой-то код, — заменить «первомай» на обычное «атас». Или «атанда», на худой конец. Но безрезультатно. Служба безопасности не желала менять привычки.

Причина переполоха стала понятной, как только на пороге возник гость. Голый череп его венчался коричнево-синим бугристым лишаем, на лице и руках полосами тянулось вывороченное зарубцевавшееся мясо, белые рыбьи глаза навыкате безразлично таращились перед собой, лишённый ноздрей нос напоминал птичий клюв. При всём при этом на нём была та же, что и на Ахмете, тёмно-синяя тройка, а от воротника сорочки вниз тянулся галстук, украшенный стальным зажимом с литой волчьей мордой. Гость небрежно оглядел холл, выловил взглядом Ахмета, укоризненно покачал головой.

— Что ж так встречают? — и он небрежно коснулся правой рукой левой подмышки. — Я ведь один пришёл, без оружия. Если для понтов надо, сейчас тут целая рота появится. А то и две.

— У нас охрана не для понтов, — медленно произнёс Ларри. — И оружие у них не для понтов. Нам есть с кем воевать. Здравствуй, Фредди.

— Здравствуй, здравствуй, Ларри Георгиевич. А я уж думал — ты меня забыл. Я тут в Москве послал своих к вам машину покупать. «Мерседес». Такое, прости за выражение, говно впарили, да ещё тысяч десять лишних слупили. Я со всеми наворотами заказывал, а получил неизвестно что. Телевизор в салоне ни хрена не работает, одни полосы показывает. Сцепление полетело на следующий день. А за ремонт дерут — я тебе скажу… Если они тебе все эти бабки, которые за ремонт дерут, отдают по-честному, то ты уже миллиардером должен быть. Может, так и есть — нет? Я ведь тебе ещё, когда знакомились… в Саратове, что ли… предлагал — возьми меня в долю по «Мерседесу», хоть порядок наведу. Есть тема?

— Тема всегда есть, — дружелюбно признался Ларри. — Но ты ведь сейчас не за этим приехал?

— Не за этим, — гость неожиданно вспомнил, что не со всеми ещё поздоровался, повернулся всем корпусом к Платону, протянул для рукопожатия изуродованную правую руку и улыбнулся стальной безрадостной улыбкой.

— По телевизору много вас видел, Платон Михайлович. Все думал — как бы так встретиться, чтобы повидаться. А тут вот и случилось. Не было, как говорится, счастья, да несчастье свело. Я прилягу? У меня организм такой покалеченный всякой экологией, что сидеть не могу. Врачи запрещают. Только лежать или стоять… А в ногах, как народ говорит, правды нету.

Он грузно проследовал к дивану, улёгся, потом пошарил рукой, сгрёб подушки, устроил под ноги.

— Стоял долго. Ноги затекли. Значит, такая история. Я к вам не сам по себе, а потому, что Кондрат попросил. По нынешним временам — господин Кондратов. У вас тут по горам парочка шастает — мужик и девка. И кое-какие людишки в Москве, кто-что — не знаю и врать не буду, Кондрата по-свойски попросили парочку эту аннулировать. Мешает она. Бумаги при них должны быть — так их надо опять же в Москву доставить. Такое дело.

— Почему Кондрата попросили? — с деланным равнодушием поинтересовался Ларри.

— А чёрт их знает! Сами ни хрена не могут, развалили страну, вот и бегают, побираются. Помоги, дескать, удружи…

— А с каких это пор Кондрат с красными работает?

Лежащий приподнялся на локте и внушительно поводил в воздухе пальцем.

— Вор никогда с властью работать не будет. Сука — да. А вор — нет. Иначе в сортире замочат, хоть ты Кондрат, хоть кто. Закон у нас такой. Раз Кондрат согласился, значит, не власть попросила, а человек. Такой, которому Кондрат отказать не может.

— Ну хорошо, — вмешался Платон. — Так в чём предложение?

— Простое предложение. У нас есть охранная структура. ЧОП — по-нынешнему. Нормальная такая структура. И предложение будет — купите, ребята, половину. Пятьдесят процентов.

Платон и Ларри переглянулись.

— Сколько?

— Я же сказал — пятьдесят процентов.

— Денег сколько?

— Поллимона. Зеленью. Чтоб понятно было — я тут на природу поехал, мяса покушать, все такое. А с горы слез какой-то пьяный придурок, начал камнями кидаться. В прежние времена его бы тут же и закопали, а теперь так, что ли, не принято. Ребята его скрутили и посадили в холодную, чтобы оклемался. Мне они не подчиняются, вроде у них своё начальство есть. Вот я и предлагаю — половину акций возьмите на себя и будем разбираться с этим шпаненком совместными усилиями.

— Я не понял, — сказал Платон. — Ларри, а ты понял?

— Думаю, что понял. Объясни на всякий случай ещё раз.

Фредди шумно выдохнул.

— Беда с вами. Пока не разжуёшь да в рот не засунешь, сами ни в жизнь не догадаетесь. Ваш этот спецназовец — у нас. Зовут его Андрюха, а в кармане у меня плёночка, где его хорошо видно, как он со мной разговаривает. Пока он нам только про шесть часов вечера сказал, про другое — где ваша парочка прячется — толком и не спрашивали. Утром сегодня посоветовались. Решили так. Мужику, который Кондрата просил, отказать никак нельзя. Кондрат ему по жизни должен. Отдадим, что просит. Но и с вами по беспределу поступать нельзя, законы наши не позволяют. Да и на Кондрата вы первыми вышли. Поэтому давайте решать, мужики. Мы Андрюху можем либо в Москву отправить — пусть там колют насчёт того, где парочка обретается, либо сами здесь за час-другой расколем. Но тогда все мимо вас пойдёт. А если по понятиям, то у вас в этом деле доля должна быть, причём не меньше нашей. Вот так вот. Понятно теперь?