Скелет, ходячая чахотка, Бежит, плюясь туда-сюда. Плетется, испаряя водку, Слабак, не знающий труда.

Бежит горбун, всегда сутулый, И злобно думает о том, Что если стал бы он акулой, То горб служил бы плавником.

И уж тогда Москву родную От страха затрясло бы вмиг И все б кидались врассыпную, Узрев чудовищный плавник.

Я заявляю вам по чести Я понимаю горбуна. В толпе я с ним страдаю вместе, И ненавистна мне она.

Я тоже маленький, сутулый, Меня приметить мудрено, Однако грозною акулой В душе являюсь я давно.

Когда бы охватила сушу Внезапно водная среда, Тот, кто имел большую душу, И сам бы стал большим тогда.

Вся мелкота людская молча Дрожала бы, зарывшись в ил, Лишь я, художник, в водной толще Один бы грациозно плыл.

2001

Андрей Добрынин

Ослизлостью бесцветной рыбьей Весь город нынче осквернен. Над парком беспокойной зыбью Повисли оклики ворон.

И думать нынче мне досадно Под их колеблющийся карк, Что ввечеру идти обратно Мне снова через этот парк.

Что будут, простирая пики, Огни над прудиком висеть, И будет ветер гнать их блики В мелкоячеистую сеть.

Что жизнь моя в труде и быте Вся плоской стала, словно блин, И хочется вогнать событье В ее середку, словно клин.

Неужто нынче все маньяки Из города бежали прочь? Ведь есть же девушки-гуляки, Деревья, и туман, и ночь.

Пора приверженцу насилья В ночи пред девушкой предстать, Воздеть ручищи, словно крылья, И фаллос жилистый достать.

Чтоб мог я вовремя явиться, Маньяка по башке хватить, И обомлевшую девицу По-мушкетерски подхватить.

А после, не скрывая гнева, К маньяку обратиться так: "Опять ты здесь? Не трогай деву И спрячь немедленно кутак.

Ну что ты вытаращил зенки? Учти: допрыгаешься ты, И бросят в грязные застенки Тебя свирепые менты.

Ведь на такого соплежуя Они навесят тьму грехов. Давно о том тебе твержу я, Но ты на редкость бестолков.

Андрей Добрынин

Так промышляй в своем районе, А в мой отныне ни ногой. Ты - тля, а я давно в законе, Вот так, товарищ дорогой".

И побредет маньяк, сутулясь,Ведь на такси не ездит он,Сквозь бесконечность мокрых улиц В свой скудный заводской район.

А я ночной туман столицы Вдохну, как некий сладкий яд, И на недвижную девицу Переведу свой тяжкий взгляд.

2001

Андрей Добрынин

Мне кажется, что в наше время Бог стал неряшлив, слаб и дряхл, И чем его плешивей темя, Тем гуще волосы в ноздрях.

Его суставы шишковаты, В заду бугрится геморрой, В его ушах желтеет вата, Пропитанная камфарой.

Он злых людей теперь боится, Ведь им опасно возражать: Ворвутся в райскую светлицу И станут бить и унижать.

Я успокаиваю Бога: "Не хнычь, не бойся, я с тобой. Продержимся еще немного И в ходе лет случится сбой.

Пусть нечисть, беззаконья множа, На все готова посягнуть, Но ты не вмешивайся, Боже, Не проявляйся,- просто будь.

Ведь как бы зло ни ликовало, Вернемся оба, ты и я, Как то не раз уже бывало, Обратно на круги своя.

Пропустят лишь одно биенье Зубцы машины мировой, И ты восстанешь из забвенья Как Бог карающий живой.

И смерть опять пойдет с Востока В поход по тысяче дорог На злых, которые высоко Дерзнули вознести свой рог.

Затопишь ты смолой и серой Их мир, коснеющий в алчбе, И я опять проникнусь верой Не нужной, в сущности, тебе.

2001

Андрей Добрынин

Везут в колясках матери детей По сути дела, будущих людей. А у меня в душе какой-то зуд Хочу я знать, куда их привезут.

Я вижу в детях новый день страны, И все мамаши понимать должны: Неверный путь для детища избрав, Ты на него лишишься всяких прав.

Зачем суешь ты книжку пацану? Она ведь увлечет его ко дну, Где бедность - образ жизни и закон, Но сам бедняк твердит, что счастлив он.

Такое счастье хуже всяких бед: Компьютер, телевизор и мопед, Все то, что украшает детский век, Купить не может книжный человек.

Да, ты юна, но все-таки ты - мать, Должна бы ты инстинктом понимать: Коль не чураться книжек, как чертей, То обездолишь собственных детей.

Малыш бубнит сердито:"Бу-бу-бу" Он отвергает жалкую судьбу; Он бьется, плотью собственной томим, И на глазах становится другим.

Мамаша, приглядись к ребенку ты В нем бизнесмена явные черты: Резцы ондатры, когти как у льва И плоская драконья голова.

Ты приглядись - и вдруг захохочи; Защелкают незримые бичи, И, бешено колясочку катя, Ты прямо в бизнес привезешь дитя.

2001

Андрей Добрынин

Я хотел бы сложить свое тело Из фрагментов бесчисленных тел: Так, изящные пальцы енота Позаимствовать я бы хотел.

Я хотел бы, чтоб кисточки рысьи На ушах у меня отросли И чтоб я пошевеливал ими, Уловляя все звуки Земли.

Синевой отливающий панцирь Мне хотелось бы взять у жука И седые тяжелые ядра У бегущего вдаль ишака.

Взять у страуса важную поступь И осмысленный взор - у бобра, И у разных тропических птичек Взять по три самых ярких пера.

Взять сутулую мощь у бизона, У жирафа - недюжинный рост, А еще у того же енотаа Оттопыренный кольчатый хвост.

И расхаживать, перья топорща, На прохожих глядеть с торжеством, Ощущая себя наконец-то Гармоничным вполне существом.

2001

Андрей Добрынин

Здесь, где камень хрустел под пятой мирмидонца И гудела щитов воспаленная медь, Я тебя вспоминаю, зажмурясь на солнце, Хоть и знаю, что мы не увидимся впредь.

Здесь как жертвенник ствол шишковатого дуба От вьюнка, что прижался к суровой коре, И порой ветерок, как знакомые губы, Пробегает по телу в бесстыдной игре.

Смех в очах и беспечные темные кудри, Губы как лепестки и пушок на щеке Я такой тебя встретил в заснеженном утре И такой сохраню в этой нежной строке.

И моей ты была, и, как нимфа потока, Не давалась ты мне, между пальцев скользя. Ты порочной была и чуждалась порока, И тебе воспротивиться было нельзя.

Эта сила на радость дана - и на горе, Я осилил ее - и не смог побороть. Я вхожу в свою память, как в теплое море, Освежая души обнаженную плоть.

Ты и зла, и добра. Ты живешь как стихия, Припадая то к тем, то к другим берегам, И с любовью тебе посвящаю стихи я, Хоть и знаю, что ты равнодушна к стихам.

2001

Андрей Добрынин

Почитатели Помоны и Вертумна И всей римской старины почтенной, Надо жить нам спокойно и бездумно, Наслаждаясь гармоничностью Вселенной.