Прощальный банкет был неслыханно великолепен и послужил достойным апофеозом пребывания мистера Доррита в Лондоне. Фанни блистала молодостью и красотой, и при этом держалась так уверенно и свободно, как будто была замужем лет двадцать. Он чувствовал, что со спокойной душой может оставить ее одну на путях светской славы (не отказываясь, впрочем, от своего отеческого покровительства), и только жалел, что другая его дочь не такова хотя и отдавал должное скромным достоинствам своей любимицы.
- Душа моя. - сказал он Фанни, прощаясь, - мы ждем, что ты - кха поддержишь достоинство семьи, и - кхм - всегда сумеешь внушать должное почтение к ней. Надеюсь, ты оправдаешь наши ожидания.
- Разумеется, папа, - отвечала Фанни. - Можете положиться на меня. Передайте мой самый горячий привет милочке Эми и скажите, что я ей на днях напишу.
- Не нужно ли передать привет - кха - еще кому-нибудь? - осторожно намекнул мистер Доррит.
- Нет, благодарю вас, - сказала Фанни, перед которой сразу выросла фигура миссис Дженерал. - Очень любезно с вашей стороны, папа, но вы уж меня извините. Никому больше ничего передавать не требуется - во всяком случае, ничего такого, что вам было бы приятно передать.
Прощальный разговор отца с дочерью происходил в одной из гостиных, где, кроме них, не было никого, если не считать мистера Спарклера, покорно ожидавшего своей очереди пожать отъезжающему руку. Когда мистер Спарклер был допущен к этой заключительной церемонии, в гостиную проскользнул мистер Мердл, у которого рукава болтались точно пустые, так что можно было принять его за близнеца знаменитой мисс Биффин, - и выразил твердое намерение проводить мистера Доррита вниз. Все протесты последнего оказались напрасны, и он спустился с лестницы под почетным эскортом величайшего из людей нашего времени, чья любезность и внимание сделали эти две недели положительно незабываемыми для него (все это мистер Доррит высказал мистеру Мердлу при последнем рукопожатии). На том они простились; и мистер Доррит сел в карету, преисполненный гордости и отнюдь не недовольный тем обстоятельством, что курьер, который в это время тоже прощался, только этажом ниже, мог наблюдать его великолепные проводы.
Впечатление от этих проводов не изгладилось за всю дорогу до отеля. Выйдя из кареты с помощью курьера и полудюжины слуг, мистер Доррит неспешно и величаво направился к лестнице, и - обмер. Джон Чивери, во всей парадной амуниции, с цилиндром под мышкой, с пачкой сигар в одной руке и тросточкой с костяным набалдашником в другой, застенчиво улыбался ему из угла.
- Вот джентльмен, которого вы спрашивали, молодой человек, - сказал швейцар. - Сэр, этот молодой человек непременно хотел вас дождаться, уверяя, что вы будете ему рады.
Мистер Доррит метнул на молодого человека свирепый взгляд, проглотил слюну и сказал самым ласковым тоном:
- А-а, Юный Джон! Ведь это Юный Джон, я не ошибся?
- Он самый, сэр, - отвечал Юный Джон.
- Я - кхд - сразу узнал вас, Юный Джон! - сказал мистер Доррит. - Этот молодой человек пойдет со мной, - бросил он на ходу своей свите, - да, да, он пойдет со мной. Я с ним поговорю наверху, с Юным Джоном.
Юный Джон, сияя от удовольствия, последовал за ним. Распахнулась дверь номера. Зажглись свечи. Свита, сделав свое дело, удалилась.
- Ну-с, сэр, - грозно сказал мистер Доррит, схватив гостя за ворот, как только они остались одни. - Это что же такое значит?
Изумление и ужас, отразившиеся на лице злополучного Джона (который ожидал по меньшей мере объятий) были так велики, что мистер Доррит убрал свою руку и только продолжал испепелять его взглядом.
- Как вы посмели? - сказал мистер Доррит. - Как у вас хватило нахальства прийти ко мне? Как вы посмели оскорбить меня?
- Я вас оскорбил, сэр? - воскликнул Юный Джон. - О-о!
- Да, сэр, - отрезал мистер Доррит. - Оскорбили. Ваш приход - это дерзость, наглость, неслыханное бесстыдство. Вам здесь не место. Кто вас подослал? Какого - кха - черта вам от меня нужно?
- Я думал, сэр, - сказал Юный Джон с таким жалким и убитым видом, какого мистеру Дорриту ни у кого не приходилось наблюдать, даже в своей прежней жизни, - я думал, сэр, вы, может быть, не откажетесь в одолжение мне принять пачку...
- К дьяволу вашу пачку, сэр! - в бешенстве закричал мистер Доррит. - Я - кха - не курю!
- Простите великодушно, сэр. Раньше вы курили.
- Скажите еще слово, - заорал мистер Доррит вне себя, - и я вас прибью кочергой!
Джон Чивери попятился к двери.
- Назад, сэр! - крикнул мистер Доррит. - Назад! Сядьте! Сядьте, черт вас побери!
Джон Чивери рухнул в ближайшее к двери кресло, а мистер Доррит принялся ходить из угла в угол, сперва чуть не бегом, потом постепенно замедляя шаг. Наконец он подошел к окну и постоял немного, прижавшись к стеклу лбом. Потом круто обернулся и спросил:
- Так что же вы задумали, сэр?
- Ничего решительно, сэр. Господи помилуй! Я только хотел справиться о вашем здоровье, сэр, и узнать, здорова ли мисс Эми.
- Вам дела нет до этого, сэр.
- Знаю, что нет, сэр. Поверьте, я никогда не забываю о том, какое между нами расстояние. Но я взял на себя смелость явиться к вам, совершенно не предполагая, что вы так рассердитесь. Даю вам честное слово, сэр, - добавил Юный Джон взволнованно, - я человек маленький, но у меня есть своя гордость, и я бы ни за что не пришел, если б мог это предположить.
Мистеру Дорриту сделалось стыдно. Он снова отвернулся и приложил лоб к оконному стеклу. Когда он, спустя несколько минут, отошел от окна, в руках у него был носовой платок, которым он, видно, вытирал глаза; и он казался усталым и больным.
- Юный Джон, я сожалею, что погорячился, но есть - кха обстоятельства, о которых неприятно вспоминать, и - кхм - лучше было вам не являться ко мне.
- Я и сам теперь вижу, сэр, - отозвался Джон Чивери, - но раньше мне как-то в голову не пришло, и бог свидетель, сэр, я сделал это без умысла.
- Да, да, разумеется, - сказал мистер Доррит. - Я - кха - не сомневаюсь. Кхм. Дайте мне вашу руку, Юный Джон, дайте мне вашу руку.
Юный Джон протянул руку, но в этом движении не было души, потому что мистер Доррит спугнул ее; и ничто уже не могло согнать горестное и растерянное выражение с побледневшего лица.