— Пойду к Бульденке, напишу заявление, — подвел Виктор итог своим ощущениям.
— Ты рехнулся, — категорически заявил Платон. — Просто рехнулся. Ты пойми.
Во-первых, подставлен Ленька. Потом подставлен я. Осовский так просто дело не оставит. Это надо ломать раз и навсегда.
— А может, придумать что-нибудь?
— Что?
— Можно сказать, что газету повесили, чтобы я на нее посмотрел, а пока я шел, Осовский ее уже утащил?
— Детский лепет. Повесили, утащил… Сам факт этой фотографии — уже криминал. И сейчас одно из двух. Либо мы эту историю выигрываем вчистую, либо весь Институт узнает, что нам дали по носу… Да… О чем я?.. Ага! Девку эту выгонят. Кстати, откуда она взялась?
— У Хейфица работает.
— Хорошая баба?
— Нормальная.
— Кто с ней спит?
— Никто.
— Ладно, ты просто не в курсе. С такими ногами — и никто не спит. — Платон задумался. — Давай так. Я это поломаю. У тебя все будет нормально, и девочка останется. Но ты мне твердо обещаешь две вещи. Первое — когда у тебя появится свободная штатная единица, возьмешь на нее кого я скажу. А про вторую вещь сейчас говорить не будем. Просто я приду с просьбой, и ты это сделаешь.
Договорились?
— Единственное на сегодня свободное место — это мое, — напомнил ему Виктор.
— Все, забудь. Напиши на всякий случай заявление об уходе, но держи у себя. И иди домой. В понедельник я позвоню тебе и скажу, что делать.
К середине следующей недели Платон совершил чудо. Правда, материализация чуда произошла только через месяц, но в четверг на дирекции гражданской казни Виктора не состоялось, а еще через неделю-в очередной четверг — обсуждался и был положительно решен вопрос о расширении его группы с последующим преобразованием в лабораторию. Более того, группа Виктора вроде бы приобретала какой-то специфический статус — работы должны были финансироваться чуть ли не напрямую из Академии. А Осовский перестал здороваться не только с Виктором, но и с Платоном. Однако, встречаясь с Платоном в коридорах Института, поглядывал на него с опаской и как бы даже с уважением.
На самом деле Платон ничего не планировал и даже не ожидал, что результаты будут столь блестящими. Он всего лишь позвонил в Киев приятелю из института вычислительной техники, который пользовался доверием своего директора и был к нему вхож. Директор в это время находился в Москве и решал какие-то вопросы в Президиуме Академии. Платон сказал приятелю, что если его директору интересно узнать, как обстоят дела по части перспективных разработок в Институте, то он, Платон, может организовать встречу директора с ВП. Нимало не сомневаясь в успехе, он сообщил секретарше ВП о пребывании в Москве его киевского коллеги и о том, что последний хотел бы увидеться.
В то время киевский институт считался головным в Союзе по части разработки больших вычислительных машин. Соответствующие департаменты Академии и Комитета по науке и технике обращали на его работу особое внимание, а это прежде всего определяло объемы финансирования. Другие же институты, включая и Институт ВП, довольствовались крохами и, соответственно, занимались данной проблематикой в факультативном режиме. В свою очередь, киевляне, прекрасно понимая, какие силы сосредоточены в Москве, и прежде всего у ВП, очень ревностно относились ко всему, что происходило в московских кругах. Поэтому встреча двух директоров, безусловно, имела смысл. Конечно, они могли сто раз поговорить и без участия Платона, но платоновская активность послужила катализатором химического процесса синтеза.
Уже через час после приезда киевского директора в Институт ВП вызвал к себе Виктора. Можно было не сомневаться, что Осовский успел довести до ВП свою «точку зрения», но ситуация складывалась таким образом, что без Виктора — ну просто никак.
— Вот, Анатолий Сергеевич, — сказал ВП киевскому директору, — товарищ Сысоев у нас ведет эту тему, получил весьма любопытные результаты, сейчас монографию, кажется, заканчивает. Так что рекомендую.
Киевский директор пожал Виктору руку, поинтересовался, в каких изданиях публикуются его работы, спросил, когда у него в лаборатории (лаборатории!) бывают семинары, и, услышав от проинструктированного Платоном Виктора, что как раз сегодня, изъявил демократичное пожелание этот семинар посетить.
К четырем часам вечера весь сысоевский скарб, включая классную доску, был перенесен из десятиметрового чулана, в котором ютилась его группа, в просторную тридцатиметровую комнату, составлявшую часть неприкосновенного запаса ВП.
Помимо киевского гостя, на семинар пришел сам ВП, пять членов Ученого совета, заинтересовавшиеся непонятной суетой, и, наконец, человек пятнадцать из молодежи, которые не могли упустить возможность посмотреть на ВП вблизи.
Последним прибежал Платон. Он скромно сел сзади, достал блокнот и авторучку.
Виктор любил и умел выступать, и свое сообщение сделал с блеском.
Киевлянина удалось серьезно зацепить. Когда доклад закончился, он задал Виктору серию вопросов, построенных по одной и той же схеме: «Правильно ли я понял, коллега, что вот эту проблему удалось решить?». На вопросы Виктор отвечал по-солдатски четко — да, нет, частично. Директор наклонился к ВП и стал что-то шептать ему на ухо. Виктор молча стоял у доски, аудитория тоже молчала.
Киевлянин закончил шептать, ВП немного подумал, после чего сказал;
— Спасибо, Виктор Павлович, сообщение ваше интересное, и результаты весомые. Надо будет послушать вас на большом совете. Товарищи, всем спасибо.
Семинар закончен. — И, взяв киевлянина под руку, увел его из аудитории.
А дальше все покатилось само собой. Около восьми вечера ВП и киевский директор вышли из лабораторного корпуса, подошли к машине гостя, о чем-то переговорили, после чего киевлянин сел в машину, а ВП вернулся обратно. Через пятнадцать минут на столе у Виктора зазвонил местный телефон.
— Что у вас там за история со стенгазетой? — спросил ВП, когда Виктор вошел к нему в кабинет и воспользовался разрешением сесть.
— Честно говоря, Владимир Пименович, — начал Виктор со всей возможной искренностью и серьезностью общественного деятеля, — мы с ребятами, конечно, зарвались. Хорошо, что Дмитрий Петрович вовремя отреагировал, а то могли бы здорово подставить Институт. Тут ведь самое главное, когда все понимают, что мы делаем одно дело. Конечно, ребята молодые, у них такого чувства ответственности еще нет, но мы с Дмитрием Петровичем…
Виктор плохо понимал, что он несет, но точно следовал указанию Платона — через слово должен упоминаться Дмитрий Петрович Осовский в чрезвычайно почтительном смысле.
ВП достаточно повидал в своей жизни, чтобы придать значение произносимым Виктором словам. Он даже не слушал, что тот говорит. Для него вопрос был ясен.
Киевский коллега, похоже, всерьез заинтересовался этим мальчишкой. И сделал серьезные предложения. Так что надо просто дождаться окончания покаянной речи, а затем объявить о решении. Конечно, Осовский будет возражать. Но с этим будем разбираться потом. Так что там?
— Но свою ответственность, — закруглялся Виктор, — я, конечно, осознаю полностью. Я, Владимир Пименович, должен был все это контролировать. Атак-чуть не подвел вас, Владимир Пименович, и Дмитрия Петровича тоже. Конечно, я не собираюсь уходить от ответственности, Владимир Пименович. Я, Владимир Пименович, написал заявление по собственному желанию. Потому что Дмитрий Петрович выразил мне недоверие. И правильно поступил. Вот. — И Сысоев протянул ВП заявление.
ВП немного помолчал.
— Это преждевременно, — сказал он наконец. — Впредь попрошу заниматься клоунадами за пределами Института. Заявление, впрочем, оставьте, я посмотрю. А сейчас давайте вот что обсудим. Анатолию Сергеевичу ваш доклад понравился. Он как-то в ключе их тематики в Киеве. Мы с ним завтра хотим попасть на прием к вице-президенту, обсудить вместе перспективы сотрудничества. Может быть, сделаем совместную лабораторию.
— В Киеве? — осторожно спросил Виктор, поглядывая на свое заявление.