Мистер Доррит, облаченный в халат и вооруженный газетой, сидел за завтраком. Курьер доложил звенящим от волнения голосом: "Мистео Мердл!" Мистер Доррит вскочил на ноги, сердце рванулось у него из груди.

- Мистер Мердл, какая - кха - честь! Не нахожу слов, чтобы выразить, как я тронут - кхм - глубоко тронут подобным - кха-кхм - вниманием. Мне хорошо известно, сэр, что вы обременены делами и что ваше время - кха ценится на вес золота. (От волнения мистеру Дорриту не удалось достаточно оттенить голосом слово "золото".) В столь ранний час уделить мне - кхм несколько минут вашего поистине бесценного времени, это - кхм - высокая честь, сэр, и поверьте, я - кхм - признателен вам до глубины души. - При мысли о том, к кому он обращается, мистер Доррит не мог сдержать почтительного трепета.

Мистер Мердл издал какое-то глухое, утробное, нечленораздельное бормотанье, после чего выговорил:

- Рад вас видеть, сэр.

- Вы очень любезны, сэр, - сказал мистер Доррит, - необычайно любезны.

Гость тем временем опустился в кресло и провел рукой по нахмуренному лбу.

- Надеюсь, вы в добром здравии, мистер Мердл?

- Я - да, более или менее - как всегда, - сказал мистер Мердл.

- Вам, верно, совсем не приходится отдыхать, сэр?

- Пожалуй. Но - да вы не думайте, ничего серьезного со мной нет.

- Небольшая диспепсия? - участливо подсказал мистер Доррит.

- Возможно. Но я - да, я, в общем, здоров, - сказал мистер Мердл.

Губы мистера Мердла запеклись темной полоской, напоминавшей след пороха после выстрела; вид его позволял предположить, что, если бы не природная медленность движения крови в жилах, его бы, вероятно, трепала сейчас лихорадка. Всеми этими признаками, а также усталым жестом, которым он проводил рукой по лбу, и были вызваны заботливые расспросы мистера Доррита.

- Миссис Мердл, - галантно заметил мистер Доррит, - в Риме, как и везде - кха - пленяет все взгляды, - кхм - царит во всех сердцах и является лучшим украшением светского общества. Когда я видел ее последний раз, она цвела как роза.

- Миссис Мердл, - сказал мистер Мердл, - пользуется славой очень красивой женщины. Она и в самом деле красива. Я это признаю.

- Не признавать этого нельзя, - сказал мистер Доррит.

Мистер Мердл пошевелил во рту языком - язык, видно, был очень тугой и неповоротливый, - потом облизнул губы, снова провел рукой по лбу и стал озираться по сторонам, главным образом норовя заглянуть под стулья.

- Впрочем, - сказал он и впервые за все время посмотрел мистеру Дорриту в глаза, но тут же перевел взгляд на пуговицы его жилета, - уж если разговор зашел о женской красоте, то нужно говорить о вашей дочери. Она удивительно хороша собой. Лицо, фигура, все в ней бесподобно. Когда они вчера приехали, я был просто поражен ее красотой.

Мистер Доррит, польщенный сверх всякой меры, не мог - кха - удержаться, чтобы не повторить мистеру Мердлу устно то, о чем уже говорил в письме: что считает союз между их семьями величайшей честью для себя. И протянул мистеру Мердлу руку. Тот внимательно поглядел на нее, подложил снизу свою ладонь, раскрытую в виде подноса или лопаточки для рыбы, подержал немного и вернул мистеру Дорриту.

- Я нарочно пораньше заехал к вам, - сказал мистер Мердл, - чтобы справиться, не могу ли я быть чем-нибудь полезен, и предложить свои услуги, а кроме того, прошу сегодня отобедать со мною, и вообще, покуда вы в Лондоне, оказывать мне эту честь всякий раз, когда у вас не окажется чего-нибудь лучшего на примете.

Мистер Доррит, слыша такие слова, просто таял от блаженства.

- Вы к нам надолго, сэр?

- В мои планы входило, - сказал мистер Доррит, - пробыть недели две, не больше.

- Это весьма короткий срок после такого долгого пути, - заметил мистер Мердл.

- Кхм. Пожалуй, - согласился мистер Доррит. - Но должен вам сказать, дорогой мистер Мердл, что, живя за границей, я настолько лучше чувствую себя - кха - во всех отношениях, что я вовсе не приезжал бы в Лондон, если бы не два обстоятельства. Во-первых - кха - та счастливая и почетная возможность, которою я - кхм - наслаждаюсь в настоящее время и которую - кха - поверьте, высоко ценю; во-вторых, забота об устройстве - кхм - точней сказать, о помещении, наиболее разумном и выгодном помещении - кха-кхм - моего капитала.

- Дорогой сэр, - сказал -мистер Мердл, снова пошевелив во рту языком, если я могу чем-либо помочь вам в этом смысле, прошу располагать мною.

Мистер Доррит запинался больше обыкновенного, готовясь коснуться щекотливого предмета, ибо у него не было уверенности насчет того, как отнесется к этому предмету его знаменитый собеседник. Захочет ли магнат, привыкший ворочать делами столь крупного масштаба, размениваться на мелочи, какими для него бесспорно является капитал или состояние отдельного лица? Любезные слова мистера Мердла рассеяли все сомнения, и мистер Доррит поспешил рассыпаться в благодарностях.

- Я, право - кха - не смел рассчитывать, - сказал он, - на столь - кхм - драгоценную привилегию, как ваш непосредственный совет и помощь. Но и независимо от этого я - кха-кхм - подобно большинству цивилизованного мира был бы, разумеется, рад следовать за победным шествием мистера Мердла.

- Мы теперь в некотором роде породнились, сэр, - сказал мистер Мердл, проявляя настойчивый интерес к узору ковра на полу, - и я готов по-родственному служить вам чем могу.

- Кха. Ваше великодушие безгранично, сэр! - воскликнул мистер Доррит. Кхм. Поистине безгранично!

- Для лица, так сказать, со стороны, - заметил мистер Мердл, - сейчас довольно трудно получить акции какого-либо солидного предприятия - я, разумеется, говорю о своих предприятиях...

- Разумеется, разумеется! - вскричал мистер Доррит тоном, исключающим предположение, что могут быть и другие солидные предприятия.

- ...иначе, как по цене, намного превышающей номинал. С порядочным хвостиком, как у нас говорят.

Мистер Доррит дал волю своему веселью.

- Ха-ха-ха! С порядочным хвостиком. Прелестно. Удивительно меткое выражение!

- Однако, - продолжал мистер Мердл, - я обычно сохраняю за собой право предоставлять в отдельных случаях известные преимущества - льготы, как некоторым угодно это называть, - рассматривая такое право как своего рода вознаграждение за мои труды и хлопоты.